Ко всему прочему я была такой неотесанной и наивной, что не соображала, что к чему, когда мне и в самом деле приходилось сталкиваться лицом к лицу с известными звездами кино или телевидения. Неоднократно мне приходилось обслуживать (я употребляю этот термин в самом расплывчатом значении) компании людей, и вдруг какая-нибудь официантка пихала меня локтем (при этом я выливала горячий шашлычный соус на ширинку бедолаги-клиента) и шипела что-то вроде:
— Разве этот парень за твоим столиком не такой-то из известной группы?
А я отвечала:
— О ком ты? Который в кожаном платье? — Не забывайте, все происходило в восьмидесятые.
— Нет, — шипела она в ответ, — тот, что со светлыми кудрями и помадой от Шанель. Разве он не певец?
— Да, в самом деле? — бормотала я и чувствовала себя полной идиоткой — не узнать такую известную личность.
Тем не менее я обожала свою работу, воспринимая ее как вызов моему буржуазному семейству. Мне нравилось просыпаться в час дня и отправляться на работу в шесть вечера, заканчивать в полночь, а потом надираться с барменом.
Тем временем моя матушка в Ирландии лила горючие слезы по поводу того, что ее дочка с университетским образованием подает гамбургеры поп-звездам.
Более того, даже неизвестным поп-звездам.
Я уже работала в ресторанчике примерно полгода, когда встретилась с Джеймсом. Была пятница, а в этот день наше заведение посещали те, кого мы между собой называли КК (для непонятливых: это расшифровывалось как «конторские крысы»).
Каждую пятницу ровно в пять все конторы в центре Лондона отпускали своих работников на выходные, и толпы бледных прыщавых служащих в дешевых костюмах заполняли наш ресторан, чтобы принять на грудь и поглядеть на кинозвезд. Мы, официантки, таких презирали. Разглядывали их уродливые костюмы, дивились прическам и манерам, удрученно покачивали головами и не обращали на них внимания по крайней мере минут пятнадцать — бегали мимо, позвякивая серьгами и браслетами, по каким-то наверняка куда более важным делам, чем их запросы. Наконец, доведя их почти до слез от унижения и голода, какая-нибудь из нас приближалась к столу с широкой улыбкой, держа наготове блокнот и карандаш.
— Добрый вечер, господа. Принести вам выпивку?
Знаете, они сразу переполнялись такой благодарностью! После этого уже не имело значения, если им подсунули совсем не то, что они заказывали, а еды не принесли вовсе. Они все равно давали щедрые чаевые, поскольку были рады, что их вообще удостоили вниманием.
Мы придерживались следующего девиза: «Клиент не только всегда не прав, он к тому же еще всегда плохо одет».
В тот вечер, о котором я рассказываю, Джеймс с тремя друзьями сел за мой столик, и я обслужила их в своей обычной небрежной манере. Я не уделила им практически никакого внимания, слушала их вполуха, когда принимала заказ, и уж точно не встречалась ни с кем из них глазами. Иначе я наверняка бы заметила, что один из них (Джеймс, разумеется) очень хорош собой — темноволосый, зеленоглазый и высокий. Мне бы заглянуть дальше этого костюма и разглядеть душу человека…
О, скудоумие, имя твое Клэр!
Мне же хотелось поскорее присоединиться к официанткам, собравшимся в конце зала попить пивка, покурить и поболтать о сексе. Клиенты были досадной помехой.
— Я бы хотел бифштекс с кровью, — сказал один из них.
— Угу, — туманно отозвалась я.
В этот раз я проявила еще меньше заинтересованности, чем обычно, потому что заметила на столе книгу. По-настоящему хорошую книгу, которую я уже успела прочесть.
Книги я обожала. И мне нравились читающие мужчины. А последние полгода я провела среди людей, которые умудрялись читать лишь журнал «Стейдж», при этом шевеля губами — так трудно давалось им каждое слово. Внезапно я осознала, насколько я соскучилась хотя бы по короткому интеллигентному разговору.
Дело в том, что я могла дать любому несколько очков вперед, если разговор заходил о современном американском романе, поскольку была прекрасно знакома со всеми популярными авторами.
Внезапно люди, сидящие за столиком, перестали быть просто раздражителями, превратившись в отдельные личности.
— Это чья книга? — резко спросила я, прервав запись заказа (плевала я, в каком виде ты хочешь получить свой бифштекс!).
Все четверо мужчин уставились на меня. Я заговорила с ними! Я обращалась с ними почти как с людьми!
— Моя, — ответил Джеймс, и мои голубые глаза встретились с зелеными поверх «Манго дайкири» (хотя, по правде, заказывал он пинту легкого пива), и между нами пробежала искра. В тот момент случилось нечто необыкновенное, и мы оба это поняли, хотя тогда еще ничего не знали друг о друге — за исключением того, что любим одни и те же книги и что понравились друг другу внешне.
Я считала, что мы сразу же влюбились.
Он считал, что ничего подобного, а я просто романтичная дурочка. И утверждал, что ему понадобилось на тридцать секунд дольше, чтобы влюбиться в меня.
Пусть решают историки.
Прежде всего ему захотелось проверить, что я тоже читала эту книгу. Ведь он полагал, что я просто толстая манекенщица или певица, раз работаю в таком заведении официанткой. Ну, вы понимаете: точно так же и я списала его со счетов как ничтожного клерка. Поделом мне.
— Вы ее читали? — спросил он удивленным тоном, который явно подразумевал: «Как, вы вообще умеете читать?»
— Да, я читала все его книги, — ответила я.
— В самом деле? — задумчиво произнес он, откидываясь на спинку стула и разглядывая меня с интересом. Прядь темных шелковистых волос упала ему на лоб.
— Да, — подтвердила я. Меня слегка подташнивало — так мне вдруг его захотелось.
— Здорово у него гонки описаны, верно? — спросил он.
Должна доложить вам, что ни в одной из книг этого автора не было ни слова ни о каких автомобильных гонках. То были серьезные книги о жизни и смерти и тому подобное.
«Господи! — подумала я в тревоге. — Красивый, умный и с чувством юмора. Не много ли мне одной?»
И тут Джеймс улыбнулся мне медленной, сексуальной улыбкой — такой всепонимающей улыбкой, которая никак не вязалась с его костюмом в полоску. Могу признаться, в то же мгновение все внутри меня растаяло, превратившись в теплое мороженое. Ну, вы знаете, и горячо, и холодно… и щекотно…
Многие годы спустя, когда исчезла первая магия и разговаривали мы по большей части о страховках, Леноре и сухой плесени, мне стоило только вспомнить ту улыбку, чтобы почувствовать, что я только что в него влюбилась.
Мы обменялись еще несколькими фразами. Всего несколькими. Но их мне хватило, чтобы понять, что он милый, умный и забавный.
Он попросил номер моего телефона.
За это меня могли уволить с работы.
Я дала ему номер моего телефона.
В тот первый вечер, когда Джеймс уходил из ресторана вместе с тремя своими приятелями — мелькание кей-сов, зонтиков, костюмов в полоску, — он улыбнулся мне на прощание, и я поняла, что вижу перед собой свою судьбу. До сих пор не сомневаюсь, что в тот момент я была провидицей. Хотя весьма легко предсказывать то, что уже произошло, — вы понимаете, о чем я.
Мое будущее.
Через несколько минут он вернулся.
— Простите, как вас зовут?
Как только другие официантки узнали, что КК попросил номер моего телефона и, хуже того, я этот номер ему дала, ко мне стали относиться как к парии. Прошло довольно долгое время, прежде чем меня снова стали приглашать в компанию понюхать кокаинчику.
Но мне было наплевать. Я влюбилась в Джеймса.
Сколько бы я ни болтала о независимости, в глубине души я была очень романтичной особой. А что касается бунтарства, то и здесь сказывалось мое происхождение из среднего класса.
С первого же нашего свидания все было замечательно. Красиво, романтично.
Мне вас очень жаль, но тут мне придется прибегнуть ко многим избитым фразам. Иначе не получается.
Стыдно признаться, но я ходила как по воздуху и чувствовала, будто знаю его всю жизнь. Более того, я ощущала, что никто не способен понять меня так. как он. И чтобы вы уже совсем меня запрезирали, скажу: я даже не представляла себе, что можно быть такой счастливой. Не стану усугублять ситуацию, рассказывая, что я чувствовала себя желанной, сексуальной, умной и милой. (И покорнейше прошу прощения, но я должна сказать, что мне казалось, будто я нашла свою потерянную половинку.) На этом я, пожалуй, остановлюсь. (Разве добавить еще, что он обладал чувством юмора и был великолепен в постели. Теперь все, в самом деле все.)
Когда мы начали встречаться, я по большей части работала вечерами, так что могла видеться с ним только после окончания смены. Но он меня ждал. И когда я приходила домой, вымотанная обслуживанием жителей Лондона (точнее, жителей какой-нибудь Пенсильвании или Гамбурга), он — я до сих пор не могу этому поверить! — мыл мои натруженные ноги, поливал мятным лосьоном и массировал. Хотя время заходило далеко за полночь, а ему надо было вставать в восемь утра, чтобы помогать людям хитрить с их налогами — или что там еще делают бухгалтеры, — он все равно возился со мной. Пять вечеров в неделю! Он также сообщал мне, что случилось в пропущенных мною сериях мыльных опер. Или бегал на автозаправку, работающую круглосуточно, чтобы купить мне сигареты. Или рассказывал забавные истории, случившиеся у него на работе. Я понимаю, трудно поверить, что история о бухгалтерских делах может быть забавной, но у него получалось.
