Кстати о Джуди…
Семья Чэдвик была нормальной, в смысле среднестатистической. Мама — биолог, папа — геолог, оба учились в одном университете, познакомились в кампусе, поженились еще до окончания курса, потом родилась Лили. Вся жизнь родителей проходила в разъездах по разным труднопроходимым уголкам земного шара, Лили до определенного возраста моталась вместе с ними, но потом перед Чэдвиками встала проблема образования. Не их, а Лили. В школу надо было идти, вот что.
У мамы была программа исследований, у папы был неразведанный пласт золотоносной руды в Боливии, бабушек и дедушек в семье не осталось — пришлось скрепя сердце обращаться к Джуди.
Джуди была сводной сестрой папы. Младшей сводной сестрой. В некотором роде — персоной нон грата и паршивой овцой.
Джуди Чэдвик учиться не желала, ездила на устрашающих размеров байке, носила кожаные штаны и куртку-косуху, буйные черные кудри повязывала банданой с черепами, на жизнь зарабатывала игрой на бас-гитаре в какой-то очень металлической и очень тяжелой рок-группе. Ругалась как портовый грузчик, дралась как мужик, не боялась ничего на свете, курила — словом, из всех неподходящих нянь была самой неподходящей.
Брата своего Ричарда, отца Лили, она любила, ласково звала «ботаником» и созванивалась с ним примерно три раза в год. Маму Лили, Клэр, терпеть не могла, считала занудой и принципиально не передавала ни приветов, ни поздравлений с Рождеством и прочей ерундой.
Тем не менее на просьбу брата присмотреть за маленькой Лили Джуди откликнулась неожиданно бодро и вполне охотно. Уже потом, много лет спустя Лили начала подозревать, в чем тут дело. Джуди обожала шокировать публику — а роль няни давала ей возможность развернуться. Добропорядочные матери-домохозяйки и отцы-клерки вздрагивали и сбивались испуганной стайкой в углу школьного двора, когда байк Джуди с ревом тормозил перед крыльцом и увешанная цепями чернокудрая ведьма лихо спрыгивала с него, точным щелчком отправляя окурок в урну…
Впрочем, все это было потом. Сначала случилась беда. Лили успела отходить в подготовительный класс всего полгода, когда родители погибли.
Они любили друг друга, любили свое дело и умерли в один день — когда река Парана вышла из берегов после сильного ливня и смыла биологическую станцию вместе с мамой и папой — Ричард как раз приехал навестить жену. Лили об этом узнала много позже, а догадаться не могла — Джуди сделала все, чтобы девочка как можно дольше оставалась в неведении.
С Джуди было весело, с Джуди было интересно, и Лили почти не вспоминала родителей и не удивлялась, чего это они так долго не едут. Она была экспедиционным ребенком и философски относилась к столь долгой разлуке. Тем более что с Джуди соскучиться было невозможно.
Только годы спустя Лили Роуз Чэдвик поняла, что сделала для нее Джуди, ее сводная тетка. Чем пожертвовала, от чего отказалась. Сразу и не раздумывая — как только Джуди и умела. Она была талантливой гитаристкой, ее как раз пригласили на кастинг в Сан-Франциско, в студию самого Великого и Ужасного Оззи Осборна, — но Джуди не колебалась ни секунды, выбирая между карьерой и маленькой племянницей. Она выбрала Лили — и ни разу не пожалела об этом и не упрекнула девочку. Джуди не признавала слов «если бы» и «все могло бы сложиться иначе», она исповедовала совсем другой принцип: если хочешь чего-то больше всего на свете — добейся этого во что бы то ни стало, а не можешь добиться — плюнь и больше не думай об этом.
Она и о смерти родителей рассказала Лили так, что любой школьный психолог застрелился бы от ужаса. Просто посадила девочку позади себя на байк, вывезла далеко за город, в лес, и там просто и четко произнесла:
— Вот что, гусенок! Ты уже взрослая — целых девять с половиной лет — и я думаю, тебе можно доверять. Понимаешь, получается так, что мы с тобой остались одни на всем белом свете. Твои родители… они не вернутся.
— Почему? Они меня тебе насовсем отдали?
— Ну да. Насовсем. Понимаешь, Лили Роуз, их больше нет. Они погибли.
— И… их больше никогда-никогда не будет?
— Ну, видишь ли, я бы так не сказала. В каком-то смысле они стали даже ближе к нам, чем раньше. Теперь они всегда будут рядом, станут наблюдать за нами, радоваться твоим успехам и огорчаться неудачам.
— А поговорить я с ними смогу?
— Сможешь. Главное — хотеть очень-очень сильно, чтобы они тебя услышали и подали знак, что слышат.
— А какой знак, Джу?
— Не знаю, малыш. Это же знак для тебя, не для меня. Может, они тебе приснятся. Может, погладят лучом солнца из-за тучи. Упадут яблоком на ладонь. Веткой орешника хлестнут Билли Боба, когда он опять дернет тебя за косичку.
— И еще Гэри Старка.
— Чего? А, ну да. И его тоже, само собой. Вот что, ты погуляй, подумай и, если надо, поплачь. Не стесняйся — слезы даны человеку не зря. К тому же здесь никого нет, кроме нас. Валяй, реви.
— Джу… а если мне захочется поплакать в школе?
Тетка неожиданно присела перед Лили на корточки, взяла за плечи — и пронзительные черные глаза полыхнули мрачным огнем.
— А вот это — не стоит. Лопни, но держи фасон, гусенок. Как бы ни было больно — улыбайся. Держи удар и улыбайся. Поняла?
— Поняла. Джу?
— А?
— А ты меня не бросишь?
— Никогда и ни за что. На этот счет можешь даже не задумываться.
Лили и не задумывалась — ведь Джуди обещала. На самом деле, опять же с годами, Лили Роуз узнала, сколько бюрократических ловушек и рогаток пришлось преодолеть ее бесшабашной тетке, сколько вытерпеть унижений, покорно соглашаясь с мерзкими тетками из органов опеки и надзора за сиротами…
Джуди была рядом с ней всегда, каждую минуту ее маленькой жизни. Ходила в школу, знала всех одноклассников Лили, возилась с их классом, придумывала им школьные вечера, ставила спектакли, организовала рок-группу. Летом они садились на верный байк — и катили по бесконечным дорогам Америки, из штата в штат, куда глаза глядят. Джуди научила Лили любить жизнь, не бояться ничего на свете и верить в то, что люди, в общем и целом, — хорошие. А еще — играть на гитаре, водить мотоцикл и стрелять из любого оружия.
Вероятно, именно страсть к оружию и породила в голове взрослеющей Лили Роуз потрясающую идею: поступить в полицейскую академию. Джуди, по обычной своей методе, не спорила и не переубеждала, просто пожала плечами и сказала:
— Валяй. Только потом не жалуйся.
— Ты не против, правда?
— А при чем здесь я? Это твоя жизнь, твой выбор, твое право — тебе и решать. Копов я не очень жалую, особенно патрульных на трассе, но, надеюсь, тебя в дорожную полицию не возьмут.
