– Пусть это тоже входит в условия пари. Вы все узнаете сами. Я не стану вам подсказывать и давать правильное направление. Я же заинтересованное лицо!
Мне оставалось только кивнуть, а в комнате снова повисла тяжелая тишина, которую опять первым нарушил Георгий:
– Расскажите мне что-нибудь о себе. Я ведь знаю только то, что вы работаете в детском журнале. Вы кто? Редактор? Или заведуете каким-нибудь разделом, например, сказками? Или стихами? Я в этом ничего не понимаю…
Я в этом тоже понимала мало. Кто его знает, какие должности существуют в детском журнале… Пожалуй, стоит согласиться на заведование сказками, что я Георгию и выдала сквозь зубы. Мне было несколько не по себе. Приходилось на ходу сочинять себе биографию, да еще отличную от той, что я втюхивала Бо. Как бы потом со своих придумок не сбиться! А чего, собственно, сбиваться? Или я не писательница? Могу ведь держать в мозгу до двадцати персонажей одновременно со всеми особенностями их существования и сложными взаимоотношениями. А я сейчас и есть персонаж! Полностью придуманный! С чуть раздвоившейся биографией! Ничего, запомнить нетрудно! Посмотрим, кстати, легко ли живется персонажу, жизнью которого распоряжается «чужой дядя»!
– Вам… – начал Георгий, но я не удосужилась дождаться вопроса целиком. Я уже жила жизнью «персонажа», а потому ответила:
– Мне тридцать лет. – Почему бы не убавить себе возраст, ежели чистый тридцатник для сюжета предпочтительней. Семейное положение тоже можно подкорректировать для дела. – И я не замужем, если это вас интересует.
– Почему? Развелись?
– Нет… Мой муж был сильно болен и… в общем… он умер… Детей нет… Когда муж болеет, какие уж тут дети…
Поверьте, у меня и в мыслях не было, что я хороню собственного мужа. Он жив-здоров, и я очень, рассчитываю, что с ним ничего плохого не произойдет. Муж умер у героини нового романа, потому что ей так легче завязывать отношения с другими мужчинами. Вы думаете, что смерти и убийства в своих книжках мы описываем только для того, чтобы придать произведению элемент триллера? Бывает такое, не спорю… Но чаще мы убиваем тех героев, которые мешают дальнейшему развитию сюжета, с которыми надо много возиться, чтобы встроить их в и без того сложные взаимоотношения других персонажей. Нет человека – нет проблем!
Чтобы перехватить инициативу, я начала расспрашивать Георгия:
– А о вас я теперь знаю, что вы стоматолог, женаты…
– Я развожусь! – поспешил вставить он. – Вы же в курсе!
– А почему разводитесь? Марина, по-моему, очень славная!
– Ну… я бы сказал, что она себе на уме.
– Все мы себе на уме.
– Верно, но она… Марина… страшная эгоистка!
– Все мы эгоисты, – зачем-то пронудела я. Еще бы сказала: «Кто здесь не эгоист, пусть первым бросит камень в Марину или меня».
– Да… но… впрочем, к делу это не относится… Мы вполне можем считать, что Марины нет в моей жизни.
– Вы расстаетесь с ней без капли сожаления?
– Пожалуй…
– А дети?
– Детей нет. Марина не хотела…
Я прекрасно помнила, что говорила мне по этому поводу Марина, а потому решила уточнить:
– Именно не хотела? Или все же не могла их иметь?
– Почему вдруг не могла?! Очень даже могла, но болезненно не хотела. Тщательно следила за тем, чтобы не забеременеть. До идиотизма…
Темные глаза Георгия уставились в одну точку на этикетке «Бейлиса», а я думала о том, кто же из них лжет и с какой целью?
– То есть вы давно в раздрае? – выдала я очередной вопрос.
– Да. Уже несколько лет живем под одной крышей как соседи.
– Вообще-то вы затянули любимую песню неверных мужей. Вы неверный муж?
– Да, я неверный, но с полного согласия жены!
– То есть как?
– А так! Мы с ней заключили соглашение о том, что каждый живет своей жизнью и старается не мешать другому.
– Зачем же тогда разводиться, если ваше сосуществование вполне комфортно?
– Было комфортно, пока Марина не узнала о моих отношениях с ее лучшей подругой.
Я в удивлении выгнула бровь. Он говорил правду. Пожалуй, есть смысл вернуть бровь в нормальное положение. Я вернула и опять спросила:
– А что, можно с кем угодно, только не с подругой?
– Похоже, что так…
Мне показалось, Георгий чего-то не договаривает. Может быть, тоже потихоньку сочиняет себе новую биографию? Имеет право.
Для чистоты эксперимента я решила уточнить:
– А с подругой вы продолжаете встречаться?
– Нет… Марина как-то застукала нас с ней… Нет, не в постели… В маршрутке… у меня тогда машина была в автосервисе… Так вот, только я увидел изумленные Маринины глаза, у меня к любовнице все как отрезало, хотя… если честно, и было-то немного… Наверно, поэтому сразу и отрезало… Бросил ее одну прямо на улице и ушел, о чем почему-то совершенно не жалею. От встреч уклоняюсь, на звонки и эсэмэски не отвечаю…
– Может быть, все же продолжаете любить жену?
– Нет! Давно нет! Да и она меня не любит…
– А вдруг вы ошибаетесь? Может быть, Марина вас любит и поняла это, наконец, именно тогда, когда увидела вас с подругой?
– Нет, не любит… – холодно возразил Георгий, явно собираясь соскочить с неприятной ему темы. – Я это знаю точно.
Ага! Он знает точно! Марина мне говорила совсем другое! Да кто ж из них говорит неправду? Скорее всего, Далматов. Он же ко мне клеится!
– То есть вы сейчас абсолютно одиноки, – начала я, – и лишь любимый младший брат – отрада?
– Примерно так.
– Почему ж вы тогда собираетесь увести у него женщину? Как-то это не вяжется с трогательной братской любовью.
Георгий закусил и без того узкую свою губу, и его рот превратился в щель, что моего знакомца нисколько не украсило. Он посмотрел на меня таким жарким взглядом, от которого вполне могли бы запылать волосы, и резко произнес:
– Я же сказал, что сразу понял: вы – моя женщина!
Я на всякий случай коснулась волос, удостоверилась, что с ними ничего не случилось, и продолжила долбить его вопросами:
– А если б Марина сейчас посмотрела бы на вас таким же взглядом, о котором вы только что рассказывали…
– Да нет же! – Далматов вскочил, сунул руки в брюки, картинно насборив над ними свой щегольской пиджак, и, глядя мне прямо в глаза и чуть ли не прожигая в них тоннели до самого желудка, крикнул: – В который раз приходится повторять! Вы моя женщина! Разве вы этого не чувствуете?
Я не чувствовала. Я чувствовала себя заигравшейся женой собственного мужа, который скоро придет домой с работы, очень удивится, не обнаружив меня на обычном месте, и примется звонить на мобильник! Он же не знает, что у моей героини, роль которой я так самозабвенно исполняю, муж давно почил в бозе!
Между тем на лице Георгия была написана уже откровенная боль. Мне вдруг стало жаль его, и я еще раз попыталась найти в нем те черты, за которые можно полюбить. Ничего не находила. Ну… разве что руки… изящные, с тонкими длинными пальцами… Руки музыканта… хирурга… Впрочем, о чем я? У него ж руки стоматолога! Георгия могла бы украсить улыбка, но сейчас он не улыбался. Щеки его сильней, чем обычно, втянулись внутрь, и лицо стало очень живо походить на песочные часы. Пришлось все же сказать ему, что я ничего не чувствую. Пусть знает и работает над собой, если хочет, чтобы я вдруг начала что-то чувствовать.
