особняка — дома Мещерякова. Всё внимание Ара сосредоточено на небольшом окне под самой крышей, где едва уловимо мерцает свет, вырисовывая уже знакомый мне силуэт парня. От осознания, что там, за стеклом, стоит Савицкий, у меня учащается дыхание. Даже так, на расстоянии, я ощущаю бешеное напряжение между парнями, а потом улавливаю на губах Турчина зловещую улыбку. Уже в следующее мгновение музыка становится в разы громче. Из динамиков вместо привычного транса начинает сочиться рэп десятилетней давности. Картавый парень на всю округу начитывает что-то про холод и треснутый лёд, про разбитые мечты и разрушенную жизнь. Адские звуки подхватываются недовольным визгом полуголых девиц и свистом парней. Гости Турчина совершенно точно не привыкли слушать подобное, но Ару всё равно. Он не замечает окружающей его суеты, не чувствует, как Ника дёргает его за рукав сорочки и о чём-то отчаянно просит. И даже тогда, когда сестра, психанув, убегает в дом, Арик продолжает монотонно смотреть на Савицкого и улыбаться.
Не знаю, на какую реакцию Геры он рассчитывает, но чувствую, как невидимая пока буря набирает пугающие обороты.
Всё происходит в одно мгновение. Грохот, дикие вопли, звон разбитого стекла, летящего на брусчатку с третьего этажа. Следом на землю летит что-то более тяжёлое, потом — ещё и ещё. Музыка смолкает, а пьяный смех друзей Арика шальным эхом сотрясает воздух.
Цепляясь дрожащими пальцами за корявый ствол, пытаюсь понять, что же произошло, но мне не хватает высоты. Совсем немного. Буквально полметра. Позабыв о безопасности, пытаюсь заползти повыше, но ноги соскальзывают с изогнутой ветки. С предательским грохотом я лечу вниз, перетягивая одеяло всеобщего внимания на себя.
Тело ломит от боли, моментально сработавшая автосигнализация парализует сознание. Разносясь по посёлку громогласной сиреной, она и вовсе не оставляет мне шансов выйти сухой из воды.
Страх… Он окутывает меня болью и пустотой. Где-то на подкорке сознания бьётся мысль, что это конец. Я боюсь пошевелиться. Меня колотит от одного лишь предположения, что я по глупости переломала себе не только кости, но и всю жизнь…
Рваными неловкими движениями скидываю с себя ветки и по-детски радуюсь, что ощущаю своё тело. Оно хоть и ноет от столкновения с грудой дорогущего металла, но все ещё слушается меня.
Пытаюсь встать. С этим сложнее… Крыша автомобиля, совершенно точно не рассчитанная на мой вес, изрядно прогнулась, а выползти из стального гамака, когда вместо мышц сплошной синяк, тот ещё квест.
Впрочем, уже через мгновение мне помогают. Хотя назвать ЭТО помощью может разве что напрочь отмороженный человек. Меня, как мешок с картошкой, весьма грубо тянут за ноги, с силой стаскивая по лобовому стеклу сначала на капот, а после — на холодную брусчатку. Я снова ударяюсь. Мне больно, до щемящей в горле безнадёги и застрявших там же слёз. Они не дают даже взвыть, судорогой сводя голосовые связки.
Содранные в кровь колени горят огнём, тонкие запястья едва удерживают мой вес. Пока я корчусь на вычищенной к приезду гостей парковке, прихвостни Турчина гурьбой вываливаются из дома и окружают меня плотным кольцом. Перед глазами одна за другой сменяются пары дорогой обуви, а в голове путаются незнакомые голоса.
— Это ещё кто такая?
— Походу, малолетняя сталкерша Турчина!
— Арик, а у тебя тут школьницы с деревьев падают!
— Дьявол! Вот это вмятина!
— Смотри, Лёха! И лобовое пошло трещиной!
— У-у-у, да малышка попала на бешеные бабки!
Парни, те, что стоят левее, жадно спорят, прикидывая нанесённый мной ущерб. От сумм, которые они озвучивают, меня начинает подташнивать. Отворачиваюсь от парней. И снова ноги, теперь — женские, в роскошных туфлях. Их обладательницы тоже нашли для себя увлекательную тему для разговора: их интересует возраст тополя, с которого я свалилась, и из какого сундука я достала свою юбку — немодную, дешёвую, которой впору мыть пол на кухне… И ни одна тварь не поможет подняться. Никто не спросит, нужна ли мне помощь! Всем плевать, что я до смерти напугана!
Но что такое настоящий страх, я понимаю спустя несколько минут, когда перед моим носом замирает очередная пара фирменных кроссовок. И мне даже не нужно поднимать голову, чтобы понять, кому она принадлежит. Турчин хватает меня за шиворот, как безродного котёнка, и, не давая осмотреться, тащит в дом. Сопротивляться бессмысленно: силы изначально неравны. Звать на помощь бесполезно: знаю, что никто не придёт. На автопилоте переставляю ноги, чтобы поспеть за Аром, спотыкаюсь, мычу что-то нечленораздельное и снова плачу. А когда в нос ударяет едкий запах табачного дыма, падаю, на сей раз — в мягкое кресло, обитое тонкой кожей.
Пытаюсь осмотреться. Хочу понять, куда Турчин меня приволок, но ничего не вижу, кроме клубов дыма и его рожи, застывшей напротив меня на расстоянии полушага.
— Прости! — бормочу пересохшими губами. Плевать на гордость! Мне нужен врач или хотя бы глоток свежего воздуха.
— Простить?! Тебя?! — Брови Турчина сходятся на переносице, а его руки — на моих плечах. — Ты угробила раритетную тачку, дрянь, и предлагаешь тебя простить?!
— Отчим возместит ущерб.
Затравленным зверем вжимаюсь в кресло. Я и сама не верю своим словам, но, когда стоишь на краю пропасти — хватаешься за воздух.
— Вадим?! Возместит?! Не смеши! — Грубые пальцы Ара впиваются в кожу, как лыжные палки в снег. — Он и копейки за тебя не даст!
Не понимаю, от чего сильнее выворачивает наизнанку— от чужих рук на моём покалеченном теле или от чёртовой правды, розгами рассекающей душу.
Хотя нет, знаю! Больше всего меня бесит взгляд Ара, скользящий по моему телу, — плотоядный, циничный, с нотками безумия.
— Какого дьявола тебя понесло на дерево?! — шипит Турчин и, ослабив хватку, одной рукой поддевает меня за подбородок, вынуждая смотреть на его перекошенное от злобы лицо.
— Отпусти меня, — шмыгаю носом. — У тебя наверняка есть страховка!
— А у тебя — сутки, чтобы найти бабки.
Стискиваю челюсть до зубовного скрежета. Турчин знает, что за моей душой нет ни гроша! И пока я мысленно прикидываю, как буду вымаливать у отчима помощь, Ар довольно улыбается и, чуть выше подняв мой подбородок, выдыхает прямо в губы:
— А вообще, мы можем договориться, Та-ся!
Его шёпот, пропитанный запахом пива и чипсов, волной паники проносится по телу.
— Крыша, лобовое, сорванная вечеринка, моя репутация…
Арик медленно перечисляет мои «заслуги», смакуя каждое слово на своём поганом языке.
— А ведь ты, Тася, могла просто прийти. Я
