Что хорошего в короне, если для того, чтобы ее носить, нужно продать свою душу?
Я чувствовал себя больным. Мили тянулись все дальше. Расстояние между нашими душами становилось все больше.
Она была там. Она была прямо здесь, сидела напротив меня, достаточно близко, чтобы я мог дотронуться до нее. Нас разделяло менее трех футов, но с таким же успехом это могла быть бездонная пропасть.
— Сколько невинных жизней вы принесли в жертву за последние девять лет?
Она не была настолько наивна, чтобы поверить, что, закончив использовать этих девушек, они просто отпускают их.
Она поджала губы.
— Сколько жизней вы забрали, чтобы оказаться на вершине? Сколько крови на ваших руках?
— Никто из них не был невиновен. Мы не такие.
Сэди насмехалась.
— Я обещаю тебе, что ни одна из этих девушек не была невинной. Был процесс. Отбор, — в ее голосе не было ни раскаяния, ни стыда, когда она смотрела на меня.
Я смотрел в ответ, ища хоть малейший проблеск той Сэди, которую, как мне казалось, я знал.
— Ты соблазнила их.
Она раздвинула ноги под попой и села прямо. Ее выражение лица было полно насмешливой невинности, губы слегка разошлись, а глаза расширились.
— Не смотри на меня так. Ты хоть представляешь, что нужно сделать, чтобы заслужить уважение женщины в мире, где правят мужчины? Или я, или они, Грей. Ты сам это сказал. Все, что нужно, чтобы выжить.
Я заслужил ее гнев. Я заслужил ее боль. Я сделал это с ней, с нами, и мне придется терпеть последствия этого. Но те девочки — они не имели к этому никакого отношения.
— Подвергать риску жизни других людей — это не выживание, Сэди. Это становиться тем самым монстром, от которого ты убежала.
— Ты так говоришь, как будто ты такой чертовски благородный. Уинстон рассказал мне о девушке, о том, как ты трахнул ее на глазах у всех. Наверное, он думал, что это заставит меня ревновать, но все, что он сделал, это вызвал у меня тошноту. Ты один из них, Грей. Ты взял эту девушку. Унизил ее. Держал ее против ее воли четыре гребаных года. Если я чудовище, то кем же тогда являешься ты?
Мое дыхание перехватило в легких. Моя челюсть сжалась.
— Я никогда не причинял ей вреда. Я никогда не трогал ее пальцем, кроме…
Она встала, прервав меня.
— Чего? О том, что тебе пришлось сделать, чтобы выжить? — она рассмеялась. — Ты чертов лицемер. Все вы.
Я тоже встал, внутри меня пылала ярость.
— А ты нет? Ты заманиваешь девушек в ту же жизнь, которая сломала тебя.
Сэди шагнула вперед, ткнув пальцем мне в грудь.
— Ты сломал меня, Грей. Ты. Я ждала тебя. Я молилась за тебя.
— Я был в тюрьме пять долбаных лет. И я сказал тебе, почему мне нужно было время после того, как я вышел, — я ненавидел, что кричу на нее, что мы кричим друг на друга. Наши голоса разносились по стенам, уставленным книжными шкафами, и отскакивали от потолка высотой в двадцать один фут. Наши гневные слова окрашивали высокие окна и покрывали полы из темного дерева. Нас окружали горечь и обида. Я никогда не хотел этого. Я хотел пота, кожи и стонов. Никак ни этого.
Она уронила руку и сделала шаг назад, закатив глаза.
— Правильно. Чтобы заслужить свое место, — ее острый взгляд встретился с моим. — Но у тебя было достаточно силы, чтобы спасти девушку. Почему кто-то другой не мог выбрать ее? Почему это должен был быть ты?
Потому что кто-то другой изнасиловал бы ее, причинил ей боль, сломал ее. Потому что как только я увидел ее, увидел огонь в ее духе, увидел, как она бросила вызов Киптону, я понял, что это должен быть я. Потому что у кого-то другого не хватило бы сил вернуть ее.
— Ты выбрал ее, — она обошла спинку дивана, оглянулась на меня через плечо и пожала плечами. — Значит, я выбрала себя.
Я положил руки на спинку кресла, готовясь к буре, в которую собирался втянуть нас обоих.
— А что насчет Лиама? Кто выбрал его?
Она перестала ходить и повернулась ко мне лицом.
— Что насчет Лиама?
— Он узнал, чем ты занималась? Это то, что он собирался рассказать нам в день своего убийства?
Она отошла к окну и молча смотрела в сад.
Я читал людей. У меня это хорошо получалось. До сих пор она вела себя так вызывающе, так жаждала защищаться, вымещала свой гнев на мне. Истина кипела в тишине. Ни один ответ не был ответом.
Я напрягся.
— Я видел фургон в аэропорту, Сэди. Это был тот же гребаный фургон, что стоял сегодня на подъездной дорожке. Тот самый фургон, в который ты помахала молодой девушке.
— Они просто должны были забрать его, — сказала она, не оборачиваясь. Ее слова пронзили мою кровь, как холодная сталь. — Потом появились вы, и они запаниковали.
Эта женщина носила мое сердце, владела моей чертовой душой с тех пор, как мне было семнадцать лет, и двумя простыми предложениями она разбила их в пух и прах. Все это разбитое сердце тяжело опустилось в яму моего желудка, оставив меня слишком слабым, чтобы наклониться и собрать осколки.
— Он мертв, Сэди. Мертв! — мне стало плохо. — Ты хоть понимаешь, что ты наделала?
Она повернулась ко мне.
— Я сделала то, что должна была сделать, чтобы выжить в мире, в котором ты меня оставил.
— Ты называешь это выживанием? Ты вообще слушаешь себя сейчас? Ты убила человека! Брата. Друга, — я провел рукой по волосам, дергая их за концы. — Лирика была брошена в тот же мир. Только она потеряла все, — моя рука упала на бок. — Ее друзья и семья думали, что она мертва в течение многих лет. Я оставлял ее одну на несколько недель, потому что был слишком занят, пытаясь найти способ спасти тебя. У нее никого не было. И она сейчас там, следит за тем, чтобы других девушек не постигла та же участь, пока ты берешь их за руку и ведешь к ней.
— Я. Не. Лирика.
— Нет. Ты не такая. Но ты и не Сэди, — я покачал головой. — Я не знаю, на кого, блядь, я сейчас смотрю.
Мне нужно было уйти. Я не мог быть здесь, делать это, с ней.
Когда я открыл дверь, Чендлер ждал с другой стороны. Я предполагал, что из-за всех этих криков Энистон послала его посмотреть, что происходит. Скоро он станет королем-консортом. Это будет его дворец.
Я встретил его взгляд, уважая роль, которую его заставили играть, роль, которая должна была принадлежать Лиаму, но была вырвана из-за женщины в этой комнате.
— Делай все, что тебе нужно. Я с ней закончил.
ГЛАВА 17 Сэди
Он назвал меня чудовищем.
Я хотела, чтобы он видел во мне только королеву.
Двенадцать лет назад Грей сказал мне бежать.
Я так и сделала.
Я бежала, пока не сгорели мои легкие.
Но они все равно поймали меня.
Я понятия не имела, кто они, только то, что они были сильными и носили мантии с капюшонами и венецианские маски, закрывавшие их лица.
Следующую неделю я провела во дворце, запертая в комнате без окон.
Затем меня отвели в церковь, где накачали наркотиками, после чего я проснулась, одетая лишь в белый шелковый халат. Они привели меня в большое открытое помещение, где пол был из золотистого мрамора с кроваво-красной буквой «О», сформированной из змеи в центре. Стены были того же золотого цвета с высокими белыми колоннами, расположенными возле арочных проемов, которые вели в длинные коридоры. Над нами был круглый балкон, с которого молча смотрели другие мужчины.
Это место было очень похоже на церковь, где мы прощались с Лиамом, но ничего святого в нем не чувствовалось.
Десять мужчин сидели в ряд за деревянным столом. Спереди блестящими золотыми буквами было написано слово Трибунал.
Одна за другой другие девушки, такие как я, выходили на открытое пространство, и одна за другой их выбирал один из десяти мужчин. И вот настал мой черед.
Я помню это, как будто это было вчера. Они называли это Судным днем — днем, когда я официально принадлежала королю Уинстону Рэдклиффу — началом конца.
