— Ну да, — я не смело улыбнулась.
— Проходи, — он лениво отошел в сторону, и я со всеми своими пакетами вплыла в прихожую, где тут же мне навстречу вылетела зареванная Алка. Я тут же испугалась, что виной всему Горелов. Но нет, всё оказалось намного прозаичнее.
— Всё пропало, Кисуля, — хныкала Алочка, — грёбаная доставка опаздывает, и по ходу не будет у нас праздничного стола!
Я ставлю на пол свои многочисленные пакеты, и скидываю с плеч шубу, потому что мне становиться жарко.
Сзади её подхватывает хмурый незнакомец, и я удивлено оборачиваюсь, и замечаю, как он пялиться на мой зад.
Он, молча, встречает мой взгляд, и отворачивается, вешает шубу в шкаф.
— Ну, разве это беда, — усмехаюсь я, поворачиваясь к Алле, — дома есть что-нибудь из продуктов?
Я разуваюсь и прохожу за Алой на кухню, и когда мы остаёмся одни, спрашиваю:
— А это кто? — имею в виду хмурого незнакомца.
Так и стоит перед взором его взгляд, словно в душу тебе заглядывает. Он поодаль, разговаривает с Егором, развалившимся на диване, вроде как наблюдает за нами. Снова встречаю его тяжёлый взгляд и поспешно отворачиваюсь.
— Только не говори что это обещанный Евгений!
— Нет, это друг Егора, — отмахивается Алла, — Матвей, свалился, как снег на голову, забыла тебя предупредить! Блин что же делать, Кисуль?
— С кем? — не поняла я.
— Да не с кем, а с чем? — Алка открывает огромный холодильник, — ничего нет, ты же знаешь, что я не готовлю, — ворчит Алла.
Я фокусирую внимание на подруге, и содержимом холодильника.
Так, что мы имеем?
Зелень, сыр, сырокопчёная колбаса, паштет, яйца, молоко.
Да, не густо!
Ну, надо же? Не готовит она!
Ладно, я, целыми днями на работе пропадаю, и то иногда нахожу время на готовку, потому что, домашняя еда, есть домашняя еда. А Алка, так вообще дома сидит целыми днями.
— Тогда несёмся в магазин, и спасаем новый год! — командую я.
— Давай я отвезу тебя, — вдруг предлагает Матвей, неизвестно как, появившийся на кухне. А у меня от его низкого голоса мороз по коже бежит.
— Может лучше Алла, — оборачиваюсь я, но он уже ушел.
— Ал, — я поворачиваюсь к подруге, — может, Егора зашлём, что-то мне не очень хочется с этим типом ехать.
— Ой, Кисуля, Егора сейчас лучше не трогать, — она бросила взгляд в гостиную.
Угу, Егора вообще трогать никогда нельзя.
— Матвей нормальный мужик…
— Блин, Алла… — начала я, вся негодуя.
— И кстати, Кисуля, ты выглядишь сногсшибательно, Евгений будет в нокауте! — добавляет Алочка, и всё моя воинственность проходит.
— Пойдём, «этот тип» уже заждался, — на кухню возвращается Матвей, и я обречённо плетусь за этой махиной.
Он галантно накидывает мне на плечи шубу, и берёт с тумбочки ключи от машины. Я хватаю сумочку из вороха пакетов, которые так и стоят на полу, и, запахнув шубку, иду за Матвеем.
Едем молча.
Я разглядываю, улицы в праздничных огнях, и не перестаю нервничать из-за этого мужчины. Хотела было извиниться за столь нелестное выражение, которым его наградила, но как не подбирала в уме слова, так и не решилась раскрыть рот.
Он словно из самой холодной глыбы льда сделан. Стылый, монолитный, каменный. Мне было с ним так не комфортно и тяжело, как не с одним человеком.
А он и вовсе на меня не смотрел. Вёл свой здоровый внедорожник, и весь был поглощен дорогой.
Ну и зачем мне такой новый год!
И что мне не сиделось дома. На мужика повелась, блин!
По супермаркету тоже ходили, молча, и быстро. Я закидывала в тележку все необходимые продукты, прикидывая быстрое меню. На кассе, Матвей, опять же молча, отодвинул меня в сторону, и расплатился, потом подхватил четыре здоровых пакета, а я засеменила за ним.
Облегчённо выдохнула, когда мы вернулись. Я поспешила на кухню, раздавать распоряжения Алочке.
2
Матвей наблюдал за кипучей работой на кухне, и охуевал!
Как это холёная фифа, накинув на себя фартук, словно фея, порхает по кухне, не боясь замарать свои наманикюрные пальцы.
И там вскоре всё зашкварчило, запыхало, запахло. Вкусно, сука!
Давно он не чувствовал запах готовившейся пищи.
Машка давно перестала готовить. Еще когда только начинали жить вместе, что-то соображала, а теперь всё по ресторанам, да по доставкам. На кухне они больше трахались, чем она готовила.
А Люба, одновременно готовила салат, что-то варила, и они ещё усевали прибухивать с Алкой.
Интересная такая бабёнка.
Смазливая, и фигура класс, есть за что прихватить, задница у неё что надо. Ноги красивые. Титьки тоже хороши, так и вздымаются над разрезом, блядского платья.
Машка стерва, динамила его целую неделю, а теперь ещё и на Бали укатила с подружками.
Сучка!
Надулась на него, что он с мужиками в баре всю ночь просидел, матч смотрели. Он вообще терпеть не мог, когда она командовать начинала. Сидит на его шее, ещё и помыкать пытается.
Но этот недотрах видимо сказывается.
Раньше у неё тоже фигура кайфная была, а сейчас совсем долбанулась со своим похудением. Матвей, когда её трахает, боится раздавить ненароком.
От Егора узнал, что это подружка его Алки, какая-то высокая начальница, карьеру строит, и решила Алка её сосватать Евгену.
Не хватает у неё времени на мужиков, видите ли. Тьфу!
Этому кобелине такую тёлку подгонять. Ему, вообще срать, с кем.
Матвей был уверен, что Любе он не понравиться. Не знал почему, но вот был уверен. Хотя когда у бабы долго нет мужика, всё может быть, не зря же она так принарядилась.
Со стола соскользнула ложка, и Люба нагнулась за ней. Платье поднялось, от наклона, показалась резинка чулок, на стройных бёдрах. Матвей аж завис.
Ну, это уже пиздец полный!
Почувствовал, привет с низу, потому, что воображение уже рисовало ему оголенные ягодицы, и пальцы так и зудели, сжать их.
Матвей отвернулся, и направился к бару, но потом вспомнил, что после двенадцати хотел заехать к матери, и поставил на место хрустальный бокал. Как раз Егор позвал его покурить, и они вышли на прохладную лоджию.
Сам Матвей не курил, но с удовольствием сейчас составил компанию другу. Задолбалось смотреть на эту нимфу, и представлять, как бы окучить её. Давно он так на баб не западал. Последней была Машка.
— Холод, чего ты такой хмурый? — спросил Егор, вспомнив его старое прозвище, ещё с лихих времен, когда он Матвей Холодов был Холодом, а Егор Горелов, был Горой.
— Ненавижу, новый год, — проскрипел Матвей, — все как с ума сходят, суетятся, бегают.
— Это точно, — Егор выдохнул дым, — предлагал своей, давай тоже уедем на хрен. Месяцок на пляже помаринуемся, нах этот снег. Нет же, Егорушка, хочу снежок и ёлочку, — Егор передразнил Алку, но было видно за всем этим ворчанием и напускным недовольством, что жену он любит, и не такие капризы выполнит.
Вообще Гора поменялся, когда встретил Алку. Улыбаться чаще стал, что ли.
— А я махну наверное к Машке, завтра, после завтра, — Матвей смотрел в черное небо, — надо было сразу ехать.
— Да на Бали сейчас кайф! — потвердел Егор, — лежишь на песочке, и океан тебе пяточки лижет.
Он затянулся последний раз, и затушил окурок.
— Ага, и Машка, между ног, тоже лижет, — усмехнулся Матвей, и Егор громко заржал.
— Всё понятно, друг, — хлопнул он его по плечу, — долгое воздержание, — вынес он вердикт.
Они вернулись в гостиную, где вовсю играла музыка. Девушки танцевали посреди кухни, подпевали стоя с бокалами в руках.
Только Люба ещё успевала не только попой крутить, но и нарезала что-то. Стол был наполовину накрыт. И все благодаря ей.
Красивая баба, умеет готовить, фигура кайф.
И тут Матвей понял, что где-то не там свернул в своей жизни. Как будто откровение случилось Холоду под новый год.
Он бы очень хотел, чтобы эта была бы его женщина, чтобы была рядом, и готовила ему ужин. Он вдруг поймал себя на том, что без зазрения совести заглядывает Любе в декольте, когда та наклонилась над очередным блюдом.
