Что — тёть? Радоваться нужно, а не грустить. Вон, Катюха у тебя ожила, наконец, а то тенью же ходила из-за своего папаши дебильного. Чего сопли развесила, Настасья?
— Виктор…
— Дурой будешь, если вернешься, — припечатала тётя, по привычке меня перебивая. — Что, до сих пор любишь?
Люблю ли я мужа?
— Не знаю, — ответила честно. — Столько лет вместе… Тёть, ну вот как так? Не понимаю я! Думаю, целыми днями только и делаю что думаю, и не понимаю. Мы же с Витей не дети давно, уже не живем порывами. Вот как он на другую мог залезть, забыв про семью?
— Да дерьмо он!
— Ладно бы полюбил её, это больно, но хоть понятно. Знаешь, мне было бы менее обидно, если бы он из-за любви меня предал, семью развалил. А Виктор же… Боже, не понимаю! Ни любви у него к Наташе, ни уважения. Тогда ради чего всё? Я же говорила с ним, — потёрла глаза устало. — Спрашивала. И он представляешь, сказал что его испугало то, что я — на всю жизнь! Мол, кризис среднего возраста у него, и я должна это понять и простить. На терапию походить с ним, и снова жить вместе.
— Ты, надеюсь, не собираешься снова в это говно наступать?
— Не собираюсь. Может, если бы Витя увлекся другой, но одумался — я бы согласилась на эту терапию, и попыталась бороться за семью. Увлечение я бы поняла. Но он Наташей не увлечен, он её просто пользовал, потакал своим извращениям, о которых я не знала. И ради вот этого, чего-то животного, он семьей рисковал? Я не понимаю, а потому — нет, тёть, не вернусь я к нему. Да и забыть не смогу! Слышала ведь их игрища, и видела. Такое из памяти не стереть, всегда тошнить будет. Но как же мне больно! Ты бы знала, — уткнулась в тётино плечо, как бывало в детстве.
— Ох, милая. Месяц держалась, и накрыло?
— Ага, — всхлипнула я тихо. — Я о Кате думала, ею занималась. И вот: чем лучше моей дочке, тем хуже мне. Гадко это прозвучало.
— Ой, да брось. Ничего, Настя, полегчает, отболит. Это только в кино бывает, что одна любовь, да на всю жизнь. А в жизни-то оно по-другому, и на уроде этом свет клином не сошелся.
— Тёть, хватит Виктора оскорблять.
— Защищаешь его?
— Я бы с дерьмом и уродом столько лет не жила, и ребенка такому бы не родила. Не хочу, чтобы ты про Виктора гадости говорила.
— Ладно, — вздохнула тётя. — Но он никогда мне не нравился. Не пара он тебе. А к этому хлопцу присмотрись!
— К Егору?
— Отличный мужик. Не хитросделанный жучара, как твой ненаглядный Витюша, а основательный. Но ой какой непростой!
Это Егор-то непростой? Да у него что на уме, то и на языке! Более простого человека я не встречала!
— Не смотри так. Говорю — непростой, значит непростой, — правильно истолковала мой вопросительный взгляд тётушка. — Я людей хорошо читаю, сама знаешь. Когда я ошибалась?
— На моей памяти никогда.
— Вот именно. Егор… повезло тебе его встретить, Настя. Ходила бы гордой гусыней-мужененавистницей. Кичилась бы тем, что «всё сама», и не нужен тебе мужик. А к одиночеству-то быстро привыкаешь, по себе знаю. Одиночество — тот же наркотик. Пожила бы год-другой одна, и едва ли смогла бы подпустить к себе даже такого как этот Егор. Так что тебе очень повезло его встретить именно сейчас, пока ты еще умеешь жить не только для себя и дочери, но и для мужчины.
Мы снова взглянули на Катю и смеющегося Егора, которому моя малышка что-то экспрессивно доказывает, размахивая руками.
Наверное, права тётя. Я же задавалась вопросом, как это я подпустила Егора так близко к нам с Катей. А теперь узнала ответ. Вот только…
— Я не готова к отношениям. И не знаю, буду ли готова. Егору я нравлюсь, но… не знаю. Вроде и понимаю, что не все мужчины предатели. Среди моих подруг много тех, кто от мужей регулярно налево ходит. Мы примерно-то одинаковые с мужиками в этом плане, не они одни козлы. Но снова рисковать? И не только собой, но и Катей?
— Время пройдет, и будет ясно, Настя. Не торопись.
— Ты же сама мне говорила только что, какой Егор классный, и как мне повезло! А теперь — не торопись? — удивилась я тётиной логике.
— Дурёха! Слышала, как Егор говорил про любовь своих родителей, и про жен братьев? Говорила же, что он непростой! Видно, что влип в тебя мужик, но такого как он не устроит в полсилы, без доверия. Не потерпит, если ты его будешь сравнивать с бывшим, и ждать предательства. И на вторых ролях такой человек тоже не будет. Потому — не торопись. Такому или всё, или ничего. Поняла?
Я кивнула, и снова посмотрела на Катю и Егора. Боже, она лопает сырое тесто, и Егора им угощает, негодяйка!
— Спасибо, тёть. Я за советом и ехала к тебе. Правда, думала ты скажешь: «хватай и беги».
— Я бы хватала и бежала, — хохотнула она. — Но это я! Ты другая. Мой совет: присмотрись к Егору. Если поймешь, что не твоё — отпусти, да он и сам не задержится с тобой, если отдачи не будет. Женщин на свете много, и за такого любая ухватится.
— Вот это могла бы и не говорить, — нахмурилась я.
— Что, не понравились мои слова? Дурочка, кто тебе еще правду скажет? Присмотрись, но клювом не щелкай, а то прощелкаешь. В общем, ты меня поняла, надеюсь?
— Да уж поняла, — буркнула я, и снова не смогла не признать правоту тёти — не такая уж я богиня, чтобы годами ждать, пока я присмотрюсь.
— А что насчет развода?
— А насчет развода… слушай, — выдохнула я, и рассказала про разговор с мужем и юристом.
Тётя нахмурилась.
— Думаешь, он пойдет на это? Решит отнять у тебя Катю?
— Я не знаю. Не знаю, тёть. Меня юрист спросила, хорошо ли я знаю своего мужа. А я не смогла ответить, — я в ужасе покачала головой. — Мне кажется, он на многое способен! И я… боюсь.
— Встреться с Виктором. Поговори. И на всякий случай
