— Мало, вижу, отец твою природу ремнем выправлял!
Зоя и Костя понимали: надо что-то делать. Но любить Таню больше, чем они любили, невозможно. А что, кроме любви, могли предложить?
Однажды, хорошо Костя в ночную смену работал, Таня пришла домой за полночь. Лицо раскрашенное как у гулящей девки, спиртным не пахнет, но какая-то странная, вроде очень усталая. «Наркотики!» — испугалась Зоя. Она уже все глаза выплакала, а тут с новой силой зарыдала:
— Доченька! Скажи мне, чего ты хочешь? Чего добиваешься?
Таня в последнее время перестала их мамой и папой называть, только «ты», «вы» или вообще без обращения. И тут видно, что борется в ней желание утешить Зою с гордостью оскорбленной. Гордость победила.
— Хочу, — говорит дочь, — найти своих настоящих родителей.
— Хорошо, — согласно кивнула Зоя.
— Как? — удивилась Таня. — Ты мне поможешь?
— Конечно. Сейчас работы много, отпроситься не могу. На следующей неделе постараюсь взять отгул, и поедем с тобой справки наводить.
— Обещаешь? — не верит Таня.
— Обещаю. Но и ты слово дай, что не будешь курить, пиво пить и по плохим компаниям шляться. — Зоя себя уже в руки взяла.
— Торгуешься? — укорила Таня. — А вот и не брошу!
— Тогда сама ищи их! — Слово «родители» про чужих людей Зоя не могла произнести. Но говорила твердо. — Только везде получишь от ворот поворот.
— Уже получила. Ладно, пока воздержусь.
Ее слову можно было верить, кошмары прекратились. Но никто не знал — мир это или короткое перемирие перед страшной войной.
Они ехали на другой конец города, в старый роддом. Таня очень нервничала, а Зоя столько успокоительных таблеток проглотила, что в трансе пребывала.
Долго сидели у кабинета главного врача. Им сказали: «Ждите. Трудные роды. Не скоро освободится». Деток на кормление везли по коридору, Зое и Тане белые халаты дали и марлевые повязки на лицо. Таня шею вытянула, жадно рассматривала тележку, где младенцы лежат, туго спеленатые, пищат трогательно.
— Ты меня такой взяла?
Зоя молча кивнула.
Наконец пришла главный врач Наталья Сергеевна. Росту гренадерского, руки как у коновала, голос зычный и врач от Бога. Прошли в кабинет, сели.
— Слушаю вас! — продудела Наталья Сергеевна.
— Четырнадцать лет назад в вашем роддоме я родила девочку. А потом… вернее, раньше… в общем, Таня тоже здесь родилась. Таня наша старшая дочь. Она хочет знать, кто ее настоящие родители.
Как Зое эти слова дались — не передать. Если бы не таблетки, в жизни бы не выговорила.
— Глупости! — заявила Наталья Сергеевна. — Таких справок мы не даем, да и никто не имеет права их давать!
— Ну пожалуйста! — вскочила на ноги Таня и руки заломила. — Я вас очень прошу! Мне очень важно!
— Мы вместе просим, — пробормотала Зоя.
— А ну-ка, сядь! — гаркнула врач на девочку.
Таня испуганно плюхнулась на стул. Наталья Сергеевна помолчала. Потом заговорила:
— Вас, мамочка, я, естественно, не помню.
В роддоме всех рожениц мамочками называют.
— У нас каждый месяц демографический взрыв, — продолжала врач, — по десятку младенцев в день принимаем. А тебя, — она ткнула пальцем в Таню, — тебя, кажется, припоминаю. Экая дылда вымахала! С меня ростом вырастешь, жениха трудно будет найти.
— Вы мне поможете? — Таня уже открыто всхлипывала.
— Рот без моего разрешения не открывать! — приказала Наталья Сергеевна. — И сопли-слюни не пускать! На должностное преступление толкают, а еще мокроту мне здесь разводят. Надо уточнить, — пробормотала она задумчиво, сняла трубку телефона и набрала номер. — Митрофановна? Принеси мне из архива книгу учета рожениц за восемьдесят девятый год… Какой месяц?
— Апрель, — подсказала Зоя.
— За апрель, — гаркнула в трубку Наталья Сергеевна.
Пока сестричка не принесла амбарную книгу, они сидели молча. Наталья Сергеевна с сердитым видом что-то писала. Таня, волнуясь, рвала носовой платок на нитки. Зоя ее ладошки своими прикрыла, чтобы успокоить, но она оттолкнула. Доктор хмыкнула. Оказывается, украдкой за ними подсматривала.
— Так! — Наталья Сергеевна вела пальцем по странице. — Точно, есть, я не ошиблась. — И захлопнула книгу.
Таня напряглась в струну, только не звенит, но на пределе. Зое страшно за нее стало. Мыслимо ли, ребенка таким испытаниям подвергать?
— Ну, раз хочешь правду знать! — Наталья Сергеевна изучающе на Таню смотрела. — Девица ты взрослая или такой себя считаешь, только без истерик! В нашем городе жила твоя бабушка. Она лежала при смерти. Родители твои мчались к ней издалека. Поймали попутку от аэропорта. Случилась авария. Водитель и твой отец погибли на месте. А мать к нам привезли, потому что она на восьмом месяце беременности была, и роды начались. Вот этими руками, — Наталья Сергеевна показала свои огромные ладони, — я тебя с того света вытащила. А женщину не спасли. Да и то, что ты здоровенькой родилась, — чудо. Бабушка твоя тоже вскорости умерла, больше родственников у тебя нет, мы искали.
— А как, — прошептала Таня, — как их, то есть моя, фамилия?
— Вот нахалка! — возмутилась доктор и повернулась к Зое в поисках поддержки. — Хочет, чтобы меня под суд отдали! Да я не имела права пикнуть, а тебе все выложила! Зачем тебе фамилия? Любую выбирай. Разве в фамилии дело?
— Просто я хотела… если на могилку…
— Нет у них могилки! — отрезала врач. — За государственный кошт похоронили. Через крематорий, — уточнила она. — У таких могилок не бывает. А теперь, мамочка, — обратилась она к Зое, — выйдите, нам с глазу на глаз потолковать нужно.
Подслушивать не приходилось: командный бас докторши в другом конце коридора было слышно. Зоя с мужем, конечно, никогда не посмели бы такого сказать. Да и не выходило у них. Начнут дочку увещевать — получается, цену себе набивают. А Наталья Сергеевна Таню песочила — будь здоров, без всякой скидки на возраст и тонкость ситуации.
— Ты знаешь, каково брошенным детям приходится? Что они в развитии отстают? Не потому, что дебилы, а потому, что не ласканные да не балованные! Ночью кошмар приснится, к маме в кровать не побежишь. Трусы и платья не личные, а какие из стирки выдадут. И так все детство! Собаки да кошки без внимания чахнут, а тут дети!
И дальше про то, что Тане счастливый билет выпал, а она, змея подколодная (прямым текстом), норовит ужалить тех, кто ее вырастил, все силы отдал. И про Зою и Костю, которые не побоялись ответственность на себя взвалить, во всех отношениях благородных и замечательных, говорилось. И про Таню, опять-таки мерзавку (дословно) неблагодарную, многократно было повторено.
