— Как она там, Джин?
— Все нормально. По крайней мере, я надеюсь на это. Боже мой, у нее жуткая боль, но, к счастью, она пока еще не потеряла сознания. — Он отвернулся от водителя и снова склонился над ней. — Я очень сожалею, Иден, но мы не можем дать вам сейчас ничего обезболивающего. Прежде вас должны осмотреть травматологи. Держитесь. Соберите все свои силы и держитесь до последнего. Сожмите мои пальцы и думайте о них. Если вам будет очень больно, сдавливайте их изо всех сил. Мы уже почти приехали. Потерпите немного. — Джин подумал о Тэйлоре. Матерь Божья, если это ее муж, то он будет в шоке, когда увидит свою жену. А ведь она фотомодель. Он посмотрел на правую часть ее лица, пытаясь определить степень полученного повреждения, но это оказалось делом нелегким, так как вся эта часть была покрыта кровью. Он невольно сжал ее руку: Джину О'Мэллори очень хотелось, чтобы с ней все было в порядке, и сейчас он думал только об этом.
Она слегка отодвинулась от этого человека, как будто пытаясь тем самым избежать очередного приступа боли. Ее мысли медленно погружались в глубь измученного болью сознания, которое должно было дышать вместо нее… Дышать медленно, ровно, не вызывая бешеных приступов боли. Боль исходила из самой глубины ее искалеченной грудной клетки, обожженной изнутри горячим огнем, да еще от этой пластиковой кислородной маски, которая, так ей казалось, лишь усиливает боль, плотно закрывая рот и нос. Боль сдавливала грудь, все дальше и дальше загоняя сознание в какое-то сумеречное состояние, и эта темнота, казалось, была единственным надежным средством от ужасной и невыносимой боли. Ее мысли становились все более смутными, неясными. Она позволила им свободно плыть по всем темным закоулкам сознания, где они неизбежно вызывали к жизни далекие отзвуки прошлого. Это были довольно странные воспоминания, но одно из них появлялось чаще всего. Она ясно видела перед собой лицо той журналистки по фамилии Кеттеринг и хорошо помнила, как встретила ее на похоронах и как та сказала, что ужасно скорбит по поводу смерти бабушки.
Она погружалась во тьму все глубже и глубже, увлекая за собой свои смутные воспоминания и всеми силами пытаясь облегчить боль. Вот она увидела весьма восторженную девушку, неловкую, угловатую и совершенно лишенную какой бы то ни было уверенности в себе. Она была высокой, худосочной, болезненно костлявой, с острыми коленками и еще более острыми локтями, что делало ее просто безобразной. Она была рядом с ними, но еще не являлась частью их сообщества. Она просто была там, среди них, молча наблюдая за этими людьми и страстно желая принадлежать к их числу. Именно желание войти в этот круг людей доставляло ей невыносимые мучения, так как она понимала, что никогда прежде не принадлежала к их числу и никогда не сможет принадлежать.
Июль, 1981. СВАДЬБА
Пола Кеттеринг повернула ключ в дверце «БМВ» серебристого цвета и, с удовлетворением услышав приятный щелчок замков с обеих сторон машины, направилась к кафедральному собору Святой Марии, который находился в двух кварталах от автомобильной стоянки. Это была старая церковь, чудом уцелевшая во время сильного землетрясения 1906 года, если, конечно, не считать отдельных мелких повреждений, и гордо пережившая многочисленные пожары, неоднократно уничтожавшие большинство других зданий Сан-Франциско. Пола любила эту старую церковь, построенную первым архиепископом Сан-Франциско еще в 1853 году. А больше всего она любила этот город, и в особенности его замечательный климат, который именно сегодня был наиболее типичным: чуть больше шестидесяти градусов по Фаренгейту да редкий туман, который, по мнению местных жителей, практически никогда не испарялся под палящими лучами солнца. Во всяком случае, им так казалось. Пола улыбнулась, подумав о том, что скажет по этому поводу невеста, когда появится перед публикой примерно в час дня, то есть именно в то время, когда солнце будет в зените. Сидни Фокс держит весь мир за хвост — так часто говорили о ней знающие люди. Эта женщина всегда добивалась того, чего хотела, и именно это было сейчас самым важным.
Предстояла одна из тех великосветских свадебных церемоний, которую Пола так долго и с таким нетерпением ждала. Все лето она торчала на всех этих так называемых великосветских свадьбах, проклиная их на чем свет стоит, правда, в основном про себя. Практически все ее субботы и воскресенья были заняты этими дурацкими брачными торжествами, но эта свадьба в отличие от всех прочих обещала быть поистине грандиозным событием, равных которому не было в этих краях весь прошлый год. Очаровательная дочь судьи Ройса Фокса, она же приемная дочь его сказочно богатой второй жены Дженнифер Хэйвен Фокс, выходила замуж за состоятельного итальянского князя Алессандро ди Контини. Пола вспомнила, какую приторно-сладкую чепуху написал обо всем этом в «Кроникл» Элбо Гэтсби, и еще около шести месяцев назад решила, что непременно должна добавить к этой картине несколько своих собственных штрихов… Великолепная Сидни Треллисон Фокс, блестящая выпускница Гарвардской юридической школы и талантливый адвокат фирмы международного права Ходжеса, Крэммера, Хьюза и еще целой дюжины других громких имен, к числу которых через несколько лет, несомненно, добавится и ее собственное имя, выходит замуж черт знает за какого князя из Милана. Таким образом, она становится княгиней, остается блестящим адвокатом и непременно будет чертовски богатой женщиной, от состояния которой у многих простых людей даже тошнота к горлу подступит… Да, именно об этом нужно написать, подумала Пола, приближаясь к церкви. Нужно написать всю правду, какой бы тошнотворной она ни показалась кому-то.
Пола не могла дождаться, когда увидит свадебное платье Сидни. Его сделали в Риме по специальному заказу, и обошлось оно судье Фоксу, если верить слухам, чуть ли не в добрых двадцать пять тысяч долларов. Ну что ж, этот старый ловелас вполне может позволить себе подобную роскошь.
У входа в церковь Пола выбрала себе одного из самых приятных мужчин из свиты жениха, чтобы тот проводил ее внутрь и усадил на почетное место. Это был очень симпатичный француз с совершенно безупречными манерами и огненно-черными глазами, знающими о тайнах мира больше, чем любой другой человек в его возрасте. Со стороны жениха было не очень-то много гостей, и это было вполне естественно, так как сам он принадлежал к старинному итальянскому роду. Присутствовали лишь самые близкие родственники и члены его семьи, среди которых ярко выделялся высокий худощавый господин лет семидесяти, который оказался дедушкой князя со стороны матери и был истинным воплощением настоящего европейского аристократа, патриция, как будто сошедшего с картин знаменитых средневековых мастеров. Кроме него, это торжество почтила своим присутствием мать князя, которая в не меньшей степени обладала аристократическим шармом и тем, что Пола называла представительностью. Они сорили деньгами с той беззаботностью, которую могут себе позволить лишь очень немногие богатые люди, привыкшие к постоянным доходам. Рядом с мамашей сидела молодая женщина двадцати с лишним лет, сестра жениха, которую никак нельзя было назвать по виду аристократкой. Она была похожа на дешевую проститутку, вырядившуюся в элегантную одежду с чужого плеча, да и то лишь по этому торжественному случаю. На ее лице проступало угрюмое выражение, а глаза так и сверкали от злости. Что же ей так не понравилось на этом празднике? Ведь в Сан-Франциско никогда не было недостатка в симпатичных мужчинах, не обремененных излишними формальностями. Если бы она ненароком спросила об этом, Пола охотно дала бы ей несколько милых советов на этот счет.
