Главная дверь открывается, и в темный актовый зал проникает свет из коридора. Входит Джастин Хичкок. Белый свет проектора высвечивает сосредоточенное выражение его лица. Одной рукой он прижимает к груди огромную стопку папок, то и дело норовящих выскользнуть. Он поднимает ногу и подталкивает папки коленом, стремясь вернуть их на место. В другой руке у него набитый портфель и опасно качающийся пластиковый стаканчик с кофе. Джастин медленно ставит поднятую ногу на пол, как будто исполняет какое-то движение гимнастики тайцзи, и, когда порядок восстановлен, на его губах появляется улыбка облегчении. Кто-то хихикает, и с трудом достигнутое им равновесие снова оказывается под угрозой. Не спеши, Джастин, отведи глаза от стаканчика и оцени ситуацию. Женщина за кафедрой, множество с трудом различимых голов — юноши и девушки. Все смотрят на тебя. Скажи что-нибудь. Что-нибудь умное.
— Я, кажется, не туда попал, — заявляет он темноте, за которой ощущается присутствие невидимой аудитории.
По залу проносится смех, и Джастин, двигаясь назад к двери, чтобы проверить номер аудитории, чувствует, что все глаза направлены на него.
Не пролей кофе. Не пролей чертов кофе.
Он открывает дверь, из коридора снова бьет свет, и студенты заслоняют от него глаза.
Смешки, смешки, нет ничего смешнее заблудившегося человека.
Несмотря на огромное количество вещей в руках, ему все же удается ногой удержать дверь открытой. Он смотрит на номер на ее обратной стороне, а затем опять на свой листок, листок, который, если он его сию секунду не схватит, медленно полетит на пол. Он дотягивает руку, чтобы схватить его. Не та рука. Пластиковый стаканчик с кофе летит на пол. Сверху на него планирует листок бумаги.
Черт побери! Вот опять смешки, смешки. Нет ничего смешнее заблудившегося человека, который пролил свой кофе и уронил свое расписание.
— Вам помочь? — Лектор спускается с возвышения.
Джастин возвращается в аудиторию, с ним возвращается и темнота.
— Видите ли, здесь написано… то есть здесь было написано, — кивает он в сторону промокшего листка на полу, — что у меня сейчас тут занятие.
— Регистрация иностранных студентов проводится в экзаменационном зале.
Он хмурится:
— Да я вовсе не…
— Простите. — Доктор Филдс подходит ближе. — Мне показалось, вы говорите с американским акцентом. — Она поднимает пластиковый стаканчик и кидает его в ведро для мусора, над которым написано: «Напитки не бросать».
— А… о… простите.
— Старшекурсники в соседней аудитории, — шепотом добавляет она. — Поверьте, вам тут не будет интересно.
Джастин откашливается и слегка склоняется набок, стараясь запихнуть папки плотнее под мышку.
— Вообще-то я читаю лекции по истории искусства и архитектуры.
— Вы читаете лекции?!
— Я приглашенный лектор. Хотите верьте, хотите нет. — Он дует вверх, пытаясь убрать волосы с липкого лба.
Стрижка, не забыть постричься. Вот опять смешки, смешки. Заблудившийся преподаватель, который пролил кофе, уронил расписание, сейчас потеряет свои папки и которому необходимо постричься. Определенно, нет ничего смешнее.
— Мистер Хичкок?
— Да, это я. — Он чувствует, как папки выскальзывают из-под его руки.
— О, простите меня, — шепчет она. — Я не знала. — Она ловит его папку. — Я доктор Сара Филдс из Ай-би-ти-эс. В деканате мне сказали, что я могу провести со студентами полчаса до начала вашей лекции, с вашего согласия, конечно.
— Никто меня об этом не предупредил, но я не против, пожалуйста, no problemo! — Problemo? — Он покачивает головой, сам себя не одобряя, и начинает двигаться к двери. «Старбакс», я иду к тебе.
— Профессор Хичкок…
Он останавливается у двери:
— Да?
— Вы не хотите присоединиться к нам?
Разумеется, нет. Меня ждут капучино и кексик-маффин с корицей в дивной забегаловке «Старбакс». Нет. Просто скажи «нет».
— Ммм… Нее… Да.
— Простите?..
— Я хочу сказать, присоединюсь с удовольствием.
Смешки, смешки, смешки. Лектор попался. Привлекательная молодая женщина в белом халате, назвавшаяся врачом из неизвестной организации, название которой представляет собой аббревиатуру, заставила его сделать то, чего ему, определенно, делать не хочется.
— Отлично. Добро пожаловать.
Она засовывает папки обратно ему под мышку и возвращается за кафедру, чтобы обратиться к студентам.
— Итак, внимание. Вернемся к вопросу о количестве крови. Пострадавшему в автомобильной аварии может понадобиться до тридцати единиц крови. При язвенном кровотечении — от трех до тридцати единиц. Для аортокоронарного шунтирования требуется от одной до пяти единиц. Все зависит от тяжести случая, и, поскольку кровь необходима в таком объеме, вы теперь понимаете, почему нам всегда нужны доноры.
Джастин садится в первом ряду и с ужасом слушает обсуждение, к которому он зачем-то присоединился.
— У кого-нибудь есть вопросы? Вы можете сменить тему?
— За сдачу крови платят?
Смешки в зале.
— Боюсь, не в этой стране.
— Знает ли человек, которому переливают кровь, кто его донор?
— Нет. Сдача крови производится анонимно, но продукты, взятые из банка крови, всегда можно индивидуально отследить в процессе сдачи, проведения тестов, разделения на компоненты, хранения и назначения реципиенту.
— Все могут сдавать кровь?
— Хороший вопрос. Вот список противопоказаний к тому, чтобы быть донором. Пожалуйста, все хорошо его изучите и, если хотите, запишите.
Доктор Филдс кладет лист на проектор, и на ее белом халате появляется отчетливое графическое изображение пострадавшего, срочно нуждающегося в переливании крови. Она отступает, и картинка заполняет экран на стене.
В зале стоит стон, и слово «ужас» пробегает по рядам, как приливная волна. Два раза его произносит Джастин. У него начинает кружиться голова, и он отводит взгляд от изображения.
— Ой, не тот лист, — ничуть не смутившись, говорит доктор Филдс, вытаскивает листок и неторопливо заменяет его обещанным списком.
Джастин с надеждой ищет в списке пункт «боязнь крови и иголок», надеясь исключить себя из кандидатов в доноры.
Такого пункта в списке, увы, нет, однако это не имеет никакого значения, поскольку вероятность того, что он отдаст кому-нибудь хоть каплю крови, равна его работоспособности по утрам.
Какая жалость, Довер! — Еще один шарик из смятой бумаги летит с заднего ряда и снова ударяет по голове. — Гомосексуалисты не могут сдавать кровь.
Бен хладнокровно поднимает вверх два растопыренных пальца.
