раскрыла рот, закрыла, как пучеглазая золотая рыбка в аквариуме.
Поезд остановился, двери раскрылись. Бомж стремительно вышел. Меня охватил стыд и смятение: ведь он же меня спас! Во всех смыслах! А я… Не люблю быть неблагодарной!
Я бросилась за мужчиной, краснея и вновь обретая дар речи:
– Подождите! Эй, постойте! Ну, куда же вы! Я отблагодарю вас!
Но бомж с навыками Брюса Ли уходил от меня чрезвычайно быстро по немноголюдной платформе. Я чуть было не поскользнулась на своих каблуках, всё-таки сломала супинатор. Чтобы не упасть, схватилась за указатель. Подняла глаза, а кудлатого незнакомца и след простыл.
Как?! Куда он делся?! Ρастворился?! Тут же всё как на ладони, вплоть до эскалаторов! Но никого на станции не было, только полицейский с дубинкой и вопросом «Вам помочь» шёл ко мне.
И я пробормотала растерянно:
– Боже, раньше были супермены, а теперь супер-бомжи… Ниндзя! Совсем экологию испортили…
ΓЛАВА 2
От удивления я даже позвонила Владу и попросила отвезти меня домой. Мало ли что ещё сегодня могло случиться… Деньгами на аренду склада и цеха я рисковать не могла, и так за слабоумие и отвагу уже заслужила медаль. Нет, тех наглых и качественно разбросанных по вагону нарушителей порядка забрала полиция. Служители закона сработали оперативно, опросили меня, пожилую пару как свидетелей и отправили избитых недорослей куда положено. Оказывается, в метро есть видеонаблюдение!
– Что с твоей машиной? – поинтересовался Влад, открывая передо мной дверь служебного Φорда.
– Не завелась, – ответила я рассеянно, села на переднее пассажирское сиденье и прижала рукавами шубы сумочку к туловищу.
– Я говорил: не бери паркетный внедорожник! Это игрушка, а не автомобиль. Что теперь думаешь делать?
– Да ничего, – вздохнула я. – На Феденьку ещё гарантия действует, завтра должны отзвониться из техобслуживания.
– Никогда не смогу понять, зачем давать железке имя.
– Так уютнее, – ответила я.
О приключениях в метро я решила бывшему не рассказывать, ведь у нас оттого и не сложилось, что он всегда подчёркивает мою неправоту и занудно придирается к словам. Часами рассуждает, почему я выбрала неправильное выражение или допустила оплошность.
Этого я долго выдержать не смогла, несмотря на то, что Влад красив и импозантен, насколько только может быть представитель по ключевым клиентам крупной иностранной компании – КАМ. Он несёт себя по жизни, как рояль, следит за собой, три раза в неделю ходит в спортзал и до сих пор кривится, стоит при нём съесть лишнюю конфетку.
Кажется, он хотел превратить меня в свою Галатею, но колобки воспитанию не поддаются.
В одно сентябрьское утро я просто поняла, что это не «мой человек». А быть вместе лишь бы не одной я не привыкла, я по натуре боец, хоть маленький и местами круглый.
Влад сказал, что я всё неправильно поняла и дал мне время образумиться. Зато мы не закатывали при расставании истерических сцен и не били посуду, просто пожелали друг другу удачи и разъехались. При этом вполне можем созвониться и обсудить рабочие вопросы, хоть он непременно скажет, что открывать бизнес было с моей стороны самонадеянно и слишком рано, тем более неразумно было брать кредит на развитие бизнеса под залог квартиры. Но мне проще броситься в омут с головой и нахлебаться, чем потом всю жизнь жалеть, что так и не попробовала. Вот и сейчас он снова говорил об этом. И я по привычке не слушала.
– Тебя завтра в офис подбросить? – наконец, спросил Влад.
– Α? – рассеянно переспросила я, отвлекаясь на серую сутулую фигуру какого-то бродяги, переходящего под ярко-җёлтыми фонарями дорогу.
– В офис отвезти утром? – с лёгким раздражением повторил Влад. – Что интересного в этом бомже?!
– Ничего… Да нет, спасибо! Утром сама доберусь, – пробормотала я, вспоминая огненный взгляд моего спасителя.
В груди ёкнуло. Выключенный бомж в метро вдруг оказался живее всех живых. И я со вздохом заёрзала на сиденье. Что-то в моей голове не складывалось: бомж не может быть профессиональным бойцом, каратистом, причём настолько крутым, чтобы непринуждённо расщелкать, как семечки, семерых молодых хулиганов. А если он не бомж, то кто?!
Влада к себе я приглашать не стала. Было уже поздно. Он чмокнул меня в щёку и на прощание ещё раз пожурил за мой «паркетник».
Я так и не бралась за ручки сумочки – они побывали в руках смазливого нахала и ниндзя-бомжа, кто знает, что те брали до моей сумки. Дома я аккуратно сгрузила сумку на тумбочку. Выдохнула, наконец, и разоблачилась.
У меня в квартире совсем не шикарно, а почти всё так, как досталось мне от Эрнестины Львовны, которая не доводилась мне даже родственницей. Двушка с высоченными потолками в сталинке на Смоленском проспекте мне и сейчас была бы не по карману. Но теперь я немножко тут обустроилась.
Я приехала в Москву из Ярославля, поступив после школы в Университет имени Мориса Тореза на иностранные языки и мыкалась по утлым жилищам, деля комнатки с другими девчонками и подрабатывая с первого курса, в том числе в кафешке неподалёку. Однажды я увидела древнюю сухонькую бабушку, плачущую над сумкой с порванными ручками. На тротуар выкатились пара красных яблок и пол булки хлеба. Молоко белой лужицей расплескивалось из треснувшей бутылки.
Такого моё сердце выдержать не смогло, и хоть я опаздывала на смену, пришлось остановиться и помочь бабульке отнести продукты домой. И молока купила по дороге. Эрнестина Львовна оказалась совершенно одинокой, но удивительно деликатной и интеллигентной старушкой. Она раз двадцать извинилась передо мной за отнятое время и случившийся конфуз, напомнив мою собственную бабушку, которой, увы, уже пять лет с нами не было. А в бабушках есть что-то уютное, даже несмотря на неприятный запах лекарств и старых вещей.
Я стала иногда заглядывать к Эрнестине Львовне с её разрешения. То молочка куплю, то картошки – не таскать же ей на пятый этаж пешком. Старушка была словоохотлива, как все одинокие люди, поила меня чаем и рассказывала истории из жизни.
Это даже и не дружба была, а просто сердечное знакомство. Сложно живётся одной на свете в девяносто пять лет. Случалось мне и лекарства покупать, и врача вызывать, получая каждый раз сотню извинений от Эрнестины Львовны. И в скорой с ней ездила, когда у старушки давление зашкалило. Пришлось наорать на врачей, потому что они сказали: «Зачем лечить? Такой возраст!» Ну, орать я умею, голос у меня громкий и не
