Горькая обида, боль разрывает изнутри. Я так отчетливо чувствовала эти эмоции, а еще голос, слова, они убивали и втаптывали в грязь.
– Ты жалкая дешевка, которая продала и предала, а теперь опустилась до лжи. Пошла вон!
Глава 15
Медленно мешаю ложкой в чашке кофе, смотрю на садовника, что за окном ухаживает за розами. Их много, пока непонятно какого цвета, но я уверена, они кроваво-красные. На территории нет больше ничего, кроме ровно подстриженного газона и этих роз вдоль всего периметра дома.
Садовника зовут Володя, молодой мужчина около тридцати лет, он слишком часто отрывается от работы и смотрит в окно кухни. Меня смущает это внимание, мне сейчас не до знакомств и романов.
– Ты пообедала?
– Пять минут.
Луиза Азизовна спрашивает громко, ложка дрогнула в руке, упала на стол. Все в этом доме ее боятся: садовник, повар Вартан и многочисленная охрана.
Крепкие парни завтракают, обедают и ужинают по двое, после них приходит третий. Черные футболки, джинсы, короткие стрижки, на поясах рации, на некоторых армейские татуировки. Их две смены, меняются через день. Сейчас со мной за столом вторая, более общительная, парни шутят, когда нет Азизовны, меня это отвлекает.
– Луиза Азизовна, ну чего вы так пугаете девчонку и так загоняли, она вот бледная какая и круги под глазами.
Самый разговорчивый и улыбчивый из всех Валера, он новенький, так же как и я, еще не совсем привык к укладу этого дома и правилам поведения. А правила просты: много не разговаривать, не смотреть по сторонам, не задавать вопросов.
Их соблюдать несложно, тем более в моем положении это практически идеальные условия. Жалею лишь о том, что не могу позвонить отцу или соседке узнать, как он. Уходя, наговорила много всего, выплескивая на него свою обиду, ненависть, накопившуюся годами. Теперь жалею.
Азиза ничего не ответила охраннику, посмотрела на миниатюрные золотые часы на запястье, потом на экран телефона. Напарник Валеры пнул того под столом ногой, я взяла ложку, посмотрела в окно. Садовник что-то рассматривал под ногами, потом присел, скрывшись из виду.
– В этом доме не так много правил, и если вы не объясните своему коллеге о необходимости их соблюдения, то я буду вынуждена доложить хозяину о его болтливости и некомпетентности.
Слово «хозяин» произносится с придыханием и поклонением. Я здесь уже четыре дня, завтра истекает испытательный срок, и мне нужна эта работа. Я ладони до волдырей натерла, надраивая щеткой до блеска три душевых кабины, выложенные натуральным мрамором.
Они новые, кое-где даже есть фирменные наклейки из магазина, но все должно сверкать, блестеть, хром отполирован, хрусталь в люстрах быть прозрачным как слеза младенца, а пол из натурального дерева без единой пылинки.
– Я понял вас, Луиза Азизовна, не надо ничего говорить Мурату Руслановичу, я поговорю с парнями.
Валера притих, уткнулся в тарелку, улыбка сошла с лица, а из моих пальцев ложка упала уже на пол, громко загрохотав по кафелю. Я застыла на месте, а в это время за окном садовник поднялся, рассматривая на расстоянии вытянутой руки тушку мертвого животного.
Так и сдохли и уже начали разлагаться под ворохом прошлогоднего перегноя мои надежды, которые я возлагала, что это все-таки не дом мужчины, которому я продала свою девственность за пятнадцать тысяч, хотя все говорило именно об этом.
– Лиана? У тебя все в порядке со здоровьем?
Не хватало еще, чтоб меня выгнали взашей за профнепригодность и не допустили чистить унитаз, на котором справляет нужду хозяин, из-за того, что роняю ложки. Но как бы это было не поразительно, мне здесь спокойней, чем в городе, за высоким забором этого странного пустого дома.
– Да, я уже закончила, спасибо, Вартан, было очень вкусно.
– И я прошу делать свою работу качественно, это всех касается, хозяин совсем скоро возвращается.
Мужчина в черном кителе повара кивнул, громко ударил кухонным топориком по разделочной доске, отрубая курице голову, даже не посмотрев в мою сторону. Он взрослый, около шестидесяти, говорит мало, как и положено, с кавказским акцентом. На пальцах и руках много татуировок и они набиты не для красоты, я примерно догадываюсь, откуда они.
Вышла из кухни под пристальным взглядом Луизы, здесь всегда на тебя кто-то смотрит, я насчитала пятнадцать камер. Они везде, даже в моей комнате, на лестницах, столовой, по периметру дома.
Смущает ли меня это? Нет. Мне все равно. Мне нечего скрывать, мое дело убирать и молчать, а за это у меня есть крыша над головой, вкусная еда и относительный покой, но вот о душевном спокойствии ничего сказать не могу.
Взяв ведро и тряпку, чистящее средство, ушла убирать несуществующую пыль в гостиной, это мое любимое место в доме. В трех огромных зеркалах от пола до потолка, в них еще отражаются окна, пространство кажется больше. Графитовые тяжелые портьеры, такого же цвета диван и кресла, камин, под ногами мягкий ковер, все выдержано в одном тоне и стиле. Но главный герой этого дорогого пространства – рояль.
Я слишком долго топчусь около него, незаметно кошусь на красный огонек в углу, открываю крышку. Руки дрожат, в груди все сжимается от страха и счастья. Я касаюсь холодным пальцами клавиши, прикусываю до боли губу, закрываю глаза, делаю несколько движений, имитируя игру.
Слеза обжигает щеку, я уже и забыла как это, когда именно ты являешься причиной рождения прекрасных звуков, они сливались в мелодию, дарят душе умиротворение.
– Что здесь происходит?
Шарахаюсь в сторону, крышка рояля с грохотом падает.
– Ни…ничего, я убирала.
Луиза, поджав губы, прожигает взглядом, мне кажется, она видит меня насквозь, даже читает мысли.
– Недопустимо трогать чужие вещи, а уж тем более их брать.
– Я ничего не брала,– не понимаю, куда она клонит, но мне это не нравится.– Я не имею такой привычки – брать чужое.
– Завтра последний день твоего испытательного срока, я должна буду доложить хозяину, что у него в доме новый человек. Я надеюсь, у
