из-за гула в ушах. Как по щелчку в голове всплывают короткие фрагменты самых счастливых минут жизни, связанных с Кириллом. Мой первый мужчина, моя первая любовь. Моя боль.
В висках пульсирует, я неотрывно смотрю на Кирилла, а он на меня. Столько времени прошло, а до сих пор помню каждую его морщинку и каждый шрам. Кажется, воспроизвела бы его портрет даже с закрытыми глазами.
«Хватит, Вита, оторвись. Просто перестань», — приказываю себе.
Но это сильнее меня. Я столько раз представляла себе нашу встречу! Искала его среди толпы людей в многомиллионном городе, вздрагивала каждый раз, когда видела кого-то отдалённо похожего. Старательно репетировала речь, если Кирилл вдруг окликнет меня, остановит и спросит, как я всё это время жила. Я бы ответила ему, что почти получилось стать взрослее. Обстоятельства закалили. В тюрьме и двумя неделями позже. Правда, он никогда не узнает об этом. Слишком горько и откровенно, чтобы делиться. Мы теперь далёкие и чужие.
— Я когда попала в эту клинику, даже подумать не могла, что в медицине остались такие чуткие работники. Медсестричку зовут Вита. Это мой посланник с небес…
— Мы знакомы, — грубо прерывает поток комплиментов Самсонов.
Я смотрю на него исподлобья. Расскажет маме, что я на самом деле не такая замечательная, как она думает? Поведает, при каких обстоятельствах мы встретились и насколько далеко зашло наше знакомство? После разрыва я долгое время зализывала раны. Плакала, с ума сходила, верила, что он передумает. Из кожи вон лезла, чтобы стать лучше. А потом поняла, что не нужно ему это. Он не вернётся. Никогда. Я должна стать лучше в первую очередь для себя.
— Знакомы?! — удивляется Римма Львовна, всплеснув руками. — Надо же, какая неожиданность!
— Да, мы познакомились пять минут назад возле регистратуры, — отвечаю невозмутимо, а у самой в груди нестерпимо печёт. — Ваш сын спросил, где находится отделение, я подсказала.
Самсонов едва заметно качает головой и проходит по палате. Он в чёрных брюках и белоснежной рубашке с закатанными до локтя рукавами. Непривычно его таким видеть. Не в берцах и форме.
— Прекрасно, — радуется мама Кирилла.
Я наконец прерываю наш зрительный контакт с Самсоновым, отворачиваюсь и перебинтовываю Римме Львовне руку, чтобы она случайно не зацепилась катетером за одежду. Действую как обычно, но пальцы подрагивают, а лопатки горят. Я чувствую, что Кирилл продолжает за мной наблюдать. Думает, я знала, что это его мать? Даже представить не могла! У Риммы Львовны другая фамилия — Ерёмина. Отдалённо вспоминаю, как она рассказывала, что после развода с мужем вернула себе девичью. Её муж — Владимир Степанович, господи. Я мало информации запомнила, о чём сейчас сильно жалею!
— Готово, — сообщаю, выпрямившись. На Кирилла при этом стараюсь не смотреть. — Римма Львовна, я знаю, что вам сложно усидеть на месте, но прошу вас, хотя бы пятнадцать минут после капельницы не вставайте.
Она и правда очень подвижная и активная женщина. Обычно после операции ходить начинают не раньше, чем на следующие сутки, но мать Кирилла встала через пять часов. Врач ругался на неё и отчитывал, а ей хоть бы хны.
— Ой, постараюсь, Виточка…
— Я проконтролирую, — звучит строгий голос Самсонова.
Вскинув на него прощальный взгляд, натянуто улыбаюсь.
— Вот и славно, — произношу как можно спокойнее. — Надеюсь, вам можно доверять.
— Не сомневайся, — отвечает Кирилл.
Я беру в правую руку штатив, направляюсь на выход из палаты. Потихоньку дышать начинаю, а то казалось, что забыла, как это делать. Захлопнув за собой дверь, обессиленно прислоняюсь спиной к холодной стене. Сердце ударяется о рёбра. А затем ещё и ещё. Трещит по швам, ноет. Вроде зажило давно, утихло, но стоило только увидеть Кирилла — и всё оказалось обманом, иллюзией. Разбередил он мне раны, очень сильно. Но я больше не та юная несмышлёная девочка и не брошусь в омут с головой. Не стану мечтать о нём и надеяться. Хватит.
— Что с тобой? — удивлённо спрашивает Катя, выглянув из-за поворота. — Витусик, плохо? Болит что?
Душа. Душа болит и мечется.
Так странно. Когда-то давно я могла запросто подойти к Кириллу, обнять и поцеловать. Вдохнуть родной и любимый запах. Вкусный. Запрыгнуть на руки, сказать то, что думаю и чувствую. Ему нравилось, я помню. Сейчас мы настолько далеки друг от друга… Непривычно.
— Нормально всё. — Открываю глаза и слабо улыбаюсь коллеге: — Голова немного закружилась, но уже прошло.
Катя заботливо забирает штатив и, взяв под руку, ведёт меня по коридору.
— А я говорила тебе: спокойнее будь, не суетись! На этих капризных пациентов никакого здоровья не напасёшься!
Я киваю в ответ и обещаю, что так больше не буду. А сама только и думаю о Кирилле. Интересно, как он? Чем занимается? Дали ему повышение? Он женился? Дети есть? Кольца на безымянном пальце не было, но кто его сейчас носит?
— Кать, можно тебя об одном одолжении попросить? — спрашиваю секундой позже.
— Конечно, Витуль. Говори.
— Не хочу больше к Римме Львовне ходить. Ты в следующий раз скажи ей, что я сильно занята.
Катя щурится и останавливается посреди коридора.
— Так-так-так, а с этого места поподробнее, пожалуйста!
Глава 3
* * *
Объявляют о прибытии пассажирского поезда к пятой платформе.
Я смотрю на часы, ускоряю шаг. Опоздал на полтора часа! Несмотря на летнюю погоду, я успела окоченеть.
Нахожу нужный вагон, наблюдаю за тем, как оттуда начинают выходить люди. Когда замечаю знакомую седую голову, подбегаю ближе и забираю у бабули вещи. Целых два чемодана! Просила же не брать с собой много. Ну что там может быть такого важного, чего не купишь в столице?
— Ох и пыльно у вас в Москве! Дышать нечем… — ворчит бабушка, едва ступает на асфальт. Для вида кашлять начинает.
На секундочку, проблем с лёгкими у неё нет. Только с сердцем.
— Привыкнешь, — улыбаюсь я в ответ. — Но для начала здравствуй!
— Привет, Вита.
Она тут же смягчает тон и обнимает меня. Становится тепло и
