когда я опустила голову на руки.
— Лучшая в мире тайна, — пробормотала я про себя, повторяя слова, которые он сказал мне в машине. — Кто он? — Я подняла глаза. — Кто тот сын Руссо, за которого я должна была выйти замуж?
Святой наклонил голову, и темнота, окружавшая его, стала вулканическим обсидианом.
— Я.
Сердце заколотилось, и я забыла, как дышать: тело онемело, а в голове царила черная пустота. Кровь в моих венах похолодела, по позвоночнику пополз лед, пронзая нутро. Сэйнт стоял прямо, и вид у него был еще более мощный, еще более безжалостный, чем две секунды назад. Он застегнул пуговицы своего пиджака.
— Меня зовут Марчелло Сэйнт Руссо. А ты, дорогая Мила, моя будущая жена.
(1) Заклание — ритуальное жертвоприношение (принесение в жертву) животного и даже человека.
СВЯТОЙ
Момент оказался даже лучше, чем я ожидал. Она была у меня уже более двадцати четырех часов, и я столько раз сгорал от желания обрушить на нее эту бомбу. Особенно когда я запустил руку в ее платье, чувствуя, как ее грудь идеально ложится в мою ладонь, касаясь того, что скоро станет моим. Чем дольше она была так близко, тем сильнее я ее желал. И чем больше она сопротивлялась, тем сильнее я представлял, каково это будет, когда она наконец встанет на колени, умоляя меня дать ей то, в чем она отказывала себе все это время.
Ее красивые зеленые глаза расширились, шок на ее лице стал смертельно бледным. Я бы соврал, если бы сказал, что это не вызвало у меня дрожь по позвоночнику и не разбилось о головку моего члена, который уже пульсировал, как ублюдок. Одного вида ее страха, ее неуверенности было достаточно, чтобы я впал в неистовство от цепей, плетей и криков удовольствия.
Дикие локоны зашевелились, когда она покачала головой.
— Я не выйду за тебя замуж.
Забавляясь, я вскинул бровь.
— У тебя нет выбора.
— Ты не можешь заставить меня, — прорычала она, ее взгляд был подобен отравленным стрелам, нацеленным прямо в мое черное сердце.
— Как ты думаешь, почему ты здесь, Мила? Почему, по-твоему, я так старался найти тебя?
— Почему? — Эти красивые зеленые глаза сузились. — Чего ты на самом деле хочешь, Святой?
Я сжал руки перед грудью, чувствуя, как ткань воротника царапает шею.
— С чего ты взяла, что я хочу чего-то еще, кроме невесты, которая мне причитается?
Она встала, ее поведение было таким же вызывающим, как и дерзкий блеск в глазах.
— Я знаю таких мужчин, как ты. Ты не делаешь ничего, чего не хочешь, и ты не можешь стоять здесь и говорить, что такой мужчина, как ты, действительно хочет жениться на такой женщине, как я.
Я нахмурился.
— На такой женщине, как ты?
— Посмотри на меня. — Она помахала руками перед своим лицом. — Я не в твоем вкусе, и ты это знаешь.
Заинтригованный, я откинулся на спинку стула.
— А кто именно по твоему мнению в моем вкусе?
Было видно, что смелость на мгновение покинула ее, а бледные щеки приобрели неожиданный розовый оттенок.
— Ты… это ты, а я… — Она опустила взгляд на свое тело. — Я… это я.
Я предпочел не отвечать. Было забавно наблюдать, как она корчится, как ее маленький мозг работает на пределе возможностей, отчаянно пытаясь собрать головоломку воедино. Она снова посмотрела на меня.
— Это еще не все, не так ли?
— А разве не всегда так? — Я подошел к приставному столику, налил бурбон в два хрустальных бокала и протянул один ей. Сначала она покачала головой, но я бросил на нее знающий взгляд, и она неохотно взяла бокал из моих рук. Если глаза действительно являются окнами в душу человека, то ее глаза были чертовски испуганными.
— Твой настоящий отец умер чуть больше года назад.
На какую-то мимолетную секунду боль проступила на каждом контуре ее безупречного лица. Конечно, она не могла чувствовать горя. Она не знала этого человека. Но его смерть означала, что вместе с ним умерла часть истории и ее жизни — часть, которую она никогда не откроет, что бы ни случилось в дальнейшем.
Я сделал глоток гладкого, насыщенного бурбона, несколько секунд смакуя его на языке.
— За несколько месяцев до смерти твоего отца он был вынужден продать часть акций своей компании.
— Почему?
— Это неважно. Важно то, что именно я купил эти акции. Тридцать девять процентов, если быть точным.
— Я не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь и какое отношение это имеет к нашей свадьбе.
Я поставил бокал на стол и скрестил руки, понимая, что мы подошли к тому моменту, когда этот разговор может пойти в любую сторону.
— Твой брат…
— Подожди, — перебила она. — У меня есть брат?
— Младший брат.
Она смотрела мимо меня, уставившись в пространство, пока все это осмысливала.
— Кто… как его зовут? Сколько ему лет?
Я нахмурился, не желая давать ей слишком много информации. Это был не чертов урок по семейному древу. Речь шла о том, чтобы получить то, что я хочу. Но было вполне логично, что она хотела узнать больше о брате, которого никогда не знала.
— Его зовут Рафаэль. Ему двадцать лет. Через несколько недель ему исполнится двадцать один.
Мила молчала, опустила голову и уставилась в пол.
Я крепко сжал руки.
— Это очень тяжело, я знаю. — На несколько секунд я позволил бессердечному ублюдку в себе сделать шаг назад и дать ей немного времени, чтобы все улеглось. Я мог только представить, насколько все это сбивает ее с толку, но даже капелька сострадания не могла помешать мне добиваться своей конечной цели. К моему удивлению, она подняла голову и посмотрела прямо на меня, без малейшего следа грусти и с полным отсутствием эмоций.
— Что еще?
Я ухмыльнулся.
— Ты жесткая, не так ли?
— Что. Еще?
Я глубоко вдохнул, с каждой секундой все больше интересуясь этой женщиной.
— Твой брат получит свои сорок шесть процентов акций, оставленных ему по завещанию твоего отца, когда ему исполнится двадцать один год.
Она пожала плечами.
— Логично. Я все еще не понимаю, какое отношение все это имеет к нашей свадьбе.
— Похоже, в завещании твоего отца есть небольшая лазейка.
— Какая лазейка?
Я сделал еще один глоток бурбона и дал ему отлежаться на языке, смакуя гладкий вкус, прежде чем проглотить.
— Есть еще один бенефициар (2), который наследует десять процентов акций компании.
Ее глаза сузились от любопытства.
— Кто этот бенефициар?
Невозможно было не
