— Извините меня! — сказала Аликс, подставляя к столику стул.
— Да уж, есть за что… — проворчала Бетт. — Мы договорились ровно на два часа, а сейчас уже почти четверть третьего. И кроме того, вам следовало бы хорошенько подумать, прежде чем стоять на самом солнцепеке. Доктор Фрэнкл очень рассердился бы. Вспомните, что он говорил: избегать солнечных лучей, не курить, не делать резких движений. Хорошо еще, что я вас заметила. Что это вы там застыли словно лунатик?
Аликс удивилась про себя, как это можно застыть словно лунатик — под солнцем?
— Я любовалась пейзажем. Сегодня такой чудесный день.
— И вправду. — Бетт мельком взглянула в сторону озера, удостоив своим небрежным вниманием открывавшийся вид. — Чудесный день. Чудесный пейзаж. Кстати, о чудесном: я попросила официанта принести нам… ну, знаете, такие разноцветные пирожные, покрытые глазурью… Они божественны!
— Птифуры.
— Да-да, именно так! И еще капустный пирог и графин лимонада.
Аликс рассмеялась.
— Не могу понять, Бетт, как в вас все это помещается! Ведь только полчаса назад у нас был такой обильный ланч!
— Я ем впрок, — последовал невозмутимый ответ. — Как верблюд. Издержки нищего детства. И потом, еда ведь здесь бесплатная. Ну, не совсем уж, но все-таки они не берут дополнительно за добавочную порцию: не хватает наглости — при таких-то ценах! Господи, в Оклахоме мы с Кимми могли бы продержаться целый год на те деньги, которые мне пришлось выложить за три недели пребывания здесь! Так что мы без всякого стеснения можем требовать все, что нам полагается. Я даже всерьез подумываю попросить у них перед нашим отъездом в субботу «презент собаке». Может, кусок ветчины и пару сыров… — посмотрев на Аликс, она хихикнула: — Бьюсь об заклад, вы даже не знаете, что «презент собаке» — это просто объедки со стола. Невозможно представить, что дочь Льюиса Брайдена когда-нибудь могла бы заикнуться об этом! Ну а я, может, даже позволю себе прихватить парочку этих прекрасных больших полотенец и купальный халат. Тут никогда их не хватятся.
У Ким, до этого хранившей спокойное молчание, вырвался возмущенно-растерянный возглас:
— Ну мамочка!
По всей видимости, более открыто выразить свое неодобрение она не осмеливалась.
— «Ну мамочка!» — передразнила ее Бетт. — Быть бедной, но честной — прямо-таки девиз моей доченьки. Ну ладно, девочки, не будем попусту тратить время. Итак, чем займемся? Картами? Сыграем, что ли, в «красное — черное» или в «пятьсот одно»? Просто ужасно, что здесь нет еще какой-нибудь американки, чтобы у нас был четвертый партнер для бриджа!
— А как насчет скрэббла, игры в угадывание слов? — предложила Аликс.
— А… да, конечно. Расширяет кругозор. Ким, душечка, сходи и принеси, что требуется, из комнаты отдыха. И раз уж ты пойдешь, выясни заодно, что там приключилось с нашим официантом я пирожными.
Бетт проводила дочь удовлетворенным взглядом и, наклонившись к Аликс, доверительно зашептала ей на ухо, но так, что ее можно было расслышать на расстоянии шести метров:
— Вы знаете, кто сидел рядом с нами за ланчем? Та девица в огромных авиаторских очках?
Аликс кивнула: приезд королевы итальянского кинематографа стал последней сенсацией недели.
— Говорят, — голос Бетт зазвенел от возбуждения, — что она лично повинна в истреблении редкой породы сибирских тигров.
— Она на них охотится?
— Она покупает их шкуры! — Бетт закурила тоненькую сигариллу. — У нее, у нашей маленькой леди, самая большая в мире коллекция меховых шуб — из леопардов, тигров — причем чем редкостнее животное, тем лучше. Этот гардеробчик застрахован более чем на три миллиона баксов. Я вычитала это в колонке Леонарда Лайонса. — Бетт обвела взглядом веранду, рассматривая сидящих за другими столиками. — А видите вон там маленькую китаезку, которая пьет чай со своим так называемым секретарем? Ничего себе секретарь! Самый настоящий телохранитель! У него при себе пистолет.
Аликс посмотрела в указанном Бетт направлении.
— Вы имеете в виду миссис Смит?
— Никакая не миссис Смит, а мадам Чан Кай-Ши. Она посещала колледж Смита, — подчеркнула ее собеседница, — отсюда и псевдоним.
— Мадам Чан, между прочим, обучалась в Вэлсли, — заметила Аликс не без гордости. — И я не думаю, что…
— Она изменила разрез глаз на европеизированный и тем не менее осталась мадам Чан. Я видела вблизи ее багаж: она разъезжает повсюду со своими собственными шелковыми простынями и даже изготовленной на заказ туалетной бумагой! Классно, да? А теперь посмотрите на того старикана злодейского вида, играющего в крокет. Держу пари, что…
И Бетт пустилась в сплетни о богатых и знаменитых личностях, что было ее любимым занятием.
Богатые и знаменитые… Для Бетт Вест эти два слова являлись самыми притягательными. Всю свою жизнь она страстно увлекалась чтением захватывающих иллюстрированных журналов и колонок светской хроники, с упоением роясь в грязном белье разных известных персон: экстравагантные выходки, любовники, скандалы, секреты самого интимного свойства — эти пикантные подробности скрашивали ее собственные скучные и однообразные дни и ночи. Но до сих пор ей не представлялась возможность лично наблюдать за сильными мира сего, здесь же она сталкивалась с ними на каждом шагу — с теми, чьи имена не сходили со страниц массовых печатных изданий. И Бетт оставалось лишь сдерживать свой экстаз.
Да, попасть сюда стоило. Стоило денег, экономии на всем, жестких ограничений и жертв. И даже той боли и страданий, которые пришлось здесь перенести за эти две недели.
Хотя, по правде говоря, боль и страдания переживала не она.
«Поменьше дворца, но побольше шкатулки для драгоценностей», — говорилось в «Справочнике Мишлина» о «Маривале», где он был помечен тремя звездочками и охарактеризован как «типичный образец архитектуры эпохи феодализма».
Построенный в 1760 г. по заказу банкира Андрэ Буше и названный в честь его детей — Марианны и Валентина, шато ко всему прочему стал своеобразным символом финансовой и политической предусмотрительности и расчетливости.
Предприимчивый парижанин Буше сколотил состояние, субсидируя военные расходы и прихоти Людовика XV. Но даже поощряя своего монарха в дорогостоящих безрассудствах, хитрый банкир никогда не забывал о собственных интересах. Когда Людовик провозгласил свое знаменитое кредо «после нас хоть потоп»,[2] Буше молча кивнул с одобрением.
Всему хорошему рано или поздно приходит конец. Настало время подыскать для проживания что-нибудь подходящее за пределами страны — какое-нибудь тихое, мирное местечко, где в случае революции во Франции банкир со своим состоянием чувствовал бы себя в безопасности.
