Мне немного не понятно, почему дома называются именами правителей, но совершенно ясно, что одна бы в этом лабиринте одинаковых домов наверняка потерялась.
Поплутав по многочисленным дворам и закоулкам, Машина останавливается у старого серого дома. Двери закрыты на кодовые замки, невдалеке виднеется яркая детская площадка. Но сам дом выглядит запущенно.
- Давай сделаем так, - по привычке командует Софья, надевая на голову оранжевую флисовую шапку. – Зайдем все вместе. Мы с тобой поднимемся в квартиру, а Стас останется на площадке чуть ниже. Если все пойдет нормально, сдам тебя матери, и мы поедем дальше. А если нет – без помощи Стаса нам не обойтись.
Послушно киваю, зная, что Софью не переспоришь. Она всегда права, а я привыкла слушаться старших.
Видимо, Стас думает так же. Паркует автомобиль на небольшом пятачке и, кряхтя, первым выбирается из машины.
- Соня, а сумку брать? – спрашивает у главнокомандующего.
- Нет пока, - отмахивается Софья. Подхватывает меня под руку и спешит к подъезду.
На наше счастье оттуда вываливается группа парней. Косятся на нас подозрительно. И мне почему-то кажется, что, приедь я сама, точно попала бы в беду.
- Это на втором этаже, - бухтит сзади Стас. – Я около почтовых ящиков постою. А ты потом позвони, Сонь. Если все обойдется, я в машине тебя подожду.
Оно и понятно. В подъезде ужасно воняет. И у меня от гадких запахов закладывает нос и останавливается дыхание. Или, может, волнение всему виной. Уже неделю я не сплю ночами. Все думаю. Представляю. Какая она, моя мама? Похожа на Софью или на Нур? Мысленно говорю с ней. Понравлюсь ли я ей? Подружимся ли мы? И как отреагирует ее семья? Муж. Дети. Да и она сама.
Восемнадцать лет не виделись. Узнает ли? Примет? Почему за все эти годы ни разу не приехала к нам в Эргонио? По своей ли воле оставила, или ее запугали? Отец может, я знаю.
От этой встречи я не жду ничего. Ни хорошего, ни плохого. Как по мне, так лучше жить с Софьей. Утром ходить на курсы компьютерной грамотности, куда я записалась с ее легкой руки. Днем - на тренировку йоги. Софья пригласила, а мне понравилось. Отличная возможность выпустить из головы всех демонов. А вечером мы болтаем или смотрим какой-нибудь сериал по интернету. А еще Герман… О нем я пока ничего не говорю Софье. Честно говоря, боюсь.
У них отношения плохие. В чем именно, мне разобраться не удалось. Да и не хотелось. Но после ухода Лиманского Софья назвала его линялым оленем и извинилась, что пригласила к чаю.
- Овцевод хренов, - пробурчала раздраженно. – Принесло на нашу голову. Нужно краны поменять и усилить гидроизоляцию.
- Он чабан? Овец разводит? – удивилась я, а Софья расхохоталась и пояснила, снова срываясь на смех.
- Этот дундук овец водит. Каждый раз новая. Потом через три месяца посылает их подальше. Те, кто хоть немножко с достоинством, уходят молча. Дурочки на лестницах плачут. Вот так возвращаешься домой, а на каждой ступеньке зареванная гламурка. И все от Германа. Он, конечно, когда-то был красивым. А теперь полинял. Вот только повадки остались прежние. Старый пингвин, считающий себя королем джунглей.
В который раз представляю себе Лиманского, важно разгуливающего по джунглям во фраке и белой манишке. Наклоняю голову, стараясь скрыть улыбку. Особенно прятаться не от кого. Софья идет впереди по лестнице, Стас сзади. А я, оказавшись в полушаге от родной матери, мечтаю о мужчине намного старше меня. Понимаю, что это глупости и защитная реакция организма, но ничего не могу с собой поделать.
Палец Софьи спокойно ложится на кнопку звонка. Черный пятачок основания, красный ноготок, сдавливающий белую пуговку. Шаги за дверью и хриплый голос.
- Кто там?
43
- Из ЖЭКа по поводу задолженности, - с ходу сообщает Софья. Я смотрю на нее во все глаза. А она лишь весело морщит нос и пожимает плечами.
Даже невооруженным глазом вижу, как Софья нервничает, но старается не выдать своих чувств. Еще и меня умудряется развеселить.
Щелкает замок. Открывается дверь. Вот о чем я думаю? О Софье, Германе… Но только не о матери.
Мои розовые очки разбились месяц назад, и теперь я смотрю на жизнь сквозь линзы цинизма и ехидства. Мне удалось нарастить немножко толстой кожи. Вот только вытравить из души боль из-за предательства близких оказалось невозможным. Я до сих пор реву по ночам и спрашиваю Аллаха, за что он ниспослал мне такую участь. Вспоминаю дом, отца и Нур, какие-то смешные моменты и проделки братьев, наши общие праздники. И никак не могу понять, в какой момент стала для своей семьи парией. Никто не станет бить любимую дочку. Никто не отдаст ее замуж за отвратительного старого родственника, а постарается найти хорошего мужа. Постепенно привыкаю к мысли, что отец меня никогда не любил. Скорее всего, я была для него долгом, обузой. Он тяготился мной, хотя умело скрывал. Чем расплатился с женой за рожденного на стороне ребенка?
На лестничную клетку медленно отползает металлическая серая дверь и из-за нее появляется толстая мордатая баба, завязывающая на ходу тесемки халата.
- Лариса Петровна? Кузнецова? – сверяясь с какой-то бумажкой, вытащенной из сумки, интересуется Софья.
- Ну да, - хмыкает бабища, поправляя на необъятной груди кружевной трикотаж. – А вы кто? – спрашивает, окидывая подозрительным взглядом.
- Из управляющей компании мы, - повторяет Софья. – За квартиру почему не платите?
- Денег пока нет, девочки. Но скоро будут. Я все оплачу, - вздыхает Лариса. Смотрит на меня и даже не догадывается. Ну, вот как сказать? Как признаться, кто я? В новом розовом пуховичке и такой же шапочке я выгляжу как обычная девчонка. Да еще Софья упорно талдычит о задолженности…
- Кто там, Лала? – доносится из-за двери до боли знакомый голос. Говорит по-русски без акцента. Но я его ни с кем не спутаю.
- Это из ЖЭКа, Мурат, - кричит в квартиру Лариса, распахивая дверь. – У нас долг. Помнишь, я говорила?
В зеркальном отражении за чуть сутулой спиной хозяйки вижу отца, стоящего в одних штанах посреди комнаты. Смотрю на него, как зачарованная, не в силах сдвинуться с места. И только рывок Софьи приводит меня в чувства.
Она дергает за рукав и тащит вниз по лестнице. Ноги уже бегут, а в голове звон от происходящего.
- Мурат! Мурат! – кричит Лариса. Хлопает дверь, и следом за мной слышатся знакомые грузные шаги. Отец не спортсмен. Далеко не убежит. Но меня может поймать запросто.
Софья тянет меня дальше. А отец догоняет. Босиком и в трениках. Харам!
Вжимаю голову в плечи, готовясь попрощаться с жизнью и свободой, когда, пропустив нас, дорогу отцу преграждает Стас. С ходу наносит удары. Один короткий в челюсть, и отец оседает. Второй – по шее. И мой солидный папа валится на грязный заплеванный пол.
- За что вы его, ироды? – кричит, надрываясь, Лариса.
- За коммуналку нужно платить! – орет Софья, выскакивая из подъезда. И по-над домом бежит к машине. Я за ней. Замыкает наш караван верблюдов совершенно спокойный и невозмутимый Стас. На ходу вытирает белоснежным платком сбитые костяшки. Щелкает сигнализацией. И тут же с пульта заводит двигатель. Мы успеваем заскочить в машину и отъехать на несколько метров, когда из подъезда выбегает отец в одних подштанниках, а следом за ним - Лариса в халате и в тапочках.
- Как чувствовала, - яростно негодует Софья. – Вот же клоуны…
44
А я смотрю в заднее стекло на двух полуголых людей, растерянно глазеющих по сторонам, и неожиданно краснею от стыда.
«Это твои родители!» - бьется в голове досадливая мыслишка.
«Теперь уже нет, - отрезаю я, стараясь вырезать из памяти позорную парочку. Люди, которые зачали меня, а потом отказались. Сначала мать, потом отец! А теперь и я рву те тонкие нити, связывающие меня с ними. Навсегда. Навсегда».
Замираю, смиряясь с желанием разрыдаться. Но глаза остаются сухими. А губы сжимаются в тонкую складку.