тачка. Приглядываюсь. Зорины с девчонками. Подружка Стасина кокетливо смеется, стоя ближе к Климу, а сестра только улыбается и то, не особо весело. Паркую машину за ними. Выхожу, здороваюсь за руки с парнями.
— Привет, — стараюсь заглянуть мышонку в глаза.
— Ну ладно, мы поедем, — быстро ориентируется Август. — Из рук в руки передал. Стась, я позвоню. Окей?
— Да, конечно, — смотрит на него мимо меня.
Клим обходит машину и стебет брата:
— Моя подружка понравилась?
— Вы просто друзья. Ты сам сказал, — тихо отвечает Август, усаживаясь за руль.
— Друзья, — Клим подмигивает Стасе и тоже ныряет в салон.
Дожидаюсь, пока они уедут. Хочу взять мышонка за руку, но она прячет обе ладошки в рукава.
— Что случилось? — делаю пару шагов к ней. — Я что-то недопустимое сделал, да? Обидел?
Стася
Я понимаю, что не могу ему сказать. Просто не могу! Он был пьян и это все не считается. Это все мои глупые бабочки, а Захар даже не помнит ни нашего первого поцелуя, ни обжигающих прикосновений. Влюбленная дурочка напридумывала себе то, чего никогда не будет.
Последнее, что я хочу увидеть после случившегося, это чувство вины в его глазах и вряд ли выдержу слова сожаления.
Лучше я одна буду хранить эту тайну. Не хочу, чтобы ему было еще хуже, чем сейчас. Проклятая Алиса опять задела его за живое. Он пришел ко мне потому, что было плохо. Брат просил тепла. Я поделилась. Так ведь и должны поступать близкие люди. Помогать родным, когда они в этом нуждаются.
А я попробую переключиться. Меня Август позвал на свидание. Это так странно. Ни разу не ходила. Мы созвонимся, и я скажу ему «да». И совсем не потому, что он внешне мне напоминает брата. Потому что даже мама говорит, это нормально в моем возрасте — ходить на свидания с парнями. А чувствовать то, что я чувствую к Захару… Это проблема моих бабочек.
— Мышонок, — зовет он.
Нахожу в себе силы улыбнуться ему, и даже смотрю в глаза.
— Нет. С чего ты взял? Все хорошо.
— Стась, ты же в курсе, что совсем не умеешь врать?
— Я говорю правду. Пойдем. Холодно здесь.
Разворачиваюсь и первая прячусь в подъезде. Он догоняет. Вызывает лифт. Пропускает меня вперед и обнимает, зарываясь носом в волосы. Это лишнее. Совсем лишнее. Не надо так делать! Сейчас все мои установки рухнут, и я поддамся его теплу и его запаху.
Лифт довозит нас до шестнадцатого этажа.
Мама с порога засыпает вопросами. Пока раздеваюсь, стараюсь коротко рассказать, как мы здорово погуляли.
Мою руки, прихожу к ней на кухню. Она уже греет для меня суп.
— Мам, меня Август гулять позвал. Вдвоем. Можно? — смущенно рисую пальчиком по скатерти.
— Август? — удивляется, выставляя на стол корзинку с нарезанным хлебом. — Мне почему-то казалось, к тебе Клим клинья подбивает.
— Нет. С Климом мы просто общаемся как друзья. Так можно? Только я к Захару и папе с этим вопросом не пойду, — предупреждаю сразу, прекрасно зная, чем это закончится.
— Конечно, можно. Главное, никуда не торопись. Хорошо? Присмотрись сначала, к себе прислушайся. А то парни в таком возрасте, они знаешь какие шустрые. Девочке нужно больше времени для более тесного сближения. И малыш, я тебя очень прошу, ничего от меня не скрывай, чтобы между вами не произошло. Обещаю не ругать.
— Мам, о чем ты? — смеюсь я, отодвигаясь, чтобы она поставила передо мной суп. — Мы едва знакомы. Просто погуляем, познакомимся ближе. Без всего вот того, на что ты мне намекаешь.
— Я просто объясняю, как бывает. И предостерегаю, — улыбается она. — Кушай.
Быстро поужинав, убираю за собой и ухожу в комнату. После бессонной ночи и прогулки по морозу меня быстро отключает. Снятся странные, разноцветные и сильно пьяные бабочки. Меня даже немного укачивает от их аляпистого, хаотичного полета.
Сажусь на кровати. Кулаками тру глаза. За окном еще темно, а будильник уже второй раз напоминает, что пора вставать.
Подхожу к зеркалу. Оттуда на меня смотрит взъерошенное нечто. Этому «нечту» я и обещаю, что сегодня будет совсем другой день. Никакого Захара. Только новая, повзрослевшая я.
Только с чего начать, я совершенно не представляю. Как люди определяют критерий взрослости? Вот отец говорит, что Захар уже взрослый. Я с ним полностью согласна. Он знает, чего хочет, умеет принимать решения. Но я тоже знаю! Я давно знаю, кем хочу стать и тоже могу что-то решать. Загвоздка в том, что это никто не воспринимает всерьез. Почему при одинаковых дано, разве что за исключением возраста, Захар взрослый, а я еще маленькая?
Как это работает, блин?!
Надеваю школьную форму. Может причина в ней? Захар уже учится в серьезном учебном заведении, а я пока не окончила школу. Этот критерий мне кажется несколько странным.
Заплетаю волосы в две темные, тугие косички. Подкрашиваю ресницы, веду мягкой кисточкой по губам, нанося блеск. Они еще слегка воспалены от прикосновений брата. Делаю глубокий вдох.
«Мы никому не скажем» — говорил Захар.
Нет. Это я никому не скажу!
Мысленно пинаю бабочек подальше и распускаю косички. Это детская прическа. Так не пойдет. Расчесываю волосы заново и оставляю распущенными, собрав лишь несколько прядей с висков на затылке самой лаконичной заколкой.
— Так то! А то косички, бисер, плюшевые игрушки и хочешь, чтобы в тебе увидели взрослую.
Снимаю с рюкзака любимый пушистый брелок и несколько значков. Он становится не таким красочным, зато тоже более строгим и классическим.
Погладив любимый пушистый шарик пальцами, мысленно извиняюсь перед ним за то, что бросаю, и выхожу к семье.
Захар с влажными после душа волосами задумчиво ковыряет вилкой в своей тарелке. Отца уже нет. Мама, как всегда, мечется по кухне, стараясь заботиться о том, чтобы никто не остался голодным.
— Мам, а когда вы поняли, что Захар стал взрослым?
Брат откладывает вилку и поднимает на меня удивленный взгляд.
— Ой, — вздыхает она. — да вы оба еще дети, на самом деле. Ну вот мне кажется, его поменяла армия. Да, Захар? — улыбается сыну. — Вроде провожали еще мальчишку, а вернулся мужчина. У него даже взгляд поменялся. Стал более осознанный. Ответственности больше появилось.
— Ты хочешь сказать, что до армии я был безответственным раздолбаем?
