– Я не об этом тебя просил. Я хочу, чтобы ты думала обо мне. Я хочу, чтобы ты поняла, как ты мучаешь меня. Я не засну этой ночью. Я буду бродить, думая о тебе, желая тебя, сгорая от любви к тебе. Ты хоть понимаешь, что это такое?!
Охваченная внезапным порывом, Вайра протянула руку и коснулась его плеча.
– Не надо так сильно любить меня, – сказала она.
– Почему?
– Потому что я не понимаю, что это значит. – Она пыталась найти слова, которые выразили бы ее смятение, ее страхи. – Вы превращаете свое чувство во что-то слишком большое… огромное.
– Но ведь это так и есть на самом деле. Огромное, потому что я люблю тебя, потому что я желаю тебя, потому что ты сводишь меня с ума, ты, с твоим лицом монахини и твоим ртом, обещающим земные наслаждения.
Пьер остановил машину. Они приехали туда, где он ждал ее, неподалеку от дома Дюфло.
Пьер наклонился и поцеловал ее ямочку между ключицами, где декольте платья открывало ее белую грудь.
Вайра почувствовала, как его губы обо-жгли ее, и, прежде чем она успела протестующе вскрикнуть, он вышел из машины и поспешно открыл дверцу с ее стороны.
Его пальцы стиснули ей руку, когда он помогал ей выйти.
– Я позвоню тебе завтра, чтобы узнать о твоих планах, – сказал он. – Я должен видеть тебя.
– Это может оказаться затруднительным.
– Я поговорю еще раз с горничной. Если будет нужно, я подкуплю их всех. Я не позволю тебе ускользнуть от меня, Вайра, как бы ты ни старалась.
Она подняла на него взгляд. «Как он красив», – подумала она, глядя на него при лунном свете. Внезапно черты ее смягчились, глаза засияли мягким светом.
– Я не думаю, что захочу ускользнуть, – прошептала она и, прежде чем он успел ответить, побежала по улице к дому, сжимая в руке ключ.
На улице было пустынно и тихо. Когда Вайра добежала до дома Дюфло и оглянулась, Пьер уже скрылся из виду. Вставляя ключ в замочную скважину, она услышала, как отъехала машина Пьера.
Вайра вошла в дом и уже занесла было ногу на первую ступеньку лестницы, когда открылась дверь и луч света пролился в холл.
Вайра вздрогнула, страх быть обнаруженной пронзил ее, как физическая боль.
И тут она увидела человека, заполнившего своей фигурой дверной проем.
Это был Йен. Он стоял в дверях одной из комнат, выходивших в холл, в шелковом халате, накинутом на сорочку и брюки.
На мгновение Вайра онемела и застыла как изваяние, не сводя с него потемневших, испуганных, широко раскрытых глаз.
– Где вы были?
Йен задал этот вопрос почти шепотом, и все же она его услышала. Она ничего не ответила, и после небольшой паузы он проговорил:
– Идите сюда, а то мы всех разбудим.
С усилием, на словно внезапно налившихся свинцом ногах, Вайра вошла в комнату.
Йен закрыл дверь и повернулся к ней.
– Где вы были? – повторил он. – Я открыл окно – в комнате было жарко. Выглянув в окно, я увидел, как вы скрылись за углом. – После минутной паузы он добавил: – Вы были не одна.
Вайра собралась с духом и ответила:
– Я вышла повидаться с одним знакомым.
– Знакомым? В Лионе? – спросил Йен с сарказмом.
– Да, знакомым в Лионе, – повторила она, постепенно успокаиваясь. – Это он звонил мне вечером, когда я сказала вам, что звонит, вероятно, ваш отец.
– Вы в него влюблены?
Вайра вздернула подбородок.
– Я полагаю, вы не имеете права расспрашивать меня о моей личной жизни.
– У вас нет личной жизни в настоящий момент, – резко бросил Йен. – Вы здесь на работе, и ваш сегодняшний поступок мог навредить нам.
Вайра стиснула пальцы.
– Я знаю, – сказала она. – Было очень дурно с моей стороны уходить из дома. Я прошу извинить меня, больше этого не повторится.
Она скорее почувствовала, чем увидела, что выражение лица Йена оставалось суровым.
– Как я могу вам доверять?
– Я дала вам слово, – твердо ответила она. – Я сказала, что не выйду одна из дома так поздно – по крайней мере, без вашего ведома.
Выражение лица Йена внезапно смягчилось.
– Видит бог, – сказал он, – я не хотел участвовать в этом глупом розыгрыше. Но, раз уж мы оказались в этом замешаны, мы должны вести себя достойно. Мы не должны допустить, чтобы Дюфло заподозрили, что их обманывают или что у моей будущей жены своеобразные понятия о морали.
Тон его был намеренно оскорбительным. Кровь бросилась Вайре в лицо.
– Я сказала, что прошу извинения, – проговорила она твердо. – Может быть, мы закончим на этом?
– Как я могу поверить, что вы не поступите так снова? Что у вас уже нет договоренности о встрече на завтра?
– Он просил меня о встрече, но я сказала, что это невозможно.
– Абсолютно невозможно! Вам это ясно?
С этими словами Йен подошел к ней ближе, он угрожающе навис над ней. Вайра вдруг почувствовала себя абсолютно беззащитной и несчастной.
Вайра чувствовала, что он ее презирает. Он явно подозревает ее в чем-то худшем, чем то, что произошло на самом деле. Ну что́ она могла сказать ему?! Она только смотрела на него полными слез глазами.
– Извините. Можно мне… можно мне уже лечь спать?
Слезы хлынули у нее из глаз. Как капли росы на розовых лепестках, они мерцали у нее на щеках при свете лампы.
– Черт, я не хотел вас обидеть, – начал было Йен.
Она повернулась и направилась к двери.
– Вайра! – остановил ее голос Йена. На этот раз он звучал просительно.
Она не стала ждать. Открыв дверь, она подбежала к лестнице. Поспешно поднявшись и уже не обращая внимания на то, слышны ли ее торопливые шаги, она пробежала по коридору и, открыв дверь своей комнаты, захлопнула ее за собой.
Только теперь она позволила себе дать волю сотрясавшей ее буре эмоций.
Вайра бросилась на кровать, горько плача.
В эту минуту она была так одинока и так несчастна!
Вайре казалось, что ее мир стал мрачным, и она ощутила такое пронзительное одиночество, какого ей еще никогда не случалось испытывать раньше.
Вайра незаметно подавила зевок. Концерт длился бесконечно долго, в большом зале, заполненном до отказа, было душно.
Люди не только сидели на жестких позолоченных стульях, но и стояли вдоль стен. На многих лицах было выражение вежливой скуки. Вайра подозревала, что и на ее собственном лице было такое же.
Ей казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как они выехали из дома. Вайра и предположить не могла, что на завтрак, о котором Жанна говорила ей накануне, соберется столько приглашенных.
Гостей было много – более трехсот, и речи длились нескончаемо долго. Тосты и приветствия шли чередой. Мсье Дюфло, сидевший во главе стола, тоже выступил с пространной речью.
Йен поднялся из-за стола после пяти выступавших. Он говорил по-английски, и Вайру удивило, насколько свободно он держался. Она ожидала от него скорее сдержанности и была приятно поражена живостью и содержательностью его речи.
