— Спасибо.
Отключаю телефон, и сижу, глядя в стол. Массирую виски. Ни разговор с Давыдовым, ни манипуляции мужа не выбили меня из колеи, как это звонок. Есть в общении с врачами и юристами что-то обескураживающее, даже если знаешь, что все будет хорошо. А уж если не знаешь, то тем более.
— Пойдем, прогуляемся, — говорит мама. — Что дома сидеть. Ты уже зеленая за своим ноутбуком.
Послушно выбираюсь из-за стола, ощущая слабость и апатию. Мама права. Нужно пройтись. Натягиваю легкий пиджак — стало прохладно, и мы с мамой идем прогуляться по аллее. Мне грустно, но приходят воспоминания, как я гуляю с мамой по этим аллеям в беззаботном детстве. Хорошо тогда было. И не так паршиво.
— Помнишь, мы вместе гуляли? — спрашиваю я. — Ты встречала меня после школы и мы еще час бродили по аллеям, прежде чем пойти домой…
— Ты не грусти, дочка, — точно угадывает она настроение. — Пройдет время, и ты со смехом будешь это вспоминать. Будем так же бродить по аллеям вместе.
— Я же уеду, — напоминаю я.
— Ну и что.
— Я у себя, ты у себя будем гулять. И звонить друг другу.
Я усмехаюсь. В какой-то мере понимаю, что мама рада нашему разрыву, просто не сразу это приняла. Ей не нравился Игорь, она не хотела, чтобы я воспитывала чужого ребенка, а не родила своего.
— Внуков мне родишь…
Ну вот, снова она о своем.
— А твой новый начальник из Москвы — он женат?
— Мам, ну хватит, — смеюсь я ее прямолинейности. — Кольца не носит. Но девушка есть. Красотка. Вместе работают.
— Девушка? — переспрашивает она. — Ну, это такое… Сегодня встречается, завтра нет. И штамп в паспорте уже ничего не значит. Подумаешь — девушка.
— Мам, ну хватит меня сватать.
— Да уж лучше я тебя сосватаю… — мама благоразумно обрывает себя, и мы идем по аллее дальше.
Начинаю думать об Олеге — в неправильном смысле, это мамино небрежно брошенное слово дает ростки. Мы ведь будем рядом много времени. Не знаю, как там с Юлей и воображать детей и свадьбу не собираюсь, но… Да нет, не могу представить отношения между нами. Я даже пока к этому не готова, если серьезно. Мне бы развод пережить. Расставание с ребенком.
Видимо, нам все-таки придется проститься.
Раньше я даже мысли такой не допускала, так становилось больно. А сейчас все больше понимаю, если не прятать голову в песок, а посмотреть на факты, у меня мало шансов. Их нет вообще, только надежда на то, что Игорь не справится.
Неосознанно замечаю, что мы свернули на маршрут, по которому я ходила забирать Сеньку из сада. Сразу же окунаюсь в тоску. Нужно сменить маршруты. Ежедневные рутинные ритуалы. Все, пока не станет легче и я не переживу все это.
— Давай в магазины зайдем? — предлагает мама. — Приоденем тебя перед столицей.
Она так уверенно говорит, словно уже видит меня в Москве. А я опять начинаю сомневаться в себе.
— Я лучше на месте куплю одежду. Посмотрю, какой в офисе дресс-код.
— Пойдем, хоть посмотрим.
— Только кофе куплю, ладно, — мне срочно нужно остаться хоть на минуту одной, так мне хреново.
Мама направляется в торговый центр, а я захожу в кофейню, но думать могу только о ребенке. И мысли о Сеньке высасывают из меня и силы, и решимость. На стойкой висят большие часы. Сенька сейчас на прогулке.
Здесь недалеко до сада. А маме скажу, за кофе была большая очередь.
— Дайте шоколад подороже, — говорю я. — И вишневый сок.
Я очень скучаю по ребенку, знаю, только душу рвать обоим. Но я ведь ушла без объяснений! Рассчитываюсь за шоколад и сок, и сворачиваю к саду. Здесь идти две минуты, не больше. А если бегом — и того меньше. Нужно торопиться, раз Игорь готовил ему ужин и доставал меня якобы украденной посудой, скоро за ним придет.
Я подхожу к решетчатой ограде с той стороны, где обычно гуляет наша группа. В своре орущих малышей не могу найти Сеньку. Он у меня заводила, всегда в гуще событий. Но сейчас его нет… Заболел? Или Игорь проспал и не отвел ребенка сегодня?
Вдруг замечаю сына в беседке. Он сидит на скамейке, опустив голову и чертит ножной по полу. Один. Непривычно грустный.
— Сеня! — кричу я.
Он не слышит.
— Сеня!
Он оглядывается, замечает меня и подбегает к забору. В глазах стоят слезы.
— Мама! — он просовывает ручки через ограду, пытаясь меня обнять. — Мама, я думал, ты уехала!
Он рыдает самозабвенно, как совсем маленький. Я опускаюсь на колени, чтобы обнять его. Шоколад и сок мешают. Становятся стыдно за покупки. Как будто сладости и сок могут заменить маму, помогут залечить детское сердце. Шоколад я так сильно сжимала, что он слегка поплыл от тепла под пальцами.
— Сеня, сынок любимый, — шепчу я.
А сама думаю только об одном: ребенка надо забирать. Я вижу это в его глазах, и чувствую — наши сердца связаны.
Историю Эмиля Каца можно прочесть в книге "Насильно твоя".
Глава 14
Сенька отрывается от меня, смотрит в глаза. В них такая боль, что сердце разрывается. Маленькие пальчики цепляются за одежду, сын боится, что уйду.
— Папа сказал, что ты уехала…
Вот гад. Сенька боялся, что я уеду и именно это Игорь ему сказал.
— Неправда, как видишь, — говорю я. — Я здесь, просто пока мне придется пожить отдельно.
— Почему? — с тревогой спрашивает он.
— Потому что…
Что мне сказать?
Что говорят детям в таких ситуациях? Мы разводимся, у нас больше нет общего с твоим отцом, твой отец не работает. Это говорят детям при разводе? Или врут, чтобы подсластить пилюлю?
Я не знаю, черт возьми.
Никто не знает.
— Просто нам придется пожить отдельно, но это не значит, что мы расстались насовсем, — сглатываю ком в горле. — Просто так складываются обстоятельства. Это на время.
— Из-за работы?
Я моргаю. Хотела бы знать, что Игорь наболтал Сеньке, а то, что наболтал — уже не сомневаюсь.
— Что папа тебе сказал?
— Что ты променяла нас на работу. Так бабушка говорила.
Стараюсь не скрипеть зубами. Чтоб у старой кобры язык отсох.
— А папа сказал, ты из-за работы уехала. Я боялся, что насовсем.
— Нет, Сень, не плачь.
Глажу непослушные волосы, по сути, чужой мне мальчишка, а смотрит мне в глаза, как в целую вселенную. Ни на кого он так не смотрит из семьи, только на меня. Он ко мне привязался, как можно его подвести? Как жаль, что между нами забор. А может, к счастью, потому что иначе я бы его утащила невзирая на последствия.
— Новая железная дорога еще у тебя?
— Да, — он кивает со слезами в глазах.
— Тебе ее подарил один дядя. На него я буду работать. Ты не плачь, а когда играешь с ней, вспоминай, как мы вместе играли…
— Арсений! — раздается вопль, и я осекаюсь.
Смотрю поверх Сенькиной понурой головы. В конце тропинки стоит Игорь и в упор смотрит на нас.
— Арсений, быстро сюда! — он решительно направляется по мощеной тропинке к нам.
Меня тоже заметил, конечно. Задрал нос, лицо одухотворенно-обиженное, словно я оскорбляю его одним своим появлением.
— Ты чего голову повесил? — шепчу я, и целую Сеньку в соленые от слез щеки. — Все нормально, Сень. Я тебя люблю. Возьми вот, от… — сначала хочу сказать «от зайчика», но передумываю. — От меня.
Он берет гостинцы, я снова целую его.
Игорь резко останавливается рядом с нами и не знает, что делать дальше. Смотрит свысока, цедит сквозь зубы:
— Что ты здесь делаешь?
— Сень, иди за вещами, — шепчу я. — Мы пока поговорим.
— Когда я схожу, ты уйдешь, — взахлеб начинает реветь он.
Тут нас замечает воспитательница, подскакивает и уводит Сеньку. Я смотрю мимо Игоря, ребенку в спину. Он так бредет, пиная невидимые пылинки, опустив голову, с шоколадом и соком в руке, словно его ведут на расстрел. Опустив голову. Это чувствуется во всей фигуре. Стою, сцепив зубы, и сердце обливается кровью.
— Ты вообще меня слышишь? — возмущается Игорь.
