Он порылся в сумке и достал пузырек. Открыл, высыпав на ладонь семь овальных таблеток. Очень захотелось тут же спустить их в унитаз, а потом тщательно вымыть руки. Но это стало бы предательством пациента. А грош цена доктору, пусть и будущему, который способен предать своего пациента.
Пифагор вздохнул, ссыпал таблетки обратно в пузырек, а пузырек спрятал в походную аптечку.
Будь что будет. В конце концов, не звери же, должны разобраться, тем более что больной рядом с ними.
– Дима, — снова постучала в дверь между номерами Ольга Николаевна, — мы готовы.
– Хорошо, — отозвался Пиф.
Он уже разложил в рабочее положение небольшую и очень удобную коляску на широких дутых колесах. Коляска легко приводилась в движение и еще легче управлялась.
Это им очень пригодилось внизу, потому что народу на улице стало как на первомайской демонстрации в советские времена.
Не сразу, но обнаружились и объединявшие разношерстный народ цели.
Точнее, единственная цель: вкусно и сытно поесть.
Они прошли-то всего ничего, как незаметно для себя оказались в центре гигантского уличного рынка. Здесь продавалось все, что можно было съесть или выпить.
Продавалось по-разному: тоннами и контейнерами, килограммами и сетками. А также штучно и в розлив. Кроме того, вокруг одновременно в сотнях, а может, тысячах мест что-то съестное чистилось, резалось, фаршировалось, варилось, тушилось и жарилось. О, еще коптилось.
Это мог быть ресторан, ресторанище или ресторанчик. Но чаще всего это был таец, так сказать, повар-солист, перед одно— или двухконфорочной газовой плиткой, питавшейся от баллона. На плитке стояла сковорода, а в сковороде что-то фырчало, стреляло брызгами и пахло, иногда — отвратительно для европейского носа, однако в большинстве случаев — очень даже аппетитно.
Троица старалась держаться относительно широкой улицы, где легче было увертываться от снующих людей.
И не только от людей: Пифагор едва не врезался во что-то серое, что в сгущавшихся сумерках принял поначалу за брезентовый борт грузовичка. По сути, так оно и было, только в роли транспортного средства выступал небольшой слон, тащивший на спине несколько мешков с чем-то круглым, из этих самых мешков выпиравшим.
Они благоразумно свернули на более узкую дорожку, по которой слоны ходить были не должны. Идти пришлось медленнее, но торопиться было некуда — их самолет вылетал лишь утром. Длинную пересадку сделали специально, чтобы дать отдохнуть Александру Федоровичу.
Теперь они шли фруктовыми рядами. Чего здесь только не продавали! Ананасы маленькие и большие, зеленые и коричневатые. Арбузы маленькие и большие, ярко-красные и… ярко-желтые! Персики, дыни, яблоки, апельсины. А также десятки фруктов, которые Пиф не только ни разу в жизни не пробовал, но даже ни разу в жизни не видел.
– Я хочу есть, — неожиданно заявил Богданов.
Сопровождающие обрадовались: давненько не предъявлял он подобных желаний.
– Поехали в отель, Санечка, — сказала жена. — Там закажем все, что захочешь.
– Я хочу здесь, — ответил тот. — Прямо на улице.
По тону было ясно, что спорить нежелательно.
Ольга растерялась. Конечно, вокруг — сотни мечтающих их накормить. Но что будет с мужем? А вылет — с утра.
Она как-то жалобно посмотрела на Пифагора. Будущий врач подумал и принял решение.
– Хорошо, — сказал он. — Только кормильца выберу я.
– О’кей, — согласился Александр Федорович.
На улице совсем стемнело, однако разом затрещали маленькие бензиновые электрогенераторы, и базар теперь освещался десятками тысяч лампочек. Света добавляло и пламя от бесчисленных плиток и жаровен.
Пиф подошел к пожилому тайцу, заговорил по-английски. Тот вполне сносно ответил.
– Мне надо накормить очень больного человека, — тихо сказал будущий доктор.
– Что болит? — спокойно спросил таец.
– Желудок, кишечник, печень, легкие, — начал было перечислять Пифагор, но замолк, потому что тот увидел Богданова и понимающе качнул головой.
– Мясо или рыба? — спросил он у больного, которого уже подкатила Ольга Николаевна.
– Мясо, — ответил Александр Федорович. — И рыбу, — добавил он. — И овощи.
– Хорошо, — невозмутимо ответил таец.
Он достал небольшую чистую сковородку, поставил ее на огонь, а из маленького холодильника вытащил уже нарезанные кусочки чего-то непонятного.
Через минуту все шипело, булькало и пыхтело паром, так же как и на сотнях других импровизированных кухонь. Вторая конфорка тоже была занята: там готовились овощи в каком-то замысловатом соусе.
Готовка оказалась недолгой, видно, все продукты были заранее замаринованы или еще как-то обработаны.
Таец достал одноразовые картонные тарелки и пластиковые вилки. Потом подумал и вытащил откуда-то из-под плиты красивую, с виду фарфоровую, тарелку и изящные мельхиоровые вилку и нож.
– Только одна, — извинился он.
– Все отлично, — успокоила его Ольга Николаевна, накладывая мужу понемногу из обеих сковородок. — Ешь, Санечка.
На колени Богданову поставили чистую выданную тайцем картонку. Поверх нее — фарфоровую тарелку с затейливым золотым узором и вкусно пахнущей едой. Сопровождающие ели из одноразовых.
Неожиданно к ним присоединился и таец, устроивший себе ужин. Может, решил подтвердить качество еды?
Все оказалось чертовски горячим и чертовски вкусным. Пифагор боялся острых специй — богдановская печень была никакая, — но ни перца, ни уксуса не чувствовалось. Пища ни в коем случае не ощущалась пресной. Однако приправы оказались удивительно мягкими и — какими-то не резкими, что ли.
Первым доел свою порцию Богданов и… попросил добавки. Ольга Николаевна вопросительно посмотрела на будущего эскулапа. Пиф же был в легком замешательстве.
– Пусть ест, — сказал таец.
– Вы очень вкусно готовите, — благодарно отозвался Александр Федорович. Его английский был несравнимо лучше, чем у повара и Пифагора. Настоящий английский.
– Спасибо, — ответил тот.
Добавку Богданов поглощал гораздо медленнее.
Было видно, что он устал. А еще было видно, что ему очень вкусно.
Наконец он закончил, вытер губы и пальцы поданной женой салфеткой.
Пифагор взялся за ручки коляски и, поблагодарив тайца, потихоньку направился вперед.
Ольга Николаевна чуть задержалась, чтобы рассчитаться.
– Сколько мы вам должны? — спросила она.
Таец назвал сумму. В Москве за эти деньги пирожков на вокзале не купишь.
Богданова дала много больше запрашиваемого, но повар, аккуратно отделив часть денег, вернул остальное ей.
