— А знаешь, кто мне сейчас звонил? Угадай.
— Нет, не знаю. Ты уж лучше сама скажи.
— Да, ни за что не угадаешь. Ярослав.
Вот только что он написал мне и тут же позвонил Кате?
— Ярослав? — говорю я удивлённо, — а чего он от тебя хотел?
18. Зачем ты это сделала?
— Ну, чего он мог хотеть, Алис? Тебя, естественно.
— Меня?
— Конечно. Доступа к тебе. Рассказывал, как ему тяжело и что он должен всё объяснить, а ты ему не даёшь такой возможности и что всё не так, как ты думаешь.
— Неужели? Вот же я идиотка — увидела его с тремя голыми бабами и навоображала всяких глупостей, а они, на самом деле, обсуждали поэзию серебряного века, да? Или что там можно с девками обсуждать? Это вообще… я не знаю, как назвать! Глупость, пошлость, скудоумие? Что это? Быть пойманным с поличным и говорить, что всё не так, как кажется!
— Ладно-ладно, ты чего на меня-то накинулась? Я там ни голой, ни одетой не была, просто передаю, что мне Яр твой сказал.
Я замолкаю. Чего это я, правда? Катька вон, как мне помогает, а я на неё нападаю.
— Да, Кать, прости, это я что-то сама не пойму, что со мной… Для меня он как красная тряпка…
— Да уж вижу. Короче, он просит, чтобы я ему помогла с тобой встретиться. Это тебе самой же нужно. Это он так сказал. Но я вот слушаю тебя и думаю, может и действительно, тебе его выслушать? Я же вижу, не отпустило тебя, крепко он засел в сердце. Может, если поговоришь с ним тебе легче станет. А вдруг там что-то такое было, что он действительно не виноват?
Я глубоко вздыхаю.
— Нет, Катюш. Боюсь, я к такой встрече не готова. Всё с ним понятно, я же слышала, о чём эти девчонки между собой говорили и видела всё своими глазами. Не хочу я с ним встречаться. Ты уж прости, что оказалась втянутой во всю эту дрянь, но я не думала, что он тебе будет звонить.
— Да ладно, Алис, ты что! За что тебе извиняться? Слушай, знаешь что? Пойдём сегодня в бар, выпьем хорошенько и снимем эмоциональную нагрузку. Вот увидишь, завтра проснёшься новым человеком, и по сравнению с похмельем все проблемы покажутся жалкими и несущественными.
Катька в своём стиле. Нет такой беды, которую нельзя было бы исправить походом в бар. Она смеётся:
— Ну что, идём?
— Да ну тебя, Кать, какой бар в моей ситуации? Денег нет, ты же знаешь. Меня тут из квартиры выгоняют, а я в бар пойду. Шутишь?
— Какие шутки, мать! Я сегодня с Сашкой Реутовым договорилась пойти, вот он и заплатит. Он против тебя точно возражать не будет.
— Свидание?
— Ну так, типа.
— И я припрусь. Здравствуйте.
— Да хорош ломаться, Алис. Говорю тебе, нормально всё. Ты нам не помешаешь. Здорово будет. Посидим, выпьем, школу вспомним. В общем всё, через полчаса приходи в “Хрустальный огонь”. Знаешь, где это?
— Нет, не знаю.
— Ладно, я тебе сейчас координаты скину. Если не придёшь, можешь мне больше не звонить и деньги не возвращать.
— Я уже в пижаме и под одеялом.
Последней фразы Катя не слышит, поскольку отключается сразу после своего ультиматума, не давая мне возразить. Через несколько секунд приходит сообщение с адресом “Хрустального огня”. Ну, и что делать? Может сходить? Под одеялом так уютно и выбираться из-под него совсем не хочется, но, когда снова звонит Яр, я решаюсь. На звонок не отвечаю. Заблокировать его, что ли, чтобы на нервы не капал?
Может, действительно Катькин метод пойдёт мне на пользу? Представляю, как буду выглядеть завтра на работе. Ну и ладно, зато козлище не станет приставать, скажусь больной.
В бар я захожу на тридцать минут позже, чем договаривались. Открываю дверь и сразу оказываюсь в иллюзорном мире кажущегося благополучия. Гомон голосов, звон бокалов, полумрак, пересекаемый острыми галогенными лучиками, блеск и безмятежность порождают сладкий самообман. Его усиливает едва уловимый, но тёплый и располагающий аромат ванили.
Тощая мулатка на маленьком подиуме довершает ощущение того, что я оказалась в другом, параллельном мире. Она играет на электрогитаре и поёт низким космическим голосом, медленно и негромко.
Я озираюсь и вижу у столика Катю и Реутова. Он помогает ей снять плащ. Значит, они тоже только пришли. Хорошо. Я подхожу к ним:
— Привет!
— Алиса, привет! Рад тебя видеть. Молодец, что пришла, а то Катя сказала, что позвала тебя, но сомневалась, что примешь приглашение.
Сашку Реутова я с самой школы не видела и помнила не очень крупным, тихим и улыбчивым парнишкой.
— Ой, Саша, тебя не узнать совсем, — радостно тяну я.
Он снисходительно, но дружелюбно улыбается, чуть откидывая голову. Теперь он совсем не такой, как в школе. В серых глазах читается уверенность, черты лица немного огрубели и приобрели мужественность, плечи стали широкими, а осанка выпрямилась. Похоже, регулярно ходит в спортзал. Он работает в следственном комитете и ведёт крупные дела. Кто бы мог подумать.
— Зато ты ничуть не изменилась, всё такая же красотка.
— Знаешь, что он в школе был в тебя влюблён? — вступает Катя.
Саша смеётся:
— Вообще-то, Катюш, я в тебя был влюблён.
— Да-а? Ты же сам говорил про Алису.
— Просто ты всегда давала понять, что я не в твоём вкусе, вот и врал, чтоб ты не слишком-то зазнавалась.
— Ах, так ты врун оказывается, — делано негодует Катя, но я вижу, что ей приятно.
Мы садимся за столик. Саша с Катей заказывают сумасшедшие разноцветные коктейли, а я — бокал белого вина.
— Хочешь попробовать? — показывает Катя на свой высокий стакан.
— Нет, спасибо. Голова будет болеть.
— Это ничего, можно таблетку выпить.
— Без таблеток по-любому не обойдётся, это точно, но нет, не хочу.
Нам приносят закуски, мы весело болтаем, вспоминая школьные годы и Катькины проказы. Ученицей она была не самой прилежной, мягко говоря. Яркая, весёлая и шаловливая, она нравилась мальчишкам и не нравилась многим учителям, хотя и училась хорошо. Она всегда придумывала смешные каверзы, ставившие учителей в неловкое положение.
— А помнишь, как ты подговорила Кузина в проектор биологички порнуху зарядить? — напоминает Саша. — Его родителей потом к завучу вызывали, но он тебя не сдал. Настоящий партизан.
Мы заливаемся смехом.
— Алёну Сергеевну чуть удар не хватил, — подхватывает Катя.
Я вижу, что Саша весь вечер с неё глаз не спускает. Она тоже это замечает и светится от радости, ощущая себя победительницей. Её тёмные волосы разлетаются, когда смеясь, она трясёт головой, а глаза, спрятанные за ультрамодной оправой, блестят и пускают озорные искорки.
Я пью уже четвёртый бокал и понимаю, что пора останавливаться, не то завтрашний день покажется неимоверно тяжёлым.
— Попробуй, сделай глоточек, — Катя чуть подвигает ко мне бокал.
— Не хочу, спасибо.
— Нет, попробуй! Ты не знаешь, что теряешь. Здесь лучший в мире бармен. И это такой кайф, не то, что твоё скучное вино.
Катя если уж за что-то возьмётся, то не успокоится, пока не добьётся своего. Ладно, лучше уступить, чем препираться до конца вечера. Я наклоняюсь и тянусь губами к трубочке, торчащей из бокала.
Делаю глоток и чувствую, как меня буравит чей-то взгляд. Я поворачиваюсь, ища того, кто смотрит на меня в упор и сразу нахожу.
— Ну что, не нравится, что ли? — спрашивает Катя. — Алиса, ты чего? Саш, глянь, она прям побелела, как полотно. От одного глотка всего.
Я медленно поднимаю на неё глаза:
— Зачем ты это сделала? Я же тебе всё объяснила.
— Да что я сделала-то, Алиса? Не хочешь, не пей. Я ж как лучше хотела.
— Я уже поняла, что тебе лучше знать, как для меня лучше. Давай сама и разруливай тогда, — я киваю в сторону стола в центре зала.
Катя поворачивается и смотрит туда. Из-за стола поднимается мужчина с рыжими волосами. Это Ярослав, и он направляется в нашу сторону.
19. Отвезёшь меня домой?
Катины глаза становятся огромными, как блюдца:
