— Фейт, почему вы не дали той женщине бесплатный пакет?
Началось!
— М-м-м, я забыла.
— Забыли?
— Да. Прошу прощения.
Она делает попытку поднять брови. Они поднимаются — на полмиллиметра.
— Вы просите прощения?
Боже! Можно подумать, что я нанесла ущерб безопасности страны, а не просто забыла дать этот дурацкий бесплатный пакет.
— Да. Этого больше не повторится.
— И сделайте что-нибудь с лицом. Вы выглядите просто отвратительно.
Кто бы говорил! Но, взглянув на себя в зеркале, я понимаю, что в ее словах есть доля правды. Оно такое же помятое, как и эти чертовы пакеты.
— Извините. Сейчас нанесу оттеночную пудру. Это все из-за того, что я почти не спала сегодня.
Она делает неопределенный жест, махнув в воздухе тональным кремом цвета загара.
— Фейт, меня совершенно не интересует ваша сексуальная жизнь. Я просто хочу, чтобы на работе вы выглядели соответственно.
Моя сексуальная жизнь? Может быть, и найдется кто-нибудь, кто назовет сексуальной жизнью ночь в больнице, когда какой-то садомазохист в анораке таращится на твои сиськи, но я к таким не отношусь.
— Я не…
Что толку с ней спорить? Я и себе не могла объяснить, почему пожертвовала сном ради того, чтобы оживить какого-то жуткого грубияна, а уж Лорейн я этого и подавно не объясню.
Поэтому я ничего не говорю, закрываю оттеночным составом темные круги под глазами и приступаю к работе. И когда я решаю, что хуже уже быть не может, появляется некто. Девица с большой челкой. Маленькая мисс Жертва Моды. Из «Колридж Комьюникейшн». Та самая, которая вызвала на пару слов Джона Сэмпсона в самом разгаре собеседования. Та, что перебежала мне дорогу.
— Кажется, я где-то вас видела, — говорит она мне, прекрасно зная, где именно.
— Не думаю, — отвечаю я. — Могу я быть чем-нибудь вам полезной?
Она складывает руки на груди и улыбается.
— Это ведь вы приходили к нам устраиваться на работу?
Лорейн в зоне слышимости. Если она узнает, что я попыталась устроиться на другую работу, все наврав в своей анкете, мне крышка.
— У нас есть специальная скидка на набор для ухода за кожей лица, — говорю я, полностью игнорируя ее вопрос.
Большая челка бросает быстрый взгляд на Лорейн, потом на меня, задумчиво ощупывая языком щеку. Будь это обычный день, я бы, наверное, еще как-то с этим справилась. Наверное, выдумала бы, как от нее избавиться. Но сегодняшний день имеет такое же отношение к обычным дням, как Папа Римский к борделям.
Тяжелая Челка растягивает момент, чтобы я прочувствовала, что она все еще хозяйка положения.
— Я, пожалуй, ограничусь блеском для губ, — говорит она холодно. — И тональной пудрой.
И пока она это произносит, Лорейн проходит мимо нас и говорит:
— Я на перерыв. Буду через десять минут.
— Да, хорошо.
— Ваше любимое время, — говорит Тяжелая Челка и смотрит на часы, а я подбираю ей блеск для губ.
И, взяв этот блеск, я тянусь к тональной пудре с пониженным содержанием аллергенов, но вдруг понимаю, что у нас еще осталась та, вредная пудра. Та, что вызывает сыпь. Я убеждаюсь, что Лорейн удалилась, и подбрасываю нужную коробочку в пакет Челки.
— У этой пудры очень мягкий состав, — говорю я самым сладким голосом, на какой только способна, — поэтому с ней можно применять множество других средств.
Тяжелая Челка хмыкает, потом расплачивается, берет свой блеск для губ и тональную пудру, агрессивностью не уступающую промышленным химическим отходам. Уходит, не проронив ни слова.
— Желаю приятно провести сегодня время.
У Элис небольшой спад настроения, может быть, потому, что весь день она рассовывала что-то по конвертам, и потому, что живот у нее размером уже с пляжный мяч.
— Я выгляжу, как танк, — говорит она мне, показывая комнату, которую подготовила для ребенка.
— Ничего подобного, — отвечаю я. — Выглядишь просто великолепно. Блестяще.
— Кому я такая блестящая нужна. Я уже размером с гору.
— Не придумывай.
— Я толстая.
— Да нет же. Ты беременна. Так ты и выглядишь.
— Как та жаба из «Звездных войн»?
— Нет. Как… как Деми Мур. Ну, помнишь, когда она снялась для обложки журнала год назад. Она там беременная и голая.
— О, Фейт, не надо, пожалуйста. Ложь, может быть, действует на твою мать, но со мной это не проходит. Деми Мур, тоже мне.
Я решаю сменить тему и рассказываю ей о событиях прошлой ночи. Об этой истории с Фрэнком. Она не верит своим ушам.
— И ты коснулась его рта? — спрашивает она.
— Угу. Надо было. Вообще-то при реанимации это самое главное.
Потом я рассказываю ей о больнице. О невероятной грубости Фрэнка, после того как я только что спасла ему жизнь. О том, как мы ехали домой на такси. О том, как он просто ушел, ничего мне не сказав.
— Боже мой, — говорит она и выносит ему приговор, — да он просто мерзкая тварь.
Я киваю. Правильно. Не просто тварь, с такими ты встречаешься каждый день. Он мерзкая тварь.
— Я бы держалась от него подальше, раз он такой чокнутый.
— Да, — соглашаюсь я, — я так и сделаю.
Я прихожу на работу и минут десять не могу выйти из жестокого шока, лишившего меня дара речи.
В пяти метрах от прилавка «Китс» висит рекламная фигура, вырезанная из картона, фигура женщины, улыбающейся белозубой улыбкой, сидя в позе лотоса.
И я понимаю, что эта женщина — моя сестра. Я на сто процентов в этом уверена еще и потому, что рядом с ней висит надпись, в которой говорится: «Завтра в нашем магазине специалист по йоге ХОУП УИШАРТ, звезда телепрограммы «С добрым утром», будет представлять свои ди-ви-ди «Йогазмическая система тренировок» и книгу с тем же названием, а также давать автографы».
И ниже маленькими буквами указано время.
14.30.
Я смотрю на часы. Сейчас 14.12.
Хрен маринованный, я, наверное, сплю. В реальной жизни такого не бывает. Просто не может быть. Какого черта ее несет сюда? Это что, общенациональная рекламная кампания?
Она не должна меня видеть. Не потому, что я стыжусь своей работы, а потому, что в одном из тех своих писем, что мама писала ей, она наверняка сообщила, что я работаю где-то по связям с общественностью. И если Хоуп разговаривает с мамой по телефону (а так или иначе говорить с ней она все равно будет), то последствия моей лжи в один прекрасный день свалятся мне на голову.
Я смотрю на то, что находится рядом с рекламной фигурой и надписью, — на коврик и небольшой микрофон. Господи, она же будет стоять совсем близко от меня, на расстоянии каких-то пяти смен йоговских позиций.
