Конечно, когда около пяти утра приехала из Квинса[42] ее сестра Кенди, Хелен опять расклеилась, но в этом уже не было ничего удивительно. Особенно если учесть, что Ивонн всю ночь крутилась вокруг, несмотря на мои усилия как–то ее нейтрализовать. Ивонн то уговаривала меня написать цикл статей о том, как справляться с подобными ситуациями, то хватала Хелен и начинала причитать «Мы все так его любили». Никакой пользы от нее не было, скорее наоборот. Наконец я придумала, как убить сразу нескольких зайцев: попросила Ивонн сходить в круглосуточную аптеку купить валерьянки и чего–нибудь еще успокоительного по ее выбору (коробочка для лекарств в ее собственной сумке от Прады оказалась прискорбно пуста). Можно было подумать, что это Эйзенхауэр[43] предложил ей взять на себя командование на Омаха–Бич[44]. Продемонстрировав устрашающее рвение, она перед уходом не меньше восьми раз облобызала каждую из нас и наконец умчалась исполнять возложенную на нее миссию.
Не успела дверь за ней как следует закрыться, как Хелен спросила:
– Как ты думаешь, что на самом деле случилось с моим Тедди?
Вопрос ошеломил меня, как и ее холодный, отрывистый тон. Было в ее голосе что–то такое, что заставило меня поежиться. Так как до этого мне никогда не приходилось общаться с человеком, на которого свалилось бы такое несчастье, я решила, что должна ответить на вопрос. Но насколько искренной я хочу быть?
– Я не знаю, – ответила я нам обеим.
– Кто бы это ни сделал, пусть он сгорит в аду, – тем же ровным тоном произнесла она, а я почувствовала в животе неприятный холодок. Неуверенно кивнув, я получила в ответ напряженную полуулыбку. Холодок превратился в ледяную глыбу, и я поняла – Хелен что–то знает.
На какое–то мгновение я даже пожалела, что Ивонн ушла. Я была сбита с толку, мне нужен был кто–то третий, чтобы восстановить равновесие. Для собственного спокойствия я попыталась было сменить тему, но потом подумала, что если действительно собираюсь раскрыть это преступление, не могу отступить в первой же щекотливой ситуации. В то же время я не могла тут же превратиться в Филипа Марло[45], поэтому решила применить излюбленный прием, который так оживляет споры с бой–френдами – поменяться ролями.
– А как ты думаешь, Хелен, что произошло?
Подбородок Хелен мгновенно окаменел, выражение лица стало куда более холодным. Я заставила себя встретить ее взгляд и не начать извиняться, как я обычно делаю даже в тех случаях, когда не считаю себя виноватой, но хочу поскорее проскочить неприятный момент. Если она чувствует себя оскорбленной, то пусть объяснит, почему.
– Я думаю, что моя жизнь кончена, – наконец ответила она, слегка смягчившись.
Дорогая Молли, как мне жить дальше, когда я лишилась самого важного, что было в моей жизни?
Этот вопрос, в разных вариациях, мне задавали гораздо чаще, чем вы можете себе представить, зная, что наш журнал ориентирован в основном на молодежь и моим двадцатилетним читателям предстоит пережить еще немало ударов в челюсть, прежде чем им понадобятся зубные протезы.
– Нет, это не так, – как можно мягче сказала я. – Будет нелегко, но ты справишься.
– Вопрос в том, хочу ли я? – ее тон не стал теплее, но по лицу потекли слезы. Я не могла определить, это слезы сожаления или гнева, даже когда она продолжила. – Я не могу передать, каково это, так горько сожалеть…
– Сожалеть о чем?
Несколько очень долгих мгновений она смотрела на меня тяжелым взглядом, как будто взвешивая про себя какие–то за и против. Я почти уверена, что она уже собиралась заговорить, когда телефонный звонок заставил нас обеих подскочить. Я ответила, но Хелен резко выхватила трубку, желая положить конец нашей беседе. Звонил Чарли, брат Тедди, из Миннеаполиса. Хелен начала бегло пересказывать ему факты в том виде, в каком они ей были известны, и я отступила.
Я отправилась на кухню выпить воды. На самом деле мне ужасно хотелось есть и пить, и я бы с удовольствием проверила, какой сорт мороженого предпочитает Хелен или, еще лучше, какую марку вина Тедди держит в холодильнике, но хорошее воспитание не позволяло мне вести себя по–свински. Это все равно что набрасываться на еду, когда поминки еще не начались. Я все–таки открыла холодильник в надежде найти бутылку воды и застыла, уставившись на пакет из «Коста–дель–Соль». Значит, Хелен действительно заказывала там обед. По крайней мере эта часть ее алиби подтверждалась.
Слово «алиби» заставило меня почувствовать себя виноватой. Интуитивно я была убеждена, что Хелен не имеет никакого отношения к убийству, и тем не менее, вот она я, украдкой роюсь в чужом холодильнике. Заказала она обед на одного или на двоих? Пластиковый пакет зашелестел, как парус на ветру. Я прислушалась, продолжает ли Хелен говорить по телефону. В пакете стояли две коробочки из фольги. Я приоткрыла верхнюю: недоеденные говяжьи медальоны в соусе из мадеры и несколько ломтиков овощей. Затаив дыхание – мне показалось, что Хелен вдруг замолчала – я приподняла верхнюю коробку и вздохнула с облегчением, когда услышала, как она вновь зарыдала в телефон.
Вторая коробка была нетронутой. Паэлья, очень симпатично выглядевшая для предназначенной на вынос еды. Итак, женщина, которая не в состоянии доесть одно блюдо, не станет заказывать два. А покупать за день вперед блюдо с морепродуктами может только любитель острых ощущений в виде расстройства желудка. Выходит, Хелен позаботилась об обеде для Тедди в надежде, что муж придет достаточно рано, чтобы его съесть. Она верила, что он вернется домой. О чем бы она ни жалела, она не сдалась окончательно. Хелен что–то знает, но она его не убивала.
Ивонн вернулась, когда Хелен заканчивала разговор с Чарли, а вскоре прибыла и Кенди. Стало ясно, что желание Хелен пооткровенничать уже не вернется. У Кенди четверо детей в возрасте до девяти лет, она из тех энергичных женщин, которые всегда пахнут печеным тестом, на всякий случай носят в сумочке английские булавки и по–матерински опекают всех подряд. Именно в этом Хелен сейчас нуждалась больше всего, так что для нас с Ивонн настало самое подходящее время, чтобы пойти домой.
Я пообещала Хелен встретиться с ней в десять утра в полицейском участке и помочь ей пройти через процедуру опознания. Кенди не стала вмешиваться и уверять, будто в моем присутствии нет необходимости и с этой минуты она все берет в свои руки, поэтому мы договорились, что я буду ждать их обеих в участке. Ивонн, видимо, ждала, что Хелен попросит прийти и ее, но Хелен только обняла нас обеих и поблагодарила за то, что мы помогли ей пережить самую ужасную ночь в ее жизни. Я несколько растерялась, а Ивонн, похоже, рассердилась, потому что она бросила пакет с покупками на кофейный столик и быстро потащила меня к лифту.
