экспромт дает лучшие результаты, чем тщательно подготовленная операция.
Кровь на лице засохла и стянула кожу. Умыться бы, но в комнате, где меня заперли, ни капли воды, стояло лишь ведро в углу, чтобы справить нужду. Ругаясь матом на чистом английском, стал тарабанить в дверь. В университете спецназа нас этому не учили, сквернословию меня обучал один товарищ, которого завербовать получилось еще в начале двухтысячных. Потолок упирался мне в макушку, что заставляло постоянно сгибать шею.
— Я требую позвать Абу Вахиба, — прокричал имя командира. По нашим данным, он лично встречался несколько раз с Майклом и мог его узнать. Также для нас не было секретом, что вчера Абу Вахиб отправился со своими людьми в соседнюю провинцию. Мои ребята должны были встретить колонну. Командир боевиков не должен вернуться на базу. Иначе ни меня, ни Юрку Каручаева никто не спасет. Надеюсь, ребятам удалось убрать Абу.
Не думал, что дверь откроют. Изображать американца сложно не из-за языка, а из-за манеры поведения. У нас с ним разный темперамент. По тем коротким записям с камер наблюдения, что нам предоставили, мало что было понятно. Тут полный экспромт. Опираюсь на стену и скрещиваю на груди руки.
В дверях стоял мужик во всем черном, с балаклавой на голове. Командир. Обычно они прячут лица. Позвоночника коснулся холодок.
— Ты кто? — дерзко спросил на английском. — Я требую позвать Абу Вахиба!
Стоит, рассматривает меня внимательно черными, как ночь, глазами. По глазам многое можно сказать о человеке, необязательно видеть его лицо. Передо мной стоит опасный противник. Зверь в шкуре человека. Как и я, он оценивает меня.
— Абу Вахиб мертв, Майкл, — тянет он, при этом внимательно наблюдает за моей реакцией. С английским у него не очень, но понять можно.
— Как мертв? — повышаю голос, очень правдоподобно изображаю негодование. — Вы понимаете, что это значит для нас всех?
— Понимаю, Майкл, — стягивает с лица маску. Быстро в голове перебираю фотографии, которые изучал последние дни, стараясь запомнить всех командиров и замов. Абу Али — один из приближенных Абу Вахиба. Предположительно, виделся с Майклом, но точной информации у нас не было.
— Мне нужно связаться со своим руководством, — играю желваками, когда произношу эту фразу.
— Связывайся, — достает мой телефон и протягивает трубку. Всю ночь пробивали номера, удостоверились, что все они «настоящие». — Извини, что вчера так получилось, — разводит руки, ни капли сожаления во взгляде. Шакалы! Доставляет удовольствие мучить людей, даже если это хозяева, которые их прикармливают.
Набираю номер, по которому обязательно ответят на английском.
— Абу Вахиб мертв, — бросаю холодно. Телефон наверняка на прослушке.
— Доложу наверх, — так же холодно. На том конце отбивают звонок.
— Майкл, прежде чем строить дальнейшие планы о нашем сотрудничестве, предлагаю умыться и пообедать, — включает гостеприимного хозяина. Не исчезает ощущение, что я хожу по тонкой струне, которая в любой момент может лопнуть подо мной. Кожей чувствую недоверие Абу Али. А ведь благодарен должен быть, засранец, что благодаря моим ребятам стал здесь главным.
— Здесь я буду обедать? — взглядом обвожу презрительно каморку, в которой не могу выпрямиться в полный рост.
— Нет, — усмехается одними губами, взгляд остается холодным. — Идем со мной, — махнув рукой, поправляет автомат на плече. В коридоре стоят еще двое — в обычной военной форме.
— Раньше у вас здесь были деревья, — произношу я, когда мы выходим во двор. Указываю точно на место, где росли деревья. В это время кошусь в сторону пленных, которые привязаны у столбов и жарятся под самым солнцем. Каручаев среди них. Жалости не испытываю, мне сейчас нужно думать о том, как его отсюда вытащить. Несколько пулеметных вышек, проволока по всему периметру забора. Металлические ежи, и наверняка вокруг все заминировано…
— Два из них сломались во время песчаной бури, упав на крыши домов. Остальные мы спилили, — поясняет Абу Али.
До дома мы дойти не успеваем. Взрыв за нашими спинами накрывает нас пылью и песком. Как и предполагал, вокруг все заминировано.
Шахиды уже бросились за ворота выяснять, кто подорвался на мине…
Север
Обходят территорию шахиды вокруг лагеря очень медленно, смотрят, куда ступают. Я тоже смотрю искоса, запоминаю приблизительный порядок расстановки мин.
То ли коза попалась, то ли баран, по останкам сразу не определишь. Голову найти не могут. Откуда тут взялось животное? До ближайшей деревни чуть больше километра, мог убежать? Судя по тому, как активно и нервно шахиды переговариваются, такая же мысль пришла и им в голову. Джип выкатили за ворота, собираются ехать в деревню выяснять, у кого баран пропал.
Абу Али щурит подозрительно глаза, кидает в мою сторону косые взгляды. Подожди, Матрос, я вам устрою самодеятельность!
— Американец, не знаешь, откуда здесь мог взяться баран? — подходит ко мне Абу Али. Своего подозрения не скрывает. Позади на изготовку стоят автоматчики.
— Знаю, — не дрогнув. — Пришел, — мой ответ кажется ему достаточно глупым, чтобы начать смеяться. Даже те, кто не понял ни слова, поддержали своего нового командира противным натянутым смехом.
— Выясним, — смех Абу Али резко обрывается. — Идем обедать, — в приказном тоне. Опускаю глаза, потому что здесь только ленивый не следит за мной. Мой взгляд сейчас очень красноречиво обещает смертельные пытки командиру шахидов.
— Мне надо умыться, — напоминаю Абу Али, когда мы подходим к накрытому столу. Он не забыл, специально хочет усадить меня обедать с грязными руками, подчеркнуть, что все, кроме них — свиньи.
— Да, конечно, — что-то произносит на своем. Умыться можно во дворе. Здесь к столбу прикручен умывальник. Лицо трогать больно. Распухло все, бровь и губа рассечены, удивительно, но нос остался целым. На голове тоже есть рассечения. В зеркало можно не смотреться — и так понятно, что «красавчик».
Возвращаемся на кухню. Пока двигаемся по коридору, обращаю внимание на комнату, в которой они молятся. У стены сложены коврики. Есть классная комната, ее несложно определить по школьной доске. Подростки — мальчишки в основном от шести лет и старше — внимательно слушают инструктора. Внутри всего выворачивает, но сделать ничего не можешь. Будущие смертники, их с детства к этому готовят. Загубленные жизни, сколько их тысяч по всему миру?
Обед более чем скромный. Стол низкий, сидеть приходится на полу, на старых коврах и подстилках. Основное блюдо — вареная крупа с луком и бобами. Распакованные пачки с натовскими сухпайками. Здесь можно взять консервы и добавить в кашу. Чтобы с голоду не умереть, можно поесть, но даже на мой неприхотливый взгляд еда невкусная.
— Ваше правительство уже несколько месяцев не присылает нам оружие, —
