Незнакомка, от которой я не отводила взгляда все это время, наконец обернулась, привлеченная поднявшимся вокруг меня шумом. Ее глаза удивленно, испуганно расширились. Я поняла, что она меня узнала.
А вот я о ее существовании даже и не подозревала до этого дня.
Не в состоянии отвести глаз, я смотрела, как она подносит ко рту дрожащую руку, как пятится к выходу, отступая…
Ее слабость словно придала сил мне самой. Удивляясь собственному поведению, я неожиданно выкрикнула:
- Нет! Стойте!
Она потрясенно замерла, тоже шокированная моим криком. Медсестра, на которую я опиралась, помогла мне выпрямиться. На трясущихся ногах я сделала шаг вперед, поражаясь тому, что все еще могу двигаться, хотя все, чего хотелось - это просто умереть.
От того, что понимала - это конец. От того, что сознавала - мне не тягаться с этой женщиной…
Молодая, эффектная, красивая даже сейчас, когда ее лицо было искажено испугом и неловкостью… На ее фоне я ощущала все свои тридцать пять так, словно их было в три раза больше. Словно каждый прожитый год был гирей, тянувшей меня ко дну…
И все же что-то толкало меня к ней навстречу. Возможно, желание понять…
Но понять что?..
Все ведь было и так предельно ясно.
- Кто вы? - не проговорила - прокаркала, оказавшись в непосредственной близости от нее.
Ее глаза забегали, заметались по сторонам, словно она тоже ждала от кого-то помощи. Спасения. От меня и моих вопросов.
- Вы назвались женой моего мужа.
Она прикусила губу, обняла себя за плечи и снова сделала шаг назад. Я - шагнула за ней следом.
- Это… просто ошибка.
- Смотрите мне в глаза!
Она вздрогнула. По нежной, идеально гладкой коже резко покатились слезы. Теперь уже ее трясло, а мое тело одеревенело, словно перестав вообще жить.
- Мне очень жаль… - пробормотала она.
- Жаль чего?
Ядовито-едкий тон был таким непривычным, чуждым для меня, словно и не я произносила эти слова, словно это был и не мой вовсе голос.
- Просто мне позвонили… простите… я не могла иначе. Не могла не приехать… вы не должны были…
- …ничего знать, - закончила я за нее.
Само собой, - пронеслось в голове отравляющей мыслью. Жены узнают о таком последними.
- И давно это… у вас с ним?
Вопрос слетел с губ против воли. На самом деле я не хотела слышать ответ, но словно желая себя саму добить, зачем-то произнесла вслух то, что меня пугало.
- Я думаю… вам лучше спросить обо всем у него самого! Простите…
Она резко сорвалась с места, выбежала из больницы, а я…
А я осталась стоять на месте, только теперь осознав, что все кругом слышали этот разговор. Были свидетелями моего позора. И это делало случившееся каким-то особенно реальным и болезненным, лишая шанса на малейший самообман.
Хотелось спрятаться от сочувствующе-любопытных взглядов, укрыться от них руками, как щитом. Я провела ладонью по лицу, словно так можно было удержать на месте закипавшие в глазах слезы…
Все, чего желалось сейчас - это развернуться и уйти. Но как вернуться домой, к дочерям, как объяснить им все это?.. Как рассказать, что их обожаемый отец не просто в больнице… но и что я понятия не имею о том, как он?..
Было унизительно подходить снова к стойке и называть себя женой Вячеслава Терехова после того, как это уже сделала другая женщина. Но выбора у меня не было.
Сгорая от стыда и ощущения на себе чужих, жадных до скандалов взглядов, я приблизилась. Рот искривился в дерганной, нервной, неловкой улыбке. Губы разомкнулись, готовясь задать вопрос…
Но делать этого, к счастью, не пришлось. Словно посочувствовав мне, женщина за стойкой произнесла первая:
- Терехов в стабильном состоянии. Можно сказать, что он легко отделался. Но сейчас к нему нельзя…
Я коротко кивнула, выражая этим жестом одновременно понимание и благодарность. И, больше не медля, едва сдерживаясь от того, чтобы не перейти на бег, пошла прочь.
Прохладный воздух ударил в лицо, как только я оказалась снаружи. Сделав судорожный вдох, устало прикрыла глаза. Короткая передышка…
Перед тем, что ожидало меня впереди.
Глава 3
Как добралась до дома - позже не могла вспомнить и сама.
Кажется, шла куда-то, не разбирая дороги, заложив дрожащие руки в карман старого плаща. Думала… не хотела, но против воли все думала о том, как теперь изменится привычная жизнь. Сочиняла в голове, что скажу мужу, когда появится такая возможность. Воображала, как он станет раскаиваться…
А может, и не станет. Логика была неумолима: эта женщина считала себя вправе явиться к нему в больницу и назваться его женой. Они были близки достаточно, чтобы она знала обо мне, знала меня в лицо.
Нет, как бы ни хотелось утешиться, как ни мечталось обмануться, но было абсолютно ясно: это случилось не вчера. И длилось не день и не два…
Возможно, месяцами. Или даже годами. Всеми теми годами, когда я без остатка отдавала себя семье, в это же самое время мой муж…
Горло сдавил спазм. Я упрямо сглотнула тяжелый, колючий ком - казалось, если только позволю себе эти слезы, потом попросту не сумею собраться. Не смогу все это выдержать…
А ведь дома ждали дети. И как бы ни было мне сейчас плохо, как ни было невыносимо, а я должна была думать в первую очередь - о них. Как делала это всегда.
Возможно, даже чересчур.
Взгляд уперся в залатанный карман плаща. Стало настолько себя жаль, что захотелось выть…
Но я проглотила и это.
* * *
Худшее, что только могла представить, ожидало меня дома.
Именно сейчас, когда хотелось спрятаться ото всех, исчезнуть, не слышать никого и ничего… Именно сейчас на кухне меня поджидали - мама и, конечно, свекровь. Девочек с ними, к счастью, не было.
Я скинула с себя плащ, медленно расшнуровала кроссовки, давая себе возможность сделать вдох перед тем, как все неминуемо накинутся на меня с вопросами.
- Где девочки? - спросила, входя на кухню и ощущая на себе вопросительные, тревожные взгляды двух пар глаз.
- Яна спит, а Алина у себя, делает уроки, - ответила мама.
- Вы им сказали?
- Нет.
- Хорошо.
Я действительно ощутила некоторое облегчение: сейчас не было никаких сил на столь тяжелый разговор. Возможно, лучше вообще пока ничего не говорить об аварии - это здорово поберегло бы и мои нервы, и нервы дочерей.
- И это все, что ты можешь сказать? - с нескрываемой претензией в голосе накинулась на меня свекровь. - Могла бы хоть позвонить из больницы!
Я прикрыла глаза, собираясь с ответом. А она, тем временем, продолжала:
- И вообще, почему ты не с ним? Тоже мне, жена!
Губы задрожали от обиды, тело снова затряслось, как в припадке. Я подняла на нее глаза, в которых плескалась боль, скрыть которую не было никакой возможности. Хотелось кричать. Выкрикнуть ей прямо в лицо, как поступил со мной ее сын. Как он меня предал. Как растоптал в ответ на то, что я отдала ему всю свою жизнь.
Но рядом были дочери, которым не следовало всего этого слышать. И я снова проглотила собственные желания и потребности, запихнула боль глубоко внутрь, не позволяя ей вырваться наружу.
- К нему не пускают.
- Тебе все равно следует быть рядом!
- Где? Лежать под дверью его палаты на коврике, как какая-нибудь собака?
От собственного сравнения, такого болезненно-точного, стало еще обиднее, еще нестерпимее. Я ведь так и жила все эти годы, именно как собака: бесконечно преданная, охраняющая свой дом и свою семью…
А что в ответ?..
- Давайте не будем ссориться, - мягко вмешалась в наш разговор мама.
- Ты права.
Я перевела дыхание, ощущая, как нервная дрожь прокатывается по горлу, царапает внутренности… Добавила решительно:
- Я не хочу, чтобы девочки знали. Скажу им попозже, когда все нормализуется…
- Скажешь что?
Алина появилась на пороге кухни так внезапно, что я вздрогнула, словно меня застали врасплох за чем-то дурным.
