- Но это же частности? Уволить тех, кто ворует мыло и гель, кто не следит за чистотой или убирает тяп-ляп, нанять других, контролировать, штрафовать. Смесители поставить получше, сантехнику заменить. Ты считала, сколько нужно денег?
- Да. И мы не укладываемся в бюджет, даже с учётом кредита. Но это всё мелочи. Есть и более серьёзные проблемы. На мой взгляд, часть тренажёров небезопасны. Они старые, ремонтировались абы как. Для меня, как бывшей спортсменки, получившей травму как раз во время тренировки, это совсем дико, неприемлемо, безответственно и преступно! С этими тренажёрами тебе придётся что-то решать: заменять или отдавать в качественный ремонт. А это тоже деньги, и немалые. Вряд ли затраты быстро окупятся, в кредит-то выплачивать придётся. Может, всё-таки снимешь корону и попросишь у отца?
- Вот ещё! Да я скорее к будущему тестю на поклон пойду! Он спит и видит, чтобы мы с Оксанкой поскорее поженились и бебика родили. Правда, тоже мечтает втянуть меня в семейный бизнес, но не прёт напролом, как мой папаша.
- Так в чём проблема? Заделай ей ребёнка – и он тебя на руках носить будет.
- Так работаю над этим! Я в женских вопросах совершенно тёмный, но Оксана была у врача, ей объяснили, что после нескольких лет таблеток сразу не получится. Но, по правде говоря, очень уж не хочется зависеть от предков.
Я настолько одержим идеей собственного фитнес-клуба, что готов душу дьяволу продать. А потому иду на поклон к будущему тестю. Дату регистрации мы наконец назначили, заявление подали. Теперь Оксана с её мамой носятся в поисках платья, лимузинов, ведущего и прочих атрибутов современной свадьбы. Вся эта суета мне действует на нервы – не могу сейчас думать ни о чём, кроме своей бизнес-идеи, особенно после того, как выставили на продажу этот фитнес-клуб. А потому с умным видом киваю и поддакиваю невесте, когда нужно выбрать цвет накидок на стулья или занавесок в зале, а сам прикидываю, в какой цвет лучше перекрасить стены в холле.
Кантемиров, по имеющимся у меня сведениям, тоже не участвует в этой возне, но весьма доволен происходящим и даже пообещал полностью оплатить банкет. На мою просьбу одолжить деньги, он реагирует нескрываемым удивлением. Ещё бы, в его понимании, мой отец – денежный мешок, который потакает всем моим прихотям. Так с какого перепуга за деньгами я обрашаюсь к нему? Ещё и сумму прошу, по меркам бизнесмена его уровня, ерундовую.
- Николай, давай так. Деньги я тебе, конечно, дам. Собственный бизнес для молодого человека – это очень похвально. Я, конечно, надеялся, что ты заинтересуешься мои предложением, но настаивать не буду, – ещё бы он настаивал, Оксана ему хорошо мозги промыла на эту тему. – Если в течение года родите мне внука или внучку, то долг прощу. Если нет, то извини, придётся тебе мне всё вернуть.
- Не вопрос. Мы уже работаем над этим.
- Вот это одобряю! Это по-нашему.
Кантемиров – мировой мужик. С тестем мне однозначно повезло. Он из тех, кто в девяностые смог подняться из грязи в князи. Деревенский мальчишка после армии возил какую-то партийную шишку, в нужный момент подсуетился и урвал себе кусок пирога, а потом раскрутился до крупного бизнесмена, владельца сети престижных отелей на побережье. При этом не зазвездел, а остался таким же простым мужиком, без особых понтов.
Говорят, яблоко от яблони недалеко падает. Когда мы познакомились с Оксаной, она меня привлекла тем, что выглядела обычной девчонкой. Не пыталась выпендриваться или пускать пыль в глаза, как это делали её подруги. Я даже не сразу узнал, что она из очень обеспеченной семьи. Со временем Кантемиров втянул её в свой отельный бизнес, он пришёлся ей по душе, и теперь она помогает ему в одной из гостиниц, а не прожигает жизнь, как некоторые дочери богатых отцов.
Чем я заслужил такую благосклонность неба, что оно послало мне идеальную женщину? Не знаю, но стараюсь ценить и соответствовать ей, чтобы она могла гордиться мною.
Собрав, наконец, нужную сумму, покупаю заветный клуб. Отцу ничего не говорю. Заранее знаю, что он посчитает это блажью и заведомо провальной сделкой. Но в мечтах я уже сделал там ремонт, устранил все недостатки и нанял новый персонал, который работает, как часы.
Глава 2
Маша
Жизнь в женской колонии похожа на день сурка. В шесть утра подъем. На зарядку, утренний туалет, сборы и завтрак даётся час. Приходится постоянно торопиться и привыкнуть к этому темпу очень тяжело. В семь нужно уже стоять у промзоны. А потом шить, шить, шить… Полчаса перерыв на обед, и снова за швейную машинку.
Начальство колонии постоянно берёт "левые" заказы, из-за чего наше рабочее время увеличивается, а отдых сокращается. Иногда отпускают поспать ночью всего на несколько часов, а потом снова возвращают цех.
Когда дополнительных заказов нет, во второй половине дня нас отправляют на уборку участков и хозяйственные работы. Лишь в конце дня дают немного личного времени. Некоторые женщины, привыкшие к физическому труду, приноравливаются, а мне никак не удаётся. Каждый день балансирую, как на грани.
За невыполнение плана – наказание, если не от начальства, то от своих. Вообще, отношение со стороны сотрудников колонии к заключённым ужасное. Оскорбления и побои тут считаются нормальным явлением. Каждую минуту приходится быть настороже, рискуя нарваться на гнев надзирательницы или оказаться крайней в разборках сокамерниц.
Если не выполняет план одна заключённая, то наказывают всю бригаду. Например, могут вывести на улицу стоять – и неважно, какая погода и как мы одеты. Иной раз стоим полураздетыми на лютом морозе в тоненьких тапочках или, наоборот, под палящим солнцем. За это старшие потом вовсю срывают свой гнев на виновнице или виновницах. Чаще всего достаётся новеньким или больным.
В самом начале и я несколько раз попадала под раздачу, даже мама Люба не могла меня защитить. А однажды разборки показательно "застукало" начальство – и меня отправили в карцер. Из-за этого теперь у меня нет даже шанса на условно-досрочное освобождение, о котором я так мечтала с первого дня пребывания здесь.
За работу нам платят сущие копейки. Получив зарплату, женщины идут в местный магазин и покупают какие-то радости. Я не могу себе этого позволить, поскольку часть суммы ежемесячно перечисляю на счёт пострадавшего. Материальная компенсация, которую меня обязал выплатить суд, настолько велика, что вряд ли при жизни мне удастся погасить этот долг.
Я много думаю об этом мужчине, постоянно мысленно прошу у него прощения. Просила маму узнать, как его состояние, но ей не удалось – информация о состоянии здоровья граждан у нас охраняется, как государственная тайна. Жив ли он? Какие у него перспективы? Помогло ли лечение, на которое я дисциплинированно перечисляю деньги? Страшно существовать с мыслью о том, что сломала чью-то жизнь.
На улице стоит невыносимая жара, в цеху кондиционеры не предусмотрены. Женщины постарше нередко падают в обморок. Их поливают водой, приводят в себя и заставляют продолжать работу. Продукция, которую мы шьём официально, сдаём на склад. За левыми заказами обычно приходит кто-то из начальства, и за качеством этих изделий придирчиво следят. Чаще всего мы шьём униформу и спецодежду, но бывают и повседневные вещи, и даже платья.
Как-то я не удержалась и померяла одно из них. До зуда хотелось вспомнить, что я – женщина, а не бесполый робот. Когда надзирательница это увидела, то обругала меня последними словами и толкнула так, что я отлетела метра на полтора и больно ударилась о стол. Привыкнуть к такому обращению невозможно, сколько бы я ни старалась.
Как-то мы выполняли огромный левый заказ. До кроватей удавалось доползти лишь часа в два ночи, а в шесть – снова подъём и с семи – опять за машинки. Невыносимая жара сбивала с ног.
Тамара, пятидесятилетняя женщина из моей бригады, в те дни часто жаловалась на плохое самочувствие. Все очень любили и уважали её, а потому старались помогать с нормой и прикрывать от надзирательниц. Несколько раз она обращалась к медсестре, но та обвинила её в симуляции и даже угрожала наказанием. А потом у Тамары во время работы случился инсульт. Её отнесли в санчасть, где сотрудники просто положили на кушетку и ушли. Никто не торопился вызывать "скорую" и везти её в больницу. Когда же наконец её доставили в реанимацию, они почти сразу умерла.
