едой и закрываю его. Только после этого сигнализация перестает визжать.
— Эй, пампушка!
Поднимаю глаза и замечаю соседа в окне. Хочется показать ему неприличный жест, но я держу в себе этот неуместный порыв. Мы же уже не в школе, в самом деле!
— Ты, что пнула моего тигра?
Тигра? Он про этот катафалк, что ли?
— Ты, что снова занял мое место? — парирую, косясь на Амурского.
Он стоит в окне по пояс обнаженный, а может и полностью нагой. К счастью, окна у нас не панорамные и мне не видны его причиндалы.
— Соскучилась? — кокетливо подмигивает. — Мое предложение не имеет срока годности.
— В восемьдесят жди меня с виагрой, — кричу в ответ, а затем бормочу себе под нос, — не приведи господь. Лечись потом от холеры какой…
Он хрипло смеётся, а после хмурится, словно чем-то озадачен.
— Постой, разве ты не дома?
Теперь он выглядит по-настоящему ошарашенным. Что с этим парнем не так, мать вашу? Очевидно, ему часто прилетает шайбой по голове.
Оставляю без ответа этот странный вопрос и, подойдя к подъезду, открываю дверь. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, выхожу и направляюсь к своей квартире под номером тринадцать.
Номер квартиры многообещающий, но, к счастью, я не отличаюсь особым суеверием. В отличие от моей бабули, которую чуть удар не хватил, когда она пришла в гости. Мне же действительно было все равно. На квартиру я копила несколько лет, с нетерпением ждала сдачи дома, а затем еще полгода делала ремонт. Даже если бы на ней было написано «вход в преисподнюю», я бы все равно сюда переехала. И если бы понадобилось, выгнала бы всех чертей взашей.
Поставив пакеты, открываю сумочку и роюсь в поисках ключей. Как назло, мне попадается под руку все, но только не они. Тут и фантики от моих любимых барбарисок, жвачка, чеки. Много чеков. На кой черт они мне?
Достав один, читаю. Чек на покупку кофе. Несколько месяцев назад. Хмыкаю, комкаю и сую в карман пальто. Пусть теперь там пылится.
Боже, сколько же у меня барахла…
Нет, это определенно нужно разобрать. Салфетки, антисептик, дезик, крем, бальзам для губ… В общем, стандартный набор — барахольщицы обыкновенной.
Аллилуйя!
В самом низу, под кошельком достаю ключи, вставляю в замок и проворачиваю два раза.
Счастливо улыбаясь, подхватываю пакеты и захожу в квартиру.
Я не сразу замечаю, стоящие возле обувной полки, кеды. А стоило бы. Возможно, тогда бы моя психика не пострадала. А мои глаза не увидели то, что увидели. И мне бы не хотелось сделать себе трепанацию черепа, чтобы стереть из памяти увиденное. Но обо всем по порядку…
Вот я радостная скидываю пальто и туфли, подхватываю пакет, сую ноги в свои тапочки и, ни о чем не подозревая, кричу:
— Милый! Я дома!
Прохожу на кухню, совмещенную с залом. Умники называют это кухней-студией. Ставлю пакет на барную стойку и хмурюсь, замечая на полу рубашку.
Подойдя, хватаю ее и верчу. Явно не моего Бобика. Поверьте, когда вы живете несколько месяцев вместе, а встречаетесь несколько лет вы знаете все рубашки, трусы и носки своего парня. В конце концов, кто их стирает? И покупает вообщем-то тоже…
Отбросив рубашку, озадаченно оглядываюсь. Вижу чуть дальше небрежно отброшенную юбку.
Вздрагиваю от стона за дверью спальни.
Что. За. Черт?
Когда я врываюсь в спальню, я ожидаю чего угодно. Маньяка, окровавленное тело, рухнувший потолок, но точно не своего парня, нависающего над моей подругой!
Да это верно шутка! Розыгрыш!
Крик… Боже правый, кого я обманываю! Грязный мат застревает в горле. Я потеряла дар речи.
Миша… Бобик. Мой Бобик.
Все еще врезаться своими бедрами в... В общем, вы поняли во что.
Сладкая парочка наконец меня замечает. Миша слетает с кровати, хавает простынь, прикрывая свои драгоценности.
— Ася? — испуганно выдавливает. — Я… И…
Третий участник этого театра абсурда тоже встаёт с кровати. Прикрывается подушкой. И даже не поднимает на меня своих виноватых глаз.
Конечно. Она же моя лучшая подруга.
Поправочка. Бывшая. Лучшая. Подруга.
— Что все это значит? — сглотнув, все же спрашиваю дрожащим голосом.
Я надеюсь, что они сейчас начнут отнекиваться, отшучиваться, но этого не происходит. Они молчат. Только переглядываются.
И что? Никто мне даже не соврёт? Не скажет, что мне все показалось? Я бы с большой радостью поверила в эту ложь. Правда просто не укладывается в моей голове. Да и как она может уложиться?
— Ась, мы с Соней… В общем, давно хотели тебе сказать. Просто… Как-то… Уф! — запускает пальцы себе в волосы Миша.
— Давно хотели сказать, что?
Да, я до последнего надеюсь услышать сладкую ложь. Давайте! Осудите меня за это! Я не хочу слышать эту горькую правду! В задницу ее!
— Мы должны были тебе сказать, — грустно выдыхает Соня. — Просто не представилось случая и…
Да гадина издевается надо мной!
Развернувшись, выхожу из комнаты. Словно в бреду вылетаю из квартиры, спускаюсь на лифте на первый этаж, а потом до меня доходит…
Куда это я иду? Это моя квартира!
Врываюсь неожиданно, тыкаю пальцем в, слава Всевышнему, уже одетых любовничков и рявкаю:
— Выметайтесь отсюда! Оба!
— Ась, только ты, пожалуйста… — хватает наглости у Миши проблеять.
— Вон!
* * *
Спустя несколько часов, сидя за бутылкой вина, я вот о чем размышляю…
Моя жизнь это все-таки драма или комедия?
Я была уверена в Мише на сто процентов. Доверяла как себе. Он был идеальным.
Порядочным, добрым, вежливым, галантным.
Дерьмо. Почему меня это не насторожило? Он же даже свои носки не разбрасывал!
А Соня? Эта… мерзавка! Да как она могла?
Сонька всегда была хорошей подругой, отвозила меня пьяную домой после тусовок, поддерживала после очередного предательства (да-да, мне не первый раз изменяют. Первый раз с лучшей подругой, правда. И нет. Я не устала это повторять!), помогала с ремонтом...
Да уж, помогла так помогла!
Брезгливо морщусь. И как теперь верить людям, когда самые близкие вонзили нож в спину? Банальная формулировка, но лучше не скажешь.
Сколько она обхаживала Бобика? Это был план? Случайность?
Нет. И знать не хочу.
Хочу забыть.
Единственное хорошее во всей этой ситуации, что я уже точно никогда не стану Асей Бобик… Так и останусь Горошек. Вполне возможно, до скончания веков.
Когда бутылка вина заканчивается, я срываю
