Я не могла так с тобой поступить, а видишь, как получилось в итоге. – Она обводит комнату взглядом, я вижу слезы в ее глазах, которые вот-вот прольются, и сама начинаю плакать.
- Ну, мам, не надо, не расстраивайся, тебе нельзя так переживать, ты должна быть сильной, - обнимаю ее и вытираю слезы.
- Просто, я так его хотела, а теперь... - она замолкает. - Не хочу оставлять тебя одну, да и не знаю, справится ли Арт без меня, - вытирает слезы рукой.
- Нет, нет, ты справишься, все будет хорошо. Я буду продолжать учиться, а потом вы переедете ко мне, еще будете посещать мои выставки и нянчить внуков, - а у самой в голосе слышны истеричные нотки.
- Чтобы не случилось, будь сильной и следуй за своей мечтой, я всегда буду рядом, где бы я ни была, - говорит она устало.
- Мам, что ты такое говоришь? Все будет хорошо, я тебя очень сильно люблю.
- И я тебя, милая, и я тебя, - она улыбается теплой, но немного грустной улыбкой.
Нас прерывает отец, зашедший в палату. Я оставляю его наедине с мамой, а сама выхожу в коридор, смотрю на дисплей телефона и вижу пропущенный звонок от Брюса, и голосовое сообщение от него. Поэтому перехожу на голосовую почту: "Ария, я опаздываю, но скоро буду, держись".
Прослушав сообщение, вижу, что отец уже вышел из палаты и вытирает слезы украдкой, чтобы никто не заметил. Что же с нами будет, если ее не станет? Но я стараюсь отогнать эту мысль прочь.
- Что там мама? – подхожу к отцу.
- Ария, ее уже готовят к операции, так что идем в комнату ожиданий, нам сообщат, когда будет что-то известно, а сейчас остается только ждать, - он обнимает меня и целует в макушку.
Глава 10
В ожидании мы провели несколько часов. Все это время я была как на иголках, то и дело смотрела на дверь, но никого никто не появлялся. Я звонила Брюсу, но он не отвечал на звонки, меня это печалило еще больше, мне не хватало его в тот момент. Также звонила Левика узнать, что слышно и нужна ли она мне, я сказала, что нет. Но она все равно настояла и приехала через минут двадцать после звонка. Когда она зашла в комнату ожидания, то сразу кинулась ко мне, обнимая и говоря, что все будет хорошо, и я старалась верить в это. Так мы сидели втроем и ждали. Мне даже звонили Аннет с Кристи, спрашивая, почему я пропускаю учебу. Узнав обо всем, выразили свою поддержку и тоже рвались приехать, но я их отговорила, сказав, что будет много народу, а тут места столько нет.
Но никто не мог меня подготовить к тому, что произошло дальше. Когда к нам вышел Арнольд, с расстроенным выражением лица и сказал, что все пошло не так, как они ожидали, казалось, время остановилось. Все вокруг происходило, как в замедленной съемке. Вот он говорит. Ее больше нет. Ему очень жаль. Они сделали все, что могли, он предупреждал о рисках. Ее не удалось спасти. А вот мой мир рушится на глазах.
Наверное, я умерла в этот момент вместе с мамой. Я не видела, как отец постарел в один миг. В следующий момент зашел Брюс, но я не обратила на него внимание. Не чувствовала, как они вместе с отцом обняли меня, я лишь отмечала это краем своего болезненного сознания. Мне казалось, сердце вырезали из груди, меня как будто лишили дыхания. Я слышала, как отец попросил, чтобы Брюс отвез меня домой, а ему нужно было еще решить вопросы с доктором. Понимала слова, но они для меня лишь пустой звук, ничего не существовало в тот миг, только я и боль - всепоглощающая, уничтожающая все живое.
Я слышала, как Брюс говорил мне что-то, но не понимала. Что-то спрашивал, но для меня это было не важно. А потом пришло осознание, а с ним и слезы, опустошающие, разрывающие душу. Я плакала, нет, я рыдала, меня била крупная дрожь, я захлебывалась слезами и, казалось, они шли нескончаемым потоком. Я не помню, как мы очутились дома, но чувствовала руки Брюса, постоянно обнимающие меня. Затем он уложил меня в постель и сам лег рядом, укрыв нас одеялом, шептал все время на ухо какие-то слова, но я их не разбирала. Не знаю, в какой момент я все-таки заснула, но когда проснулась уже на следующий день, в объятиях Брюса, как в коконе, слез не было, не было ничего, лишь пустота. Я попыталась встать с кровати, выбираясь из его объятий. Брюс же, услышав, что я проснулась, посмотрел на меня вопросительно, без слов спрашивая, как я себя чувствую, на что я лишь пожала плечами, мне все было безразлично. Он притянул меня назад в свои объятия, но они не приносили того тепла, что раньше, я ничего не чувствовала, погрузившись в свой мир, где не было боли, где не было ничего.
Отец и Брюс пытались меня растормошить, но у них ничего не получалось, максимум, чего они добивались от меня, лишь кивков, либо пожатий плечами. Казалось, вся жизненная сила покинула меня, вместе с потерей мамы. Мне ничего не хотелось, я могла сидеть часами, смотря в окно. Но Брюс не отчаивался, постоянно тормоша меня, разговаривая со мной, как будто я была с ним. Он кормил меня с ложечки, мыл, как маленького ребенка. В общем, он был моей нянькой и сиделкой. Отец тоже плохо справлялся, он осунулся, грусть отслеживалась в каждом его движении, смотрел на меня все время с тоской, часто где-то пропадал, а когда возвращался, замыкался в себе. Я это видела, но ничего не чувствовала, жизнь потеряла все краски.
В один из дней, Левика, в очередной попытке вывести меня из состояния безразличия к жизни, повела в салон красоты. Она думала это поможет, выведет меня из состояния безразличия к жизни. Брюс не хотел меня отпускать, но Левика его уговорила, сказав, что будет за мной следить. В салоне все проходило чисто механически: встань, сядь, ляг, поверни голову, я
