— Да ну тебя! Какой еще водки? Папа убьет! Откуда ты взялся?
— С самолета, откуда же еще? Кстати, видел мельком в аэропорту твоего отца, но он меня либо не заметил, либо не вспомнил. Мы редко виделись. Ты куда держишь путь?
— Домой. Вот, искупалась… — Инга указала на сумку с полотенцем.
— А пошли назад! — предложил вдруг Павел. — Народ на пляже к вечеру уже рассосался, до заката далеко! Так что успеем!
— Что успеем? — не поняла Инга.
Вместо ответа Павел крепко, даже больно схватил ее за руку и потащил за собой.
— Вперед, пока твои родители не забеспокоились! — бросил он на ходу.
Притихший к ночи обезлюдевший пляж встретил их еще горячим, сильно прокалившимся за день песком и милым журчанием волн, пожелтевших от песчаных струек, взбаламученных за день неутомимыми курортниками. Только невдалеке засиделась компания картежников, увлеченно дувшаяся в преферанс и ничего не замечающая вокруг.
Павел мгновенно сбросил с себя сандалии, джинсы и майку и остался в плавках. "Явно не с самолета, — подумала Инга. — Как всегда, треплется. Что он, плавки надел в Москве? И где его вещи?"
Павел за год окреп, возмужал, прилично раздался в плечах. Но он не дал Инге времени себя внимательно рассмотреть и рванул за собой. Она едва успела скинуть сарафан.
Они ушли в море с хохотом, шумно рассекая невозмутимую морскую поверхность тысячей брызг. Инга плыла впереди, а Павел старательно притворялся, что отстает. Он плавал замечательно.
— Вперед, в Турцию! — крикнул Павел. — Там я продам тебя, чаровница, на невольничьем рынке за безумные деньги и вернусь в Россию миллионером! За такую наложницу турки выложат любую сумму! Главное — не уступать ни доллара и стоять на своем до последнего!
Инга фыркнула:
— А как же мои мама и папа?
— Участь родителей везде и во все времена была и остается тяжела, — философски прокомментировал Павел.
Они заплыли довольно далеко, свободные и счастливые. Впереди темнел горизонт, чуточку подсвеченный лениво садившимся в море размытым солнцем, оставляющим за собой жирный желтый след. И вдруг Инга почувствовала, как Павел резко поднырнул под нее и жестко и властно больно сжал. От неожиданности она растерялась и приостановила свой стремительный заплыв.
Руки Павла, какие-то незнакомые, совсем чужие, бродили по ее телу хищно, немного озлобленно, недобро, словно пытаясь взять реванш, за что-то отомстить и рассчитаться, что-то ей припомнить…
Спустя некоторое время Инга догадалась, что Павел жил так всегда, в неизменном странном и страшном сведении счетов с жизнью, вечно его чем-то не устраивавшей, постоянно загонявшей его в тупик, не оценившей по достоинству, не давшей ему развернуться в полную силу… Его устраивала позиция незаслуженно оскорбленного и униженного, оплеванного… Это позволяло встать в позу, рассуждая о своей непонятости и непризнанности.
Но это понимание пришло к Инге значительно позже, а тогда, в море, она просто очень удивилась. Что это с Пашкой?..
Он вынырнул, не расцепляя жадных грубых рук, положил Ингу на себя сверху и поплыл дальше, увлекая ее вперед. Ему помогала морская вода, его тайная сообщница, делая плотную Ингу почти невесомой.
— Ты куда? — попыталась она его остановить и выяснить, что все это значит. — Отпусти меня… Я сама прекрасно умею плавать.
Ей было не слишком удобно и стыдно в непривычном положении, но выдавать себя не хотелось.
— Я ведь уже объяснил: в Турцию! — пробормотал он, слегка задыхаясь. — Ишь ты, отпусти… А если мне этого совсем не хочется?
— Я не понимаю… — прошептала Инга и вдруг ощутила жесткое прикосновение к ногам твердого, словно постороннего предмета.
Павел прижался к ней так плотно, что, казалось, между ними теперь не проникала даже вода.
— Теперь понимаешь?.. — процедил он сквозь зубы.
Инга испуганно рванулась из его рук:
— Немедленно отпусти! Я пожалуюсь папе!
Павел коротко злобно засмеялся и кивнул в сторону берега:
— Попробуй! Интересно, как у тебя это сейчас получится!
Инга в страхе видела, что берег уплывает от них все дальше и дальше. Павел стремительно уносил ее на себе в открытое пустынное море. И никого вокруг… Зови не зови…
— Ты ненормальный! Псих! — крикнула она. — Совершенно полоумный! Тебе нужно лечиться!
— А, по-моему, тебе! — хладнокровно отозвался Павел. — Это ты живешь на свете с широко распахнутой форточкой в голове! Ну, скажи, как такая здоровая, вкусно и сытно кормленая, отлично отъевшаяся телка, дожив до восемнадцати годов, не в силах догадаться о своем единственном предназначении? Ты что, действительно не понимаешь, чего от тебя мужикам нужно? Ну и дубина! Папина крошка весом за семьдесят килограммов! Да ты сама на себя полюбуйся! Настоящая кубанская бабища! Задница как огромный арбуз, живот-подушка восемьдесят на восемьдесят, сиськи из лифчика прямо прут! У тебя какой номер? Поди, шестой или седьмой? Ну, уж никак не меньше! И все никак под мужика улечься не решишься! Невинность из себя разыгрываешь! Да тебя давно пора оттрахать как следует! — Он ожесточенно вдавил ногти в ее тело, расцарапав почти до крови. — И здесь, под этим жарким солнышком, где все дышит сплошной эротикой, я вдруг, к своему изумлению, обнаруживаю девочку, чистую, как капля родника… Курам на смех! — Павел приблизил свое недобро ощерившееся лицо к Ингиному. Она, сжавшись от страха, молчала. — Скажи, а разве вот здесь, — он грубо тронул Ингу рукой между ног, слегка их раздвинув, — у тебя никогда ничего необычного не возникало? Ничего не хотелось, не загоралось, не томилось?.. Плоть всегда требует своего. И я не поверю, что с тобой ничего подобного не происходило и не происходит! Тебя не тянет вечерами поскорее лечь в постель, не одолевают там, не мучают желания, а утром не хочется вставать, потому что с этими желаниями, даже неудовлетворенными, тяжело прощаться до вечера?
Инга по-прежнему молчала, сжимаясь от ужаса. Самое страшное, что он угадал… Но разве можно в этом признаться?! Лишь под угрозой расстрела…
Павел тем временем невозмутимо начал ее раздевать. Очень ловко, умело расстегнул застежку лифчика и отправил его в свободное плавание. Инга в отчаянии смотрела, как ее пестренький лифчик от купальника, набравшись воды, плавно пошел на дно. Как она теперь выйдет из моря?! Ее охватила настоящая паника. Темнота, конечно, ей немного поможет, но не настолько здесь черные и беззвездные безлунные ночи, чтобы не отличить женщину в купальнике от голой. Да и фонари горят невдалеке довольно исправно.
Но самое тяжкое испытание ожидало ее впереди.