— Значит, это и есть твоя очаровательная девочка Ирочка?
— Угу, — кивнул он, не поднимая головы от бумаг.
— Что ж ты не говорил, что она такая хорошенькая?
— А ты не спрашивала.
Она прошла через весь кабинет, села, положила локти на стол и подперла лицо ладонями. Потом проговорила, глядя на Суханова в упор:
— Что-то перестает мне все это нравиться…
Борис наконец просмотрел последний лист в папке и отложил ее в сторону.
— Ну для начала — здравствуй, что ли? — в глазах его запрыгали такие знакомые и родные искорки. — А правда, симпатичная девица, да? Одни волосы роскошные чего стоят!
Он явно шутил, подсмеивался над ней, дразнил. И Поля ответила в тон, совершенно спокойно:
— Да так, ничего особенного. А волосы, кстати, самые обычные, намазанные пенкой и высушенные феном…
Потом они пришли к совместному выводу, что нехорошо трепать имя ни в чем не повинной Ирочки, и поцеловались нежно и обещающе прямо в кабинете… Это было еще весной. Да, точно, в апреле, потому что в мае вышла наконец Ирочкина статья. Сама Ларская, естественно, с горизонта исчезла. И скоро исчезли радость и теплота из их отношений. Вполне возможно, что журналистка была тут вовсе ни при чем, но все же…
Поля выключила проигрыватель, не дослушав финал, взъерошила пальцами подсыхающие уже волосы и торопливо достала с полки свою косметичку. Она чувствовала, что ей необходимо поговорить с Борей немедленно, прямо сейчас. Потому что можно сколько угодно делать вид, что ничего не происходит, сколько угодно говорить себе: «Все хорошо, все прекрасно!» — но на самом-то деле прекрасно от этого не станет?! И проблема, как больной зуб, который нужно удалять, не исчезнет сама собой. Появилась ли в жизни Суханова женщина, охладел ли он к ней, Поле, по какой-то другой причине, но выяснить это нужно сейчас. Выяснить и расставить все точки над «i».
Она надела легкое кремовое платье с открытыми плечами, которое так нравилось Борису, смочила запястья его любимыми духами, даже волосы подобрала наверх, потому что он говорил, что у нее красивая шея. Полей руководила чисто женская и ничуть не кажущаяся ей постыдной практичность: если уж я иду беседовать с мужем о возможной сопернице, то пусть он прямо сейчас, прямо во время разговора видит, что я в сто, нет, в тысячу раз лучше любой другой женщины, которая может встретиться на его пути.
Впрочем, с чего начать разговор на столь щекотливую тему, она себе толком не представляла. И больше всего боялась, что Борис просто отшутится, просто посмеется над ней и ловко свернет беседу. А начни настаивать — удивится, наверное. Ведь вчера, в день его рождения, отношения между ними внешне выглядели просто прекрасными. Ничего еще толком Поля не знала, поэтому в прохладный и светлый коридор офиса вошла с гулко колотящимся сердцем и дрожащими коленками.
В приемной сидела секретарша Рита и набирала на компьютере какой-то текст. Рядом с принтером уже лежала стопка свежеотпечатанных листов.
— Здравствуйте, — Рита подняла на нее глаза и поправила очки в модной роговой оправе, — а Бориса Викторовича нет. Он вышел и будет, наверное, уже минут через десять. Но вы, конечно, можете подождать там, внутри… Приготовить кофе?
— Нет, спасибо, — Поля отрицательно мотнула головой и, повернув круглую ручку, вошла в кабинет.
Суханов всегда, еще в период «жениховства», поражал ее своей почти маниакальной аккуратностью: рубашки — не просто белые, а белоснежные, щеки тщательно выбриты, в комнате — все вещи на своих местах. Вот и сейчас на его рабочем столе не было ничего лишнего: подставка для ручек, деловой календарь, несколько листов чистой бумаги. В одном он допустил оплошность: летний ветер, врывающийся в комнату сквозь единственное открытое окно, трепал эти листочки почем зря. Поля, улыбнувшись, закрыла створку, подошла к зеркалу, придирчиво осмотрела свою прическу и села за стол на директорское место. Листок календаря с сегодняшней датой был густо испещрен мелким и четким Бориным почерком. Она недовольно нахмурилась: перспектива его сегодняшнего позднего возвращения совсем не прельщала. Если разговор закончится хорошо и Суханов сумеет ее успокоить, развеяв глупые сомнения, то было бы совсем неплохо поужинать вместе в каком-нибудь ресторане, а потом вместе отправиться домой… Впрочем, наверняка какие-то встречи можно перенести, какие-то отменить. Близоруко прищурившись, она всмотрелась в страничку и вдруг почувствовала, как горло сжимает мучительно и жарко. Сразу после пометки о встрече с директором детской школы искусств по поводу спонсорской помощи в календаре значилось: «Ирочка Л. Позвонить после 18.00»…
Это была Ирочка Ларская! Конечно, кто же еще! Ее он называл так небрежно и ласково «Ирочка», ее волосами, ее внешностью восхищался, а она, дура несчастная, поддакивала, наивно полагая, что все это шуточки! Шуточки! Удобно было под видом шуточек беседовать с женой о любовнице, удобно приводить Ларскую в свой кабинет… Надо же, пропала она после статьи! Не пропала, а просто перешла на нелегальное положение, чтобы не маячить на горизонте слишком уж откровенно и не возбуждать подозрений супруги. (Дура-то — дура, а вдруг все же догадается?) Интересно, где они занимались любовью: прямо здесь, на кожаном диване, или у нее дома? А может, у Борьки есть для этого специальная квартира? Надо же, девочка-журналисточка, кудрявые волосы, наивные глаза… Но Борька, Борька!..
Поле казалось, что и горло ее, и грудь сейчас просто разорвутся от боли, глаза пекло невыносимо, но слез не было. Ей не хотелось верить в то, что все оказалось так отвратительно и банально, что Борька мог… Вот, выходит, до какой степени она перестала для него что-то значить, вот какая стена выросла за это время между ними. А она, идиотка, вырядилась в «любимое платье мужа», волосы подобрала, надеялась поразить до глубины души…
Поля поднялась из-за стола, чувствуя, что все плывет перед глазами, поправила календарь и быстро вышла из кабинета, не найдя в себе сил сказать Рите «до свидания»…
* * *
— Оставь меня, пожалуйста, или мы с тобой поссоримся. А ссориться мне сейчас совсем не хочется, я для этого слишком устала, — Надя повесила кухонное полотенце на крючок и повернулась. Олег по-прежнему стоял в дверях, скрестив руки на груди. Взгляд его был злым и тяжелым.
— Ах, скажите, пожалуйста, оставьте ее! Какая королева выискалась!.. Ты же знаешь, что я не переношу, когда ты вот так высокомерно закатываешь глаза. Зачем ты это делаешь? — он нервно и болезненно искривил губы. — Специально позлить меня хочешь?
— Нет, — она пожала плечами, — если хочешь, я вообще отвернусь, и ты не будешь видеть ни моих высокомерных глаз, ни моего злобного лица. Так, кажется, ты выразился во время нашей вчерашней «милой» беседы?
