концов, я поняла, что мне отчаянно нужно оставить надежду: Мише и себе самой – тоже.
Я вспомнила, как он сидел в обнимку с книгой, которую я ему дала. Почти бессознательно я сорвала с руки браслет, протянула ему…
– Возьми. Это мое тебе обещание, что все будет хорошо…
Он покорно забрал браслет, сжал в хрупком кулачке и порывисто сел в постели. В следующую секунду я с ноющим сердцем увидела, как он протягивает мне в ответ своего мишку…
Я прижала игрушку к сердцу, и, не задумываясь о том, что делаю, обняла ребенка и поцеловала в макушку, едва слышно шепнув:
– До встречи.
С болью перешагивая через порог, я поняла, что занималась все это время совсем не тем. Мне нужно было искать не оправдания чужим поступкам. Мне нужно было искать выход.
Вот только существовал ли он в этой ситуации вообще?..
Глава 15
В комнате было прохладно. Пахло сыростью и чем-то противным, несвежим, вроде тех овощей, что она иногда давала ему кушать. Он забился в угол, обхватил руками колени и сжался в комочек, чтобы стало теплее.
Тут почти ничего не было. В углу – пыльная гора, чье содержимое пряталось под простыней, которую ему не разрешалось трогать и от того он не знал, что под ней таится, но представлял себе разные интересные штуки. Может, это были какие-нибудь игрушки, которые он должен заслужить? Или фотографии и вещи мамы?..
Его взгляд продолжил путешествовать по старой комнате с облезлыми обоями и следами плесени в углах. Кроме загадочной горы, здесь была только скрипучая раскладушка, на которой он мог поспать. И все же это было гораздо лучше, чем оставаться в сарае, где он чаще всего проводил время. Если она будет довольна им сегодня, то, наверно, даже принесет поесть чего-нибудь горячего…
Он подул на руки, чтобы немного отогреть пальцы. Запустив одну руку в карман штанов, достал оттуда свои сокровища – разноцветные камушки, которые подобрал сегодня на берегу.
Расправив кулачок, он принялся разглядывать свою добычу. Камешки были очень разные: какие-то гладкие, красивой формы; какие-то острые, неровные. Красные, черные, белые… а некоторые – даже двуцветные. Такие ему нравились особенно.
Он разложил перед собой камушки на полу. Немного подумав, выстроил их в два ряда: на одной стороне были светлые камушки, на другой – темные. Ему показалось, что они похожи на два отряда солдатиков.
Он посадил напротив себя мишку и принялся играть. Его отряд был в светлых мундирах, а отряд Мармелада – в темных…
Он так увлекся своим занятием, что вовремя не услышал шагов. Вздрогнул испуганно, когда дверь резко распахнулась и она вошла в комнату. Его взгляд с надеждой устремился к ковшику в ее руках, от которого шел пар…
Но когда он взглянул ей в лицо, почувствовал, как по коже пробегает мороз. Она злилась. Он не понимал, почему. Никогда не понимал…
Однажды она ударила его горячей кочергой за то, что посмел без разрешения взглянуть на телевизор. Но он не хотел этого, правда. Он пытался дать ей понять, что это вышло совершенно нечаянно…
Но все было напрасно.
И вот сейчас она смотрела на него точно так же, как в тот раз. Он инстинктивно отполз подальше, вжался спиной в стену, хотя и знал: это не поможет…
– Что это ты притащил в дом?!
Она подскочила ближе, замахнулась ногой… Он беспомощно, отчаянно прикрыл руками голову…
Но она не ударила. Лишь зло пнула его солдатиков, заставляя их разлететься в разные стороны…
– Что это за мусор, я тебя спрашиваю?!
Она кричала. Он – лишь смотрел на нее в ужасе. Знал: ему нельзя подавать голоса, если она не разрешит. Нельзя кричать. Нельзя плакать…
– Собери немедленно и выкинь!
Она рывком подняла его с пола и он принялся испуганно, поспешно собирать по всей комнате своих солдатиков. Закончив, покорно вышел на улицу…
Но он не мог просто взять и бросить их. Из последних сил принялся рыть пальцами подмерзшую землю и в конце концов сделал небольшую ямку, в которой захоронил павших бойцов.
Она ждала его в комнате. Он с грустью заметил, что от ковша уже почти не идет пар…
Но в следующее мгновение это стало совсем неважно…
– На, жри!
Она бросила ковш прямо на пол. Его еще теплое содержимое расплескалось по грязным доскам, затекло в щели, окрасилось в неприятный серый цвет…
– Убери за собой, – приказала она прежде, чем захлопнуть дверь с обратной стороны.
По щеке скатилась слеза. Одна-единственная, но самая-самая горькая. Большего он себе не позволил. И хотя душа его кричала, рот остался безмолвным, плотно сомкнутым.
Он знал: надо вести себя хорошо. Четко помнил: должен делать все, что она говорит. Твердо верил в то, что она сказала ему как-то раз: если он будет ее слушаться, мама обязательно придет за ним однажды…
Он должен дождаться маму. Во что бы то ни стало.
Миша перевернулся во сне с одного бока на другой. С губ его неосознанно сорвался стон, а вместе с ним, словно испугавшись этого звука, отступило кошмарное воспоминание. Сменилось безликим, пустым сновидением…
Миша спал. Спал и не знал ничего о том, что его отца порой преследуют очень похожие кошмары…
