себя хорошо. Ма. Правда.
В голос хочу разрыдаться. Но держусь. Нельзя. Ни в коем случае.
— Отец что говорит?
Я ведь его не спросила. Я сегодня о другом его спрашивала.
— Егор Михайлович вчера заходил, — сын поджимает губы, будто ждёт, что я его пожурю.
Он упрямо отказывается звать Егора своим отцом. Я не настаиваю. Я всё это время терпеливо надеялась, что рано или поздно это случиться. Сейчас уже и не жду.
— Хорошо. И что говорил?
Я взяла сына за руку и подвела к диванчику у окна, присела рядом.
— Говорил, что я молодец. И это…
— Что? — встрепенулась я.
Лёшка морщил лоб, пытаясь припомнить:
— Сказал, у меня реакция, ну, хорошая.
— На новый препарат?
— Ага.
Я не сдержалась и снова его обняла.
Значит, лечение всё-таки давало свои результаты. Эти странные аллергические реакции на всё подряд наконец-то пошли на спад.
И тут я должна была за всё благодарить Егора и его экспериментальные методики. Благодаря успешному лечению Алёшкиного крайне редкого случая мужа пригласили на столичную всероссийской конференцию по инновационной медицине. Мероприятие — в декабре, через пару недель.
И если бы не случившееся час назад, вместе с радостью за сына я испытала бы и гордость за мужа.
А сейчас…
Сейчас я, к радости Лёшки, вынула из сумки разрешённые сладости и новые книжки, которые требовались, пока он коротал ни в клинике и учился удалённо, по сети.
Все второклашки мечтали о грядущих новогодних утренниках, а Лёшка — только о том, чтобы его отпустили на Новый год домой.
Егор не спешил выносить вердикт. Говорил, что всё будет зависеть от динамики и промежуточных результатов лечения.
Я не смела в этих вопросах ему возражать.
Да вот только теперь, если его на праздники домой не отпустят, будем праздновать вместе, прямо тут, в его палате.
И пусть весь остальной мир катится куда хочет. Сына я здесь не брошу.
Я окинула взглядом просторную, уютную палату, уже гадая, как мы её украсим, когда взгляд зацепился за стоявшую на тумбочке фигурку.
— Ого, — невольно вырвалось у меня. — А что это у тебя за новый жилец?
Лёшка оглянулся и застенчиво заулыбался.
— А… это воин. Это из мультика, ма. Ты не знаешь. Ты такое не смотришь.
Я невольно рассмеялась, разглядывая внушительную фигурку сурового вида бойца на подставке. Очень недешёвая вещь, сразу видно.
— Это Егор тебе подарил?
Наверняка он. Больше и некому.
— Не-а, — мотает сын головой. — Это мне его подруга подарила. Лера Геннадиевна. С которой он на конференцию перед Новым годом поедет.
— Нина Евгеньевна, на кухне я закончила. Могу идти?
— Да. Да, конечно. Спасибо, Марьяна, — я не оборачиваюсь, чтобы наша уборщица не заметила моего распухшего от слёз лица.
— На здоровье. До понедельника!
Наспех отерев щёки и подбородок, всё-таки плетусь следом, чтобы закрыть за Марьяной дверь.
В просторной прихожей свет приглушён и я стараюсь держаться в тени. Ещё раз благодарю и закрываю за ней входную дверь.
Тишина опустевшего дома валится на мои плечи. Возвращаюсь в большую гостиную, включаю аудиосистему мурлыкать на фоне какой-то чилаут и с тупой настойчивостью продолжаю начатое — наряжаю большую белоснежную искусственную ель.
Зачем и кому это нужно — не спрашиваю. Лёшка на праздники, скорее всего, останется в клинике. У меня никакого настроения праздновать нет. Егор… понятия не имею, какие у него планы.
Но мне жизненно необходимо чем-то заняться.
И пока моя работа на паузе, потому что начальство ещё не одобрило к исполнению новый заказ, я вынуждена просиживать дома наедине со своей болью.
Я вынула из коробки ярко-синюю мишуру и разложила на белоснежном диване, пытаясь сосредоточиться на декоре.
Время текло исключительно странно.
Всё случилось вчера, но порой мне казалось, что с тех пор минула целая вечность.
Наверное, всё из-за того, что муж так и не явился вчера ночевать…
Но стоило об этом подумать, как в окне гостиной мелькнул выруливающий из-за угла дома серый Audi.
Сердце впрыгивает в горло, но я сжимаю губы, одёргиваю свой безразмерный свитер и продолжаю наряжать ель.
Не отрываюсь от своего бесполезного занятия, даже когда спустя четверть часа Егор входит в гостиную.
— Привет.
Молчу.
Молюсь только, чтобы слёзы не хлынули снова.
— Ты решила декором заняться? А не рано ли? Первые числа декабря, а ты…
— Мы о декоре будем с тобой говорить? — оборачиваюсь к нему, отбрасывая на диван моток мишуры. — Это самый актуальный сейчас вопрос?
Егор выглядит… обыкновенно.
Не знаю, чего я ждала. Засосов на шее? Измазанный помадой рубашки?
Я даже слегка разочарована.
Муж вздыхает. За малым не закатывает глаза.
— У меня был очень тяжёлый день…
— У меня, представь себе, тоже! — рявкаю я. — И не только сегодня! А ты даже домой явиться не соизволил!
Глаза Егора наливаются кровью. Его голос спокоен, но начинает вибрировать — внутри зреет буря
— Я несколько часов в лабораториях провёл, потом консультировал, потом к Алексею ходил, проводил совещание, а ты на меня с порога упрёки свои высыпаешь?
— Верно, — со злостью сдуваю с лица выпавшую на лоб рыжую прядь. — Всё верно. Дел у тебя невпроворот. Надеюсь, в такой круговерти ассистентку свою побаловать не забыл. Рада, что хоть кого-то из нас ты своим вниманием время от времени одариваешь!
— Правду говорят: рыжие — бешеные. Брось истерить! — рявкает муж. — Отстань ты от Лерки! Для меня нет никого важнее вас с сыном!
— Но спать с ней тебе это, я смотрю, не мешает!
Отворачиваюсь, выхватываю из коробочки ёлочную игрушку и делаю вид, что занята ёлкой. Потому что всё тело дрожит — меня трусит от боли, предательства и унижения. Не хочу, чтобы он всё это видел!
Неловко взмахиваю рукой, и ёлочная игрушка летит на пол. Разлетается вдребезги.
— Скандалы, как видишь, ни к чему хорошему не приводят, — муж не спешит помогать мне собирать осколки. — И с Лерой — это пустяк. С ней у меня ничего серьёзного, ясно?
Я выпрямляюсь, сжимая в руках осколки. Настолько всё несерьёзно, что она Лёшке дарит подарки, и с тобой на конференцию едет… Вот как всё несерьёзно.
Но внутри всё леденеет, и я умудряюсь выдавить только:
— Предлагаешь закрыть на твои измены глаза?
Муж смотрит на меня равнодушно:
— Предлагаю подумать о сыне. Кроме меня, ему никто не поможет.
И ох как больно, как жестоко его слова отдаются в самое сердце.
Я опускаю взгляд на свои ладони.
Неужели наш брак, как эта ёлочная игрушка, превратится в осколки?..
— Я так не могу… — шепчу
