Здесь? От самолётов, конечно. Мы же в аэропорту.
Аврора представила, как бежит по взлётно-посадочной полосе, размахивая руками и распугивая чаек перед взлетающим бортом, что для Пулково вполне актуально, у неё даже был пациент — авиационный орнитолог. На самом деле по взлётной полосе орнитологи, конечно, не бегают — включают устройство, что издаёт резкие звуки, и птицы, что летом любят склёвывать выползающих на бетон дождевых червей, разлетаются, в особых случаях выпускают специально обученного сокола, а детям нужно говорить правду, но Аврора не успела.
— Мой папа тожи спецагент, — неожиданно заявила девочка.
— Ух ты, — выдохнула Аврора, догадавшись: папа — спецагент, или лётчик, или космонавт — значит, папа умер, или, что вероятнее, бросил их с мамой.
Сердце сжалось. Она подавила желание развернуться к спорящим женщинам: узнать, какая победила. Аврора поставила бы на макнувшую волосы в вино, хотя девушка в кепке ей понравилась больше. И на вопрос «Кто из них мама девочки?» Аврора поставила бы на девушку с косой.
— А ты его знаешь? Моего папу? — послушно вынесла пытку влажной салфеткой девочка.
— Может быть, — уверенно ответила Аврора.
Она встала. Разминая затёкшие ноги, оглянулась в поисках урны. Увидела, что чемодан упал. И едва успела его поднять, когда услышала за спиной два возгласа разными женскими голосами.
Один повыше, встревоженный, воскликнул:
— Ты зачем вышла из машины?!
Второй погромче, злой:
— Я всё сказала! С тобой свяжется мой адвокат.
А затем только что поднятый чемодан оттолкнули вместе с Авророй.
Оттолкнули грубо, бесцеремонно, как помеху, мебель, мусор.
Чемодан больно ударил по ноге, Аврора оступилась, не удержала равновесие, упала. А недовольная, с перекошенным от злобы лицом женщина, взмахнув волосами, пошла дальше, не обернувшись и стуча высоченными каблуками с такой силой, что из-под них должны бы лететь искры.
«Вот же сука!» — выдохнула Аврора.
Хорошо бы крикнуть вслед хамке что-нибудь подобающее ситуации, но не при ребёнке же, да Аврора и не умела, лишь с досадой качнула головой и стала подниматься.
Дурацкое происшествие расстроило куда сильнее, чем должно бы.
Стало обидно, тоскливо, жалко себя до слёз, и от приятного ожидания полёта, отдыха, что Аврора предвкушала по дороге в аэропорт, и от теплоты чудесных минут, что провела в обществе славной маленькой девочки, забыв обо всём, не осталось и следа. Глаза защипало.
Обычно жизнерадостная, лёгкая в общении, улыбчивая Аврора за эти две недели, казалось, разучилась и радоваться, и улыбаться — столько всего произошло.
Она шмыгнула носом, но не позволила себе заплакать. Сглотнула подступивший к горлу ком.
Сразу три пары рук бросились ей на помощь: мужчина в чёрном пальто помог встать, девушка с русой косой подняла чемодан, девчушка заботливо отряхнула грязь с ушибленной коленки.
— Простите её, — подвинул Авроре мужчина многострадальный багаж: она ещё и в аэропорт не успела зайти, а чемодан уже изгваздался. — Вам точно досталось не по делу.
— Ничего, бывает, — великодушно кивнула Аврора, сделав вывод, что им с чемоданом — да, а вот мужику, видимо, по делу: на небритой щеке багровела пощёчина.
Но от его извинений неожиданно стало легче. Не так чтобы как рукой сняло, но уже не так остро и болезненно. Попустило, как говорила, крестясь, одна из пожилых медсестёр, когда пациенту становилось легче.
— Спасибо, что присмотрели за ребёнком, — сказала девушка.
— Не за что, — улыбнулась Аврора. — У вас такая славная малышка, — подмигнула девочке.
Та смешно скривилась, пытаясь подмигнуть в ответ, гордо повернулась к маме:
— Мы птичек кормили.
Уходя, она усердно махала Авроре рукой. Мужчина ушёл с ними.
Аврора дала себе пару минут успокоиться, привести в порядок испачканные штаны, и тоже похромала, слегка припадая на ушибленную ногу.
Репортёры у входа в аэропорт, слава богу, уже не толпились. Двери приветливо распахнулись. Аврора подняла голову в поисках информационного табло и невольно остановилась — всё тот же мужчина стоял прямо напротив. Ей наконец удалось его рассмотреть.
Вблизи он выглядел даже лучше, чем издалека.
Чёрное пальто. Чёрные джинсы. Тёмно-серая толстовка с капюшоном, застёгнутая наглухо. Стильная стрижка. Большая чёрная спортивная сумка оттягивает плечо.
Вид как у памятника Петру Первому в Кронштадте — решительный, упрямый. Независимый. Не хватает только обнажённой шпаги, мундира и ботфортов, а так всё при нём: и рост выше среднего, и широкие плечи, и нахмуренные брови, и тёмный пронзительный взгляд. Откинув полы пальто, он засунул руки в карманы и, задрав голову, смотрел на табло регистрации.
Аврора обрадовалась, что не на неё, а когда мужчина развернулся и пошёл, невольно проводила глазами.
«Красивый мужик, — качнула она головой, глядя ему вслед. — Чертовски красивый мужик».
По случайности он пошёл в ту же сторону, что требовалась Авроре — к стойкам регистрации Уральских авиалиний. К несчастью, в сторону шумной толпы журналистов. Аврора про них чуть не забыла. Сбившись рыхлой кучкой внутри здания, они по-прежнему кого-то ждали.
Она поспешно вернула на нос очки, надвинула на глаза кепку, пониже опустила голову, проходя мимо. Но ждали, видимо, не её: никто не побежал вслед, не окликнул. Аврора даже подумала: а, может, уже всё? Новость живёт недолго. Может, ни доктор Романовская, ни общественный резонанс, что вызвало выдвинутое ей прокуратурой обвинение, уже не интересны репортёрам? Может, её наконец оставили в покое?
В груди шевельнулась слабая надежда. Она так устала, вымоталась, обессилила за эти дни, что ещё чуть-чуть и ей, наверное, будет всё равно, что советует адвокат, что решит суд, что её посадят — пусть уже это как-нибудь закончится. Просто как-нибудь закончится.
Пройдя регистрацию и сунув несчастный чемодан в калибратор багажа — подтвердить, что имеет право взять его в салон, Аврора, спрятавшись за очередной колонной, наблюдала за стихийной пресс-конференцией, что устроил для журналистов пожилой представительный мужчина, которого всё же дождались журналисты.
Его лицо показалось Авроре знакомым. Чиновник? Бизнесмен? Политик?
Она даже полезла в телефон, услышав, как к нему обратились «Сергей Иваныч», но отвлеклась: снова увидела знакомую девочку и красивого (чтоб его) мужика.
Бросив сумку на пол, он разговаривал с мамой девочки, снова переплетавшей на груди русую косу, и одновременно развлекал девчушку.
Малышка уже без беретика и пальто в щедро украшенной блёстками кофточке, довольно визжа, то подлетала в его руках к потолку, то кружилась, расставив руки, изображая летящий самолёт, то убегала и пряталась, лукаво выглядывая из-за тележек для багажа.
«Кто он ей?» — невольно
