его лице застыло выражение ярости.
— Ты сказал, что скоро вернешься, pendejo (прим. пер.: Pendejo (исп.) — кретин, тупица, недоумок, мудак). Твое время практически истекло.
Учитывая, через какое дерьмо я сегодня прошел, капризы этого парня не улучшают мое настроение. Искоса смотрю на него, подобный взгляд, вероятно, заставил бы кого-нибудь вроде Рика Ламфетти обделаться. И тут вспоминаю причину, по которой оставил Андреаса, почему решил вернуться к машине. Моя сумка. Мои инструменты. Моя оригинальная сумка до сих пор находится в багажнике «Камаро». У меня есть такая же, наверху, в нижней части шкафа в спальне, но в данный момент с собой у меня ничего нет. Я снова в замешательстве. Не смогу заставить Андреаса говорить, кроме как с помощью кулаков, но думаю, Андреас сможет выдержать побои. Он похож на человека, который будет молча страдать, выплевывая зубы, принимая удар за ударом, не говоря ни слова. Нет, мне необходимо придумать, что-то большее, чем кулаки, чтобы выведать у этого ублюдка местонахождение Кейда.
Предоставляю ему шанс доказать, что ошибаюсь. Чтобы сэкономить нам обоим время, энергию и избежать кровопролития.
— Где «Вдоводел», Андреас?
Андреас сжимает челюсть, насколько позволяет стул, наклоняется вперед, и сплевывает на пол.
— Ни хрена тебе не скажу, ese. Ни единого шанса, бл*дь.
Я стою и смотрю на него в течение долгого, напряженного момента. Три месяца назад, да что там, месяц назад я бы поступил в этой ситуации совершенно определенным образом. Выпустил бы кипящий во мне гнев на этого человека: дал бы волю своему безумию, чтобы получить желаемое. Пришлось бы пролить немало крови, пота и, возможно, слез — не моих, — и я либо получил нужную информацию, либо Андреас Медина был бы мертв.
Какая-то часть меня рассматривает этот вариант даже сейчас, желая сдвинуть дело с мертвой точки, но другая часть, та, которая в последнее время все чаще и чаще добивается своего, не позволит этого.
Я хотел бы сказать, что не смогу замучить Андреаса Медину до предела, потому что исправился и больше не хочу причинять людям боль. В этом есть доля правды — мне никогда не нравилось причинять вред другим. Я делаю это не ради удовольствия, и теперь стараюсь избегать такого рода действий… но в большей степени останавливаю себя из-за Слоан. Она никогда не просила меня бросить работу, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понимать, если начну кровавую бойню, это окончательно рассорит нас. Довольно неприятно. Других вариантов нет, пожимаю плечами.
— Хорошо.
Поворачиваюсь и иду к входу.
— Ты позволишь своему приятелю умереть, слюнтяй? Хулио разорвет твоего парня на мелкие кусочки, а ты собираешься уйти?
Паника в голосе Андреаса полностью подтверждает мои подозрения — Медина пытается ввести меня в заблуждение. Хулио не убьет Кейда. Или, по крайней мере, не сегодня. Ребелу уже известно, что один из его парней пропал, либо потому что Кейд не вышел на связь, либо потому что Майкл позвонил или написал ему. Наверняка он уже связался с Хулио, дав понять, что произойдет, если упадет хоть один волос с головы вице-президента «Вдоводела». Хулио не станет портить отношения с Ребелом, если только это не безвыходная ситуация, а исчезновение одного из его людей менее чем на двадцать четыре часа вряд ли можно назвать таковой. По крайней мере, надеюсь. От этого зависит жизнь Кейда.
Смотрю Медине в глаза, ехидно улыбаясь.
— Да. Я просто уйду.
И ухожу. Выхожу из комнаты, запираю дверь, иду по коридору, направляясь к подземной парковке. Мое сердце стучит с бешенной скоростью. Надеюсь, что принял правильное, мать его, решение. Если мой друг умрет мучительной смертью из-за того, что я размяк, никогда себе этого не прощу. Не смогу. Мой телефон начинает гудеть, пока жду лифт. Достаю его и резко вдыхаю, когда вижу, что это Майкл. Какого черта он звонит, если знает, что я в подвале?
— Как дела?
Двери лифта открываются, но я не вхожу. Придерживаю их носком ботинка, ожидая, ответа Майкла.
— Забудь о делах и возвращайся сюда, чувак, — говорит он.
— Зачем? Что случилось?
— Слоан, — говорит он, напряженно выдыхая ее имя. — Слоан подстрелили.
Я замираю.
— Что ты сказал?
— Слоан подстрелили, — повторяет он. — Не слетай с катушек. Она в порядке. Ее ранили в руку, но она потеряла много крови. Думаю, тебе лучше быть рядом с ней.
Слоан. Подстрелили.
— Что за ху*ня? — Неважно, что Майкл говорит, что с ней все в порядке. Не поверю, пока не увижу ее своими глазами. — Иду. Мне нужно, чтобы нас оставили наедине, — говорю я и заканчиваю звонок.
Пока еду в лифте понимаю, что не чувствую своего тела. Словно оно чужое, не могу пошевелиться. Последний раз со мной такое происходило, когда я был ребенком, и мой дядя осмелился поднять на меня руку, чувствую панику. Чистая, бездонная паника, опустошающая меня и лишающая гр*баных мыслей. Слоан. Подстрелили. Когда дохожу до двери квартиры, уже планирую, что сделаю с виновником.
Слоан подстрелили.
Бл*дь, это шокирует, на самом деле.
ЗЕТ
Засовываю ключ в замок, открываю дверь и вижу ее, она сидит на диване — диване, который раньше был белым, а теперь испещрен пятнами ярко-рубиново-красного цвета. Она истекала кровью. Залила кровью весь гр*баный диван, а я бегал по Сиэтлу, пытаясь заставить Лэйси успокоиться. Я должен был быть здесь. Должен был понять, что она ранена. Ее лицо было бледным, когда Майкл увозил ее, она была напугана, но я подумал, что это из-за ситуации, в которой мы оказались.
Я даже не допустил мысли о том, что один из выстрелов попал в цель. Молча вхожу в квартиру, чувствуя странную пульсацию в каждой частичке тела. Неторопливо и осторожно подхожу к столу в центре комнаты. Я не могу пойти прямо к ней. Не могу даже посмотреть на нее. Изо всех сил стараюсь сохранить долбаное хладнокровие, внутри меня бушует отчаяние, требующее ответа, хотя ничего хорошего из этого не выйдет. Слоан не станет лучше, если я разгромлю квартиру. Она не исцелится волшебным образом, если сломаю всю мебель, побью посуду, пробью все стены, пока костяшки пальцев не начнут кровоточить.
— Ты в порядке? — спрашиваю, бросая на нее быстрый взгляд.
Она кивает, похожая на маленького ребенка, укутанного в одеяло, в котором она спряталась.
— Это всего лишь царапина. — Она осторожно поднимает левую руку, указывая на место ранения, и морщится. — Хотя по-прежнему чертовски жжет.
Бл*дь. Не могу поверить, что в нее стреляли. Этого не должно было случиться, будь то царапина или нет. Очень жаль,
