Самое забавное заключалось в том, что сам Бью ничуть не считал себя в чем-то обделенным. Нет. Таких счастливых, всем довольных людей Дэниэл редко когда встречал. А ведь весь смысл жизни и состоит в этом — быть счастливым и довольным. И что за важность — пусть твои карманы не набиты деньгами, и для тебя без разницы, что Монблан — горный пик, а что ручка — «Бик». В конечном счете, это не имеет ровно никакого значения.
Дэниэл рассчитывал, что, когда он вернется обратно из Лос-Анджелеса в Миссури, ему станет полегче. Но нет, легче не стало, тут были свои трудности. Мальчишкой Дэниэл запоем читал книги про путешествия. Он впитывал информацию о странах, повидать которые ему самому, боялся он, никогда не доведется. Иногда ему думалось, что не прочитай он всех этих книг, то стал бы таким же, как и все другие в Египте: вполне удовлетворенным. Почти самодовольным в своем довольстве. Жители Египта и в голову не брали происходящее в остальном мире, их не волновало, что, может, они упускают что-то. Они и есть мир. Если событие случилось не в Египте, так его, считай, и вовсе не было.
Дэниэл только завидовал такой самодостаточности.
Люди всегда стремятся к большему. А может, секрет в другом — надо довольствоваться малым?
Дэниэл следил, как Бью молча плюхнулся на кушетку, взялся за пульт и включил телевизор. Очень расстроенный.
— Ну, увидимся позднее. О'кей? — Подбодрить Дэниэл старался не столько Бью, сколько себя.
Ответа не последовало. Бью упорно смотрел в телевизор.
— Вечером стейки приготовим. Я купил вчера.
«Как дошло до такого?» — сокрушенно гадал Дэниэл. Он хотел стать Бью другом, братом, а не воспитателем, но ответственность за близкого человека превратила его в какого-то брюзгу, ему и самому-то противного. Общаться с таким он ни за что бы не хотел.
За ним захлопнулась хлипкая дверь. Сквозь дымку зеленой сетки был виден Бью: уставился в экран телевизора, руки скрещены на груди, тело напряжено. Показывали очередное ток-шоу: скорее всего, обсуждали какую-нибудь пошлую, дешево-скандальную тему.
Какое-то время Дэниэл постоял, уперев руки в бока и разглядывая свои сандалии. Правильно ли он поступил, отказав брату в удовольствии прокатиться на этот чертов вокзал? Вот уж низко! Настоящая подлость. Может, Джо права: чересчур уж серьезно стал он воспринимать жизнь?
Он поднял голову.
— Я тут подумал, — бросил он сквозь сетчатую дверь, — а пожалуй что, я и не против компании.
Преобразившись, вмиг забыв всякую обиду, Бью вскочил с кушетки.
— Не стоит опаздывать, — добавил Дэниэл, хотя прекрасно знал: торопить брата — пустая затея. Как и с утренним обрядом омовения, Бью неукоснительно проделывал свою традиционную процедуру, прежде чем выйти из дома.
Бью проверил, все ли в порядке — аккуратно ли заправлена рубашка, продернут ли ремень через все петли на джинсах. Потом натянул кроссовки на липучках.
Бью обожал свои кроссовки. И частенько сетовал, что не вся обувь в мире застегивается на липучки.
Как-то раз, когда Бью с Дэниэлом гуляли по лесу, на брюки им прицепилось полно колючек репейника. Дэниэл показал брату — шипы у колючек всюду, в точности как у липучек. Вот они-то и подали идею парню, придумавшему застежку-липучку, сказал он тогда Бью.
Брат внимательно, в крайнем изумлении, рассматривал репейник — так может удивляться только человек неискушенный, вроде Бью. Большинство людей уже где-то годам к десяти утрачивают способность изумляться окружающему миру. А Бью и в зрелом возрасте сохранил такое восприятие. Дэниэл частенько думал, что сохранил его брат и способность проникать в суть бытия — другие, взрослея, обычно теряют ее, как потерял и он сам.
— Телевизор, — напомнил ему Дэниэл.
— А, да! — Счастливый, как щенок, Бью рысцой потрусил в комнату выключить телевизор и помчался следом за младшим братом к машине.
Крепко ухватив поводок Вестника, Клео Тайлер поправила темные очки и взялась за металлические поручни вагона.
— Осторожнее, мисс, — поддержал ее под локоть проводник. — Тут три ступеньки. Раз, два, три.
Ее ноги ступили на платформу.
— Вот так…
Три дня. Потребовалось три тягомотных дня, чтобы добраться от Портленда, штат Орегон, до Чистого Озера в Миссури. Жара тут била со всех сторон — и с пасмурного неба сверху, и снизу от раскаленных плит, и сзади от поезда.
— Вокзал прямо, — подсказал проводник, все еще удерживая ее за руку. Ему явно не хотелось отпускать симпатичную пассажирку.
— Спасибо, все в порядке, — сверкнула Клео ослепительной улыбкой кинозвезды.
Проводник с сожалением отпустил ее руку. Она услышала его голос, теперь приглушенный: он отвернулся, помогая следующему пассажиру: «Осторожнее, осторожнее!»
Господи, ну и жарища! Ни о чем другом думать Клео была не в состоянии. Здесь что, всегда так? Наверное, сейчас какая-то аномалия.
Может, все-таки стоило послушаться Адриана? Хотя одна из причин, по которой она поехала в Миссури, — Портленд слишком близко к Сиэтлу, слишком близко к ее брату. Правильно, он спас Клео от нее самой. Возможно, спас ей жизнь. Но это не означает, что она стала его собственностью. Адриан никак не поймет, что теперь она уже абсолютно здорова.
— И куда ты едешь? — поинтересовался он, когда Клео сообщила, что уезжает. — Ты хоть кого-нибудь там знаешь?
— Ни души. Потому и еду. И к тому же поездка сулит деньги. И работу.
— Проституция тоже работа, но ты же ею не занимаешься, — заметил Адриан. Повисла долгая пауза. — Ведь так?
Тут ей полагалось бы гневно взорваться, но она только рассмеялась:
— Пока что нет.
— Черт возьми, Клео!
— Да шучу я, шучу! Я еще не дошла до края.
— Клео, послушай. Почему бы тебе не приехать в Сиэтл? Обсудим все как следует. Может, я сумею выкроить для тебя денег, и ты снова вернешься в колледж.
— Адриан, не надо, — остановила Клео его благородный порыв.
У брата была жена, двое маленьких детишек, вторая закладная на дом и студия звукозаписи, едва державшаяся на плаву. Эру расцвета бизнеса в Сиэтле Адриан уцепил уже за самый хвост.
— Со мной все нормально. Правда, правда.
— Меня беспокоит, как бы ты не связалась с дурной компанией.
— Братец, дорогой, — слова Адриана развеселили Клео, — да я сама и есть дурная компания. Мог бы это уже понять. Против таких, как я, нас всегда остерегала мама.
Брат засмеялся — смех его она была готова слушать без конца.
— Позвоню тебе, когда доберусь туда.
— Да уж, пожалуйста.
— Люблю тебя.
— Я тебя тоже.
Адриан. Единственный человек, с кем Клео могла быть самой собой. Но даже и с Адрианом приходилось соблюдать определенные рамки. Он перепугался бы и встревожился, догадайся, как же ее ожесточила жизнь.
