должен быть напряжённым ни для меня, ни для кого-либо из моих парней. Моего гарема. Это такое странное слово.
— Клуб «Бесконечность», — вот что говорит мне Крид.
Требуется целая минута, чтобы эти слова дошли до меня; я вижу часы на стене слева от себя. Секунды отсчитывают время, пока я позволяю этой фразе блуждать по тайникам моего сознания, выуживая старые воспоминания. Болезненные воспоминания. Лучше всего оставить их забытыми воспоминаниями.
— А что насчёт Клуба Бесконечности? — спрашиваю я так аккуратно, как только могу.
Мы оставили всю эту чепуху позади в Подготовительной Академии Бёрберри, старшей школе, которую я посещала, а затем окончила с отличием вместе с Тристаном, Кридом, Зейдом, Виндзором и Заком. Да, моим гаремом. Гарем, который у меня всё ещё есть, в который не могу поверить, что он мой, и который, боюсь, слишком хорош, чтобы быть правдой.
— Это не имеет никакого отношения к Клубу Бесконечности: это дела Университета Борнстеда. Это дедовщина какая-то. Это нехорошо, но это не имеет отношения к Клубу.
Я не уверена, сколько раз я смогу произнести эти слова в одном предложении, но я скажу это столько раз, сколько потребуется, чтобы доказать, что это правда.
— Марни… — Крид замолкает, протягивая руку, чтобы откинуть со лба свои белокурые волосы. Даже волосы у него ленивые, они сразу же ложатся на место, когда он перестаёт с ними возиться. Его пристальный взгляд, этот заброшенный арктический цвет бриза, заставляет мои колени подкашиваться под длинным подолом платья. — Может, это и дела Борнстеда, но дело не только в этом.
Мой взгляд скользит по спине Тристана, когда он бросает королевский взгляд через правое плечо.
Я всё ещё не понимаю, почему у него идет кровь, но если в этом замешан клуб… Я почти не хочу знать.
— Посмотрим, получится ли у нас освободить бедного мистера Монтегю? — голос Тристана звучит незаинтересованно, отстранённо, тускло. Поскольку я так хорошо его знаю, то понимаю, что это на самом деле значит: он боится.
— Где он? — спрашиваю я, потому что могу разобраться с клубными делами позже.
А пока свадьба должна продолжаться.
Марни Рид — выпускница Академии Бёрберри
Борнстедский университет расположен в Скалистых горах Колорадо, в окружении деревьев и в течение полугода покрыт снегом. Это немного непривычно для меня, поскольку я всю свою жизнь прожила на Западном побережье Калифорнии, но, по крайней мере, это не абсолютный культурный шок.
Ну, во всяком случае, не для меня.
— Я не могу поверить, что это общежития, — недоверчиво усмехается Зейд Кайзер, склонив голову набок и приподняв солнцезащитные очки, чтобы изучить четырёхэтажное здание перед нами. Это всего лишь одно из восьми, построенное из брёвен и обрамлённое этими впечатляющими резными деревянными элементами. По-моему, они называются срубами. — Они больше похожи на хижины горцев. Пора доставать дробовик и лабрадора, чтобы я мог отправиться на охоту на уток.
Я не могу решить, является ли его (реально плохой) акцент оскорбительным или лишь забавным. Вероятно, и то, и другое. Но, эй, эти парни вылеплены из разного теста. Порой их невежество может быть поразительным. Однажды Тристан спросил меня, есть ли у меня в доме ванная; я сказала ему, что у нас, обычных людей, есть только удобства во дворе. Он поверил мне. И Зейд тоже, если уж на то пошло. Возможно, даже Крид поверил.
— Мило, — говорю я с лёгкой улыбкой. Иногда так больно улыбаться. Каждый раз, когда мои губы приобретают такую форму, я думаю о своём отце.
Я скучаю по своему папе.
Большая тёплая рука ложится мне на плечо, и я закрываю глаза, поднимая руку, чтобы коснуться руки Зака Брукса. Его прикосновения успокаивают так, что это трудно описать, в них есть что-то от чудесной фамильярности давнего друга, но с новизной новой любви.
Я прикусываю нижнюю губу, когда Зак делает шаг вперёд и прижимается своим телом к моему, как щит из мускулов против новой жизни, нового мира, к которому, как мне казалось, я была готова. Не уверена, готова ли я к чему-либо прямо сейчас. Часть меня хочет свернуться калачиком в тёмной комнате и горевать, в то время как остальная часть меня хочет с головой уйти в учёбу, как я делала это всегда. Похоронив свои чувства в академических науках.
— Миледи, с тобой всё в порядке? — спрашивает Виндзор, приподнимая очень броскую фуражку с козырьком, которая на нём надета. Люди пялятся на него. Я имею в виду, кто бы этого не сделал? Парень одет в бриджи, военную куртку с эполетами (прим. Эполеты — наплечные знаки различия военных чинов и воинского звания на военной форме). Всегда такой экстравагантный, этот английский принц. — Только скажи, кого мне нужно отмутузить, чтобы поднять тебе настроение. — Он выхватывает искусственный меч и довольно впечатляющим образом рассекает воздух, как будто действительно находится в разгаре фехтовального поединка.
Вокруг нас образуется небольшой пузырь, толпа расступается, как речная вода вокруг больших, странных камней в погонах.
— Нет-нет, — честно отвечаю я, и он кивает, убирая пластиковый меч в ножны (типа, серьёзно, Винди, зачем?). Но с другой стороны, его дерзость и общительность — вот некоторые из причин, по которым я в него влюбилась. Без Виндзора, без Зейда, Тристана, Крида или Зака я не знаю, где бы я сейчас была.
Однозначно, я бы не смогла пережить свой девятнадцатый день рождения без психического срыва. Это был мой первый день рождения без моего папы, Чарли, рядом со мной, и это было больно. По сравнению с этим годы, когда надо мной издевались в старших классах, казались сном. Я бы вернулась на первый курс и начала весь этот болезненный процесс заново, если бы это вернуло моего отца.
— Это нормально — не быть в порядке, — предполагает Крид, стоя с противоположной стороны от меня.
Ну. Стоя — это своего рода произвольный выбор слова. Он бездельничает, вот что он делает, прижавшись плечом к фонарному столбу, зевок искривляет его идеальные губы.
Тристан стоит прямо за нами, но достаточно близко, чтобы я могла чувствовать его присутствие, этот тихий раскат грома, который я никогда до конца не понимала, становится моей силой, а не слабостью. Когда он намеревается уничтожить кого-то, они ломаются. Они разбиваются вдребезги. Они падают.
Кроме меня.
Он подходит ближе и берёт меня за правую руку, переплетая пальцы с моими. Для него это большое дело — практиковать такие непринуждённые прикосновения. В прошлом он был раскован и вольготно обращался со своим телом; это наложило на него
