— А ты не отличил бы акрил от геля, — говорит самодовольно Бриттани, кладя руки на бедра.
— Мы все еще о машинах говорим? — спрашивает он.
Бриттани качает головой.
— Я говорила о ногтях.
— Я так и думал. Вот и фокусируйся на ногтях, а я сфокусируюсь на машинах.
Уголок рта Алекса искривляется, когда он притягивает свою девушку ближе.
— Я думаю, что мы готовы обедать, — кричит отец с входной двери.
Мама машет моему брату.
— Брендон, солнышко, покажи Бриттани и Алексу где находится внутренний дворик.
Пока Брендон несется на задний двор, я помогаю маме на кухне.
— У тебя грязь на подбородке, — говорит мама. Я тру свой подбородок, понимая, что это не грязь, а эпоксидная смола.
— А теперь ты ее размазала, вот… — она кидает мне кухонное полотенце.
— Спасибо. — Вытирая подбородок, я мою руки и сооружаю свой фирменный салат с грецкими орехами.
Во дворе мама раскладывает подставки для столовых приборов в цветочек и ее любимые керамические тарелки с рисунками цветных бабочек, которые сочетаются с чашками для чая. Несколько лет назад она открыла магазинчик органического чая, который называется ХоспиталиТи. Если вы живете в Боулдере, поспорю, что вам нравится активный отдых на природе. И вы пьете чай, вместо кофе.
Мамин магазин очень популярен среди местных. Я работаю там по выходным, рассыпаю в мешочки чай на развес, принимаю новый товар, и клею этикетки на чайные чайнички. Я даже помогаю с ее бухгалтерией, особенно когда ее расчеты не сходятся и ей нужно, чтобы я нашла ее ошибку. Я находчик ошибок в семье, особенно, что касается книг.
Я помогаю вынести во двор салат. На самом деле я придумала рецепт и держу заправку к нему в секрете, даже мои родители не знают, как его повторить. Салат содержит листья шпината, грецкие орехи, голубой сыр, и сухую клюкву… и «Специальный, секретный соус Киары», как зовет его моя мама. Выйдя наружу, я протягиваю салат Карлосу.
Он заглядывает в миску.
— Что это?
— Салат.
Он снова смотрит в миску.
— Это не летук.
— Это шшпинат. — Я прекращаю говорить, когда чувствую, как мой язык становиться больше.
— Просто попробуй, — говорит ему Алекс.
— Мне не нужно, чтобы мне говорили, что делать, — огрызается на него Карлос.
— Карлос, в холодильнике есть салат летук, — встревает мама. — Я могу быстренько соорудить для тебя салат, если хочешь.
— Нет, спасибо, — бормочет Карлос.
— Я бы не отказалась от салата, — говорит Бриттани, указывая на миску, ожидая, что я передам ее ей. Я не уверена, на самом ли деле она хочет салат из шпината, но точно старается отвести внимание от Алекса и Карлоса.
Я смотрю на папу. Его глаза на Карлосе. Скорее всего, он думает о том, сколько понадобится времени перед тем, как Карлос расслабится и начнет нам доверять. Проблема в том, я не уверена в том, что Карлос теперь когда-либо расслабится, особенно после того, как он был арестован.
— Я знаю, что ты попал к нам, по причине непредсказуемых обстоятельств, — говорит моя мама Карлосу, передавая вокруг тарелку с котлетами для бургеров из лосося. — Но мы рады предложить тебе наш дом и нашу дружбу.
Мой отец подцепляет котлету вилкой.
— На этих выходных Киара может показать тебе вокруг Боулдера. И познакомить тебя со своими друзьями. Так, родная?
— Конечно, — отвечаю я, хотя «мои друзья» состоят из Тука. Я не любитель тусоваться в компании. Тук парень, но он мой лучший друг и был с восьмого класса, когда Хеатер Харте и Медисон Стоун смеялись надо мной в классе по английскому, когда учитель заставил меня вслух у доски читать Историю Двух Городов. Я не только опозорила себя своим заиканием, но думаю, сам Дикенс перевернулся в гробу от того, как ужасно я коверкала его слова. Как только они начали смеяться, я остановилась, убежала домой и не выходила из своей комнаты, пока Тук не пришел и не заставил меня снова показаться миру. В Пятницу, на занятии мистера Фури, я вспомнила тот день.
— Я думаю, что моя котлета недожарена. Он какая-то слишком уж розовая, — говорит Карлос, разглядывая творение моей мамы.
— Это рыба, — отвечаю я. — Лосось.
— В ней есть кости?
Я мотаю головой.
Из корзинки с хлебом он берет булочку, разглядывает ее, затем пожимает плечами. Я думаю, что он не привык к злакам, торчащим из его булочек для бургеров.
— Завтра я работаю, но Киара может отвезти тебя в магазин за продуктами, если хочешь, Карлос, — предлагает мама. — Таким образом, ты сможешь выбрать то, что тебе нравится.
— Тебе нравится спорт, Карлос? — спрашивает его Брендон.
— Это зависит.
— От чего?
— Кто играет. Я не смотрю теннис или гольф, если ты об этом.
— Я не говорю о том, чтобы смотреть, глупый, — говорит Брендон, смеясь над ним. — Я говорю о том, чтобы играть. Мой лучший друг, Макс, играет в Американский футбол, а он моего возраста.
— Рад за него, — говорит Карлос, кусая свой бургер с лососем.
— А ты играешь в Американский футбол?
— Нет.
— Бейсбол?
— Неа.
Брендон разошелся и не остановится до того, пока не получит тот ответ, который ищет.
— Теннис?
— Точно нет.
— Тогда в какую спортивную игру тебе нравится играть?
Карлос откладывает свою еду. О, нет. В его глазах горит мятежный огонек, и он говорит:
— В горизонтальное танго.
Моя мама и Бриттани давятся своей едой. Мой отец говорит:
— Карлос… — тем тоном, который он сохраняет для экстремальных ситуаций.
— Танцы не считаются спортом, — говорит Брендон, не замечая шока за столом.
— Считается, когда это делаю я, — отвечает Карлос.
Алекс встает и говорит сквозь зубы: — Карлос, пошли поговорим. Наедине. Ahora. [40]
Алекс заходит в дом. Я не уверена, что Карлос последует за ним. Он размышляет несколько секунд, затем его стул царапает плитку дворика и он направляется внутрь. Ох, это точно не будет красиво.
Бриттани закрывает руками голову.
— Пожалуйста, скажите мне когда они закончат ссориться.
Брендон поворачивается к моему отцу с большими, невинными глазами.
— Папа, а ты знаешь, как танцевать горизонтальное танго?
— Ты кайфуешь от того, что ведешь себя как pendejo[41] ? Спрашивает меня брат, когда мы на кухне, подальше от слышимости gringos.[42]
— Эм… да. У меня был лучший учитель. Не так ли, Алекс?
С тех пор, как застрелили моего отца, когда мне было четыре, Алекс стал старшим в семье, хоть и самому тогда было всего шесть. Может он и старше меня, но у меня больше не было никого, с кого я мог бы брать пример.
