А ведь здесь еще и дачи есть!
— Кто же тут строится?
— Это вы… ты о дачах?
— Ну да! Сюда же только на тракторе!
— Да нет, не так все страшно. «Нива» нормально проходит, а если что, местные всегда помогут, действительно с трактором. И потом, дачи строятся на холме, километров пять отсюда. Там дорога получше. Эту мы тоже скоро отремонтируем.
— Мы?
— Бывший колхоз. Теперь поселковый совет.
— Вы… Ты в него входишь?
— Ну, не совсем, конечно. На добровольных началах.
— С ума сойти!
Андрей неожиданно зло сверкнул глазами.
— Московский гонор, да? Между прочим, дачи здесь строят именно москвичи. Один парнишка из Мытищ приехал со всей семьей и выкупил птицеферму, теперь отстраивает ее третий корпус. Здесь люди работают, ясно?
— Ясно. А мы груши околачиваем.
— Нет. Не в этом дело. Просто… если они тут все не особо гламурные, то это не значит, что они плохие.
— А я, если я работаю в гламурном журнале, обязательно избалованная дура, выросшая на всем готовеньком?
Он помолчал, а потом рассмеялся.
— Один — один. И я сглупил, и ты вывернулась. Кот чей?
— Мой…
— Просто твой Вадик сказал про собачку, но не упомянул о коте.
— А он и не знает про Лесика, а узнает — так истерику закатит. Матильда стоит сумасшедшие деньги.
— Отличная псинка, жалко вмешиваться в промысел божий.
— А стерилизовать обязательно?
— Теоретически, если не собираешься… в смысле, Вадик не собирается разводить щенков на продажу, лучше стерилизовать. Меньше проблем… сексуального порядка. Течки, гон, нежелательный помет, все такое. Но лично я — за свободу выбора. Слушай, они с твоим котом прямо как брат с сестрой.
Женька посмотрела на заднее сиденье. Лесик и Матильда мирно спали, сплетясь в большой бело-рыжий клубок.
Лед отчуждения был сломлен, но в этот момент фары вдруг осветили большую поляну, в глубине которой Женька увидела громадный бревенчатый дом. Менее всего это здание напоминало идиллический коттедж, наводя на мысли о блокгаузах и атаках индейцев.
Дом был сложен из огромных бревен, покрыт листовым железом, на крыше торчали две трубы. Еще он был слегка непропорциональным… в смысле, вытянутым в длину. Андрей выключил зажигание и удовлетворенно заключил:
— Это хорошо, что мы первые. Сашка еще не подъехал.
— Сашка?
— Это тот парень, который везет пса.
— Так это твоя… клиника?
Андрей посмотрел на Женьку искоса и ухмыльнулся.
— Вынужден вас слегка разочаровать, Евгения Васильевна. Клиникой я ее зову исключительно для того, чтобы как-то называть. На самом деле левое крыло дома — жилое, а в правом у меня кабинет, смотровая и операционная. Изначально все это планировалось, как жилая часть, с гостевыми комнатами и всякой ерундой, но альтернативой был барак на том берегу реки, а туда во время разлива и не доберешься, так что я решил совместить дом и работу. Пойдем? Зверей можно выпустить, они тут никуда не денутся.
Женька вылезла из машины, поежилась — было, прямо скажем, свежо — и огляделась с явной опаской.
— Не хотелось бы выглядеть дурой, но… а диких зверей тут нет?
Андрей легкомысленно помахал рукой.
— Зимой волки подходят довольно близко, но территориальный принцип соблюдают. Буран!
И тут из ближайших кустов вышел… волк. Во всяком случае, Женька приняла его именно за волка. Громадный пес с острыми ушами, треугольной мордой, мощной грудью, весь покрытый серой и черной шерстью. Он стоял совершенно спокойно, с легким интересом глядя на гостью.
В этот момент из машины выпрыгнула Матильда. Впечатлений она на сегодняшний день нахваталась самых разнообразных. Наелась от пуза, выспалась — и потому жаждала подвигов. На громадного пса она ринулась с отчаянным лаем, потому что решила, что любимого Лесика и Женьку надо бы защитить.
Пес перевел взгляд на верещавшую белую швабру, сделал шаг вперед, склонил лобастую голову… И завилял хвостом. Теперь на его морде появилось удивленно-глуповато-радостное выражение. Женька ахнула, но Андрей спокойно сказал:
— Она девочка. Буран ее не тронет. А вот кота я лучше отнесу в дом. Буран вырос с кошками, но твой красавец об этом не знает и может удрать. Как я понимаю, для него это первая встреча с дикой природой?
— Да. Для меня, кстати, тоже. Что это за порода? Похож на немецкую овчарку.
— Это восточно-европейская овчарка. Они больше, массивнее… и умнее. В прошлом — гордость советского собаководства, а теперь их очень мало. Великолепный охранник, по совместительству пастух. У меня собак много, но Буран — вожак стаи.
— Здесь есть от кого охранять?
Андрей грустно усмехнулся.
— Как говорится, мы не в Чикаго, дорогая. В России всегда найдется от кого охранять. Всякое бывает…
Женька немедленно начала представлять себе всякие ужасы типа сбежавших уголовников, а Андрей унес в дом Лесика и сумку Женьки и через минуту появился на крыльце, держа в руках армейский бушлат.
— На, накинь. Вообще-то по ночам у нас пока заморозки. Ты с собой теплую одежду взяла?
Женька только вздохнула. Вспоминая собранный в дорогу гардероб, она нещадно ругала сама себя. Самой подходящей к обстановке одеждой были ее шорты в армейском стиле, если не считать того, что украшены они были стразами и вставками-сеточками. Что же касается обуви… Любимые розовые кроссовки найдут здесь свою смерть, это ясно. Или придется не выходить из дома, хотя как же она тогда будет охранять Андрея?
Затея Вадика с каждой секундой казалась все более идиотской. Из Женьки Семицветовой и в городе-то охрана — как из варенья пуля, а уж здесь, в этой дикой чаще, тем более. Кроме того, Андрей прав — это в американском кино среднего пошиба ветеринар в провинциальном городке живет в доме со всеми удобствами, телефоном и ассистенткой. В смысле, не с ассистенткой живет, а она у него есть…
— Андрей, а ассистентка у тебя есть?
— Поднимай выше. У меня есть ассистент! Серега. Хороший мужик, но иногда уходит на волю.
— Это как?
— Ну… понимаешь… выпивает. Так-то у него руки золотые, да и звери его слушаются, но периодически он стукает себя в грудь и говорит «Сергеич! Отпусти на волю?» После этого с неделю пьет, а потом возвращается. В принципе, ты его должна застать. Он ушел в прошлую среду.
Женька поежилась и плотнее запахнулась в бушлат, успокаивающе пахнувший Андреем. Ох, не сносить Вадику головы, когда она вернется…
В смотровом кабинете Женьке неожиданно понравилось. Здесь было чисто, пахло сосной, горячей печкой и лекарствами. Запах лекарств Семицветову всегда успокаивал, поэтому она немедленно расслабилась и стала оглядываться.
