Надо, надо делать ноги делать отсюда. Надо возвращаться к своим.
— Пойдем?
Марфа снова безучастно кивнула, и Роман взял ее сумку. Его, собранная, уже стояла у входной двери. Там же замерла и Марфа. Медленно потянула с плеч рюкзачок, достала оттуда ключи — и положила их на тумбочку. А Роман вдруг перехватил ее руку.
Кольцо никак не хотело слезать с пальца, Марфа сдавленно охнула, когда он дернул сильнее.
— Прости! — выдохнул Рома. Сделал несколько медленных вдохов и выдохов. Терпение, ему нужно еще немного терпения. Он медленно повернул кольцо в одну сторону, потом в другую. И оно, наконец, поддалось. На пальце остался тонкий розовой след. Ничего, пройдет.
Он опустил кольцо на тумбочку рядом с ключами, наверное, излишне резко. Оно звякнуло, Марфа вздрогнула. А Роман взял ее за руку, крепко переплел пальцы.
— Пойдем.
***
На самолет они успели впритык — таможня мюнхенского аэропорта имени Штрауса работала как-то не по-немецки нечетко. Или Роме это с нервотрепки так показалось. Но они успели. И только в самолете Роман смог, наконец, выдохнуть.
Давайте уже взлетать, ребята.
По салону шла симпатичная стюардесса, проверяя перед взлетом, пристегнуты ли пассажиры и подняты ли столики. Ромка едва удержал фразу «Водочки нам принесите, мы домой летим». Но, наверное, шутка не будет понята правильно. Молчание между ним и Марфой понемногу начинало угнетать. Ну, ничего, ничего. Давайте взлетим. Давайте сядем. А там можно водочки. И поговорить.
Где-то на середине перелета Марфа уснула. Ромка стянул джемпер, свернул его и положил себе на плечо. А потом аккуратно прислонил голову Марфы на этот джемпер. Она что-то сонно пробормотала, но не проснулась. А Рома позволил себе кратко коснуться ее волос. И убрал руку.
Спи, Мрыся. Мы домой возвращаемся. Все плохое позади. Теперь все будет хорошо.
В этот момент Роман даже не догадывался, насколько сильно он ошибается.
***
Марфа нашла в себе силы сразу же после прохождения таможенного контроля написать матери. А потом, шагая за Ромой по залу прилета, ответить на ее телефонный звонок.
— Привет, мам. Да, прилетела. Соскучилась просто. Завтра, мамуль, на дворе ночь уже. А завтра я приеду. Обещаю. И я тебя. Целую.
Шедший рядом Роман покосился, но ничего не сказал. Да и о чем им теперь говорить? После всего, что они… натворили?
***
— Давай, я помогу донести до квартиры сумку?
— Она легкая.
— И все-таки…
— Езжай домой, Рома. Уже очень поздно.
На улице и правда уже глубокая ночь. И они устали оба. О том, в каком состоянии находится Марфы, даже думать страшно. Ее бы сейчас в горячую ванну, потом влить в нее пару бокалов вина, укутать в одеяло и гладить по голове. Только кто ж ему это позволит.
— Хорошо, — и кивнул коротко. А потом обнял. И пофиг, что она дернулась от его прикосновения. Что замерла и даже не думала обнять в ответ — хотя так жарко обнимала его и руками и ногами меньше суток назад. Рома убеждал себя, что это ничего не значит, что пофиг и что ему не больно. Главное, что Марфа здесь, в Москве. А сам Рома сделает все, что от него зависит, чтобы оформить ее развод как можно быстрее. — Отдыхай. Завтра позвоню.
Она уходила к подъезду так быстро, будто убегала.
И это тоже пофиг.
***
— Папа! — Марфа пискнула и завозилась. — Папа, ты меня так придушишь!
— Немного придушить тебя в педагогических целях будет нелишним, — а потом Тихон Тихий напоследок крепче сжал руки — и ослабил их, но не разжал. Погладил дочь по голове. — Ты хоть представляешь, как мы по тебе скучали?
Марфа готовилась весь день к визиту в отчий дом. Пыталась, по крайней мере. А теперь вот стало ясно, что вся ее подготовка — псу под хвост. И ничего не стоит. Потому что от этого отцовского вопроса она просто взяла — и разрыдалась.
Отцова рука на ее голове замерла. А потом послышался его растерянный голос.
— Так, я ни хрена не понимаю…
Марфа продолжала рыдать, когда она из отцовых рук перекочевала в руки мамы.
— Марфуша, девочка моя, что случилось?
Марфа думала о том, как сказать родителям о причине своего возвращения. Ничего путного не придумала. А теперь и вовсе…
— Тиша, выйди, нам надо посекретничать, — услышала Марфа голос матери.
— Нет, мама, не надо, — Марфа шмыгнула носом и вытерла щеку о мамино плечо. — То, что я хочу сказать… мне надо вам сказать обоим. Я… я приехала, потому что ушла от Клауса. Мы разводимся.
Раздался свистящий выдох отца.
— Если он тебя хоть пальцем… В землю урою…
***
— Нет, папа, нет! — Марфа даже оторвалась от маминого плеча — и тут же снова в него спряталась. На такое напряженное, с совершенно бешенными глазами лицо отца она смотреть на могла. — Нет, папа, Клаус меня ничем не обидел, правда!
— Да? А что тогда…
— Тиша, иди, завари чай!
— Да чего его заваривать? — пробурчал отец. — Заварен пятнадцать лет назад и разлит в тару по ноль пять.
— Иди уже!
Негромко щелкнула, закрываясь, дверь. Марфу мягко повлекли к дивану.
— Ну, хорошая моя, что случилось?
Мамины руки гладили по голове. Марфа старательно дышала носом, пытаясь успокоиться. Как же все нелепо вышло. Не так она планировала… Хотя она вообще этого не планировала.
— Просто я совершила ошибку, мама. Я ошиблась, когда вышла замуж за Клауса, понимаешь?
— Понимаю. Ошибка. Ничего страшного.
— Ничего страшного? — всхлипнула Марфа. — Ничего страшного?! Мама, мне уже тридцать лет! Я, как малолетняя дурочка, сначала выскакиваю замуж, а спустя несколько месяцев сбегаю от мужа, пождав хвост! И это — ничего страшного!
— Абсолютно, — материнские губы прижались к виску. — Марфут, ошибка — это всего лишь метод познания жизни. Тебе не уже тридцать, а всего тридцать. Я гораздо старше, и ты думаешь, я не совершаю ошибок?
Нет, мама, таких ошибок ты не совершаешь. Вряд ли ты когда-то изменяла своему мужу. Я в этом уверена. Уверена в тебе и в папе. И в кого я такая… идиотка?!
— Я чувствую себя просто дурой, мама… — обреченно выдохнула Марфа. — Такой дурой….Я столько глупостей натворила… страшных глупостей…
— Глупость — это понимать, что ты совершаешь ошибку, и ничего не делать для ее исправления.
— Мам, ты не понимаешь. Не все ошибки можно исправить.
— Просто есть ошибки, для исправления которых может не хватить длины жизни. Вот и все.
Вот и все. Как у тебя все просто, мама.
Но почему-то стало легче. И мама это почувствовала.
— Марфуш, может, ты у нас какое-то время поживешь? Чтобы тебе не быть одной?
Марфа даже улыбнулась. Родители неисправимы. И считают, что их дом — лучший в мире для их детей. Наверное, это так и есть. Хорошо, что в мире есть место, где тебе всегда рады и тебя всегда примут. Но Марфа чувствовала, что со всем дерьмом, которое она наворотила в своей жизни, ей надо справляться самой. Одной.
— Спасибо, мамуль, но я лучше у себя. Правда. Не обижайся, но…
— И не думаю обижаться. Ты просто помни, что в этом доме тебя всегда примут.
— Я помню, — Марфа улыбнулась маме в плечо.
— Что делать планируешь?
— Не знаю, — Марфа вздохнула и села ровно. — Приду в себе после приезда — и возьмусь за поиски работы.
— Папа будет рад взять тебя к себе.
— Ой, нет! — Марфа даже рассмеялась. — В том смысле, что я ценю, но лучше как-то сама.
— Сама, все сама, — вздохнула мама. — Ладно. Но помни, что если что…
— Я помню, мама.
— Хорошо. А с разводом как? Там же какие-то сложности, наверное, раз он гражданин другой страны.
— Рома обещал помочь.
Марфа даже зажмурилась. Зачем она это сказала?! Зачем родителям знать, что Рома может иметь какое-то отношение ко всему этому?!
— Рома обещал помочь? Замечательно. Хорошо, что у нас есть Рома.
То, что у нас есть Рома, мама, это полный пиздец.
