– Это только ты можешь знать.
– Оно будет отвечать твоему сердцу, – парировал он лукаво. – Если бы я знал, что оно говорит…
– А ты не можешь догадаться? – прошептала она.
– Кое о чем могу. Оно смеется надо мной, почти как враг, а еще…
– Друзья тоже смеются. Мое сердце – твой друг, но, возможно, назойливый друг. Тебе придется быть готовым к этому.
– Я готов, обещаю тебе. Петра… Петра… скажи, что я нужен тебе.
– Если ты еще не понял этого до сих пор…
– Надеюсь, что я понял, – прошептал он. – Потому что уже слишком поздно.
Она обвила руками его шею:
– Зачем же надо было так долго ждать?
Когда Петра проснулась, было еще раннее утро и она лежала одна. Рядом с ней никого не было, но смятая простыня и подушка обозначали место, на котором спал Лисандрос. И оно все еще было теплым.
Она села и прислушалась, но было тихо. Выскользнув из кровати, Петра подошла к двери, но, когда открыла ее, увидела, что свет в ванной комнате не горит.
Ей показалось, что из дальнего конца коридора доносится какой-то слабый звук. Она осторожно дошла до конца этого коридора и снова услышала тот же звук. На этот раз он был похож на осторожные шаги, словно кто-то ходил взад и вперед. Она дошла до конца и, подождав, с бьющимся сердцем завернула за угол.
Короткий лестничный марш поднимался перед ней. Наверху, у окна, стоял Лисандрос и смотрел вниз. Он ходил взад и вперед, словно в нерешительности, и наконец остановился перед дверью.
Она ждала, чтобы он вошел в комнату. Тогда ей, возможно, удастся тихо пойти за ним и понять, что происходит. Но вместо этого он долго, целую вечность, стоял неподвижно. Потом прислонился к двери, опустив плечи, словно собирался осесть на пол. Она уже готова была поспешить ему на помощь, когда он выпрямился и повернулся в ее сторону.
Петра поспешно попятилась и исчезла, прежде чем он успел увидеть ее. Ей удалось добраться до спальни незамеченной и лечь на кровать спиной к двери. Она почувствовала, как он подошел и наклонился, проверяя, спит ли она. Она открыла глаза.
– Привет, – сказала она, протягивая к нему руки.
Сейчас, конечно, он придет в ее объятия и расскажет, что случилось, потому что теперь они были духовно близки и ему не надо было прятаться от нее.
Но вместо этого он отпрянул.
– Извини, если я побеспокоил тебя, – сказал он. – Я подумал, что надо вставать.
– Ты собирался встать сейчас? – медленно спросила она.
– А ты лежи. Я принесу тебе кофе попозже.
И он торопливо вышел из комнаты.
Петра не знала, в каком настроении выйдет Лисандрос к завтраку, будет ли столь загадочен и мрачен, как ранним утром. Но он приветливо поздоровался с ней, чмокнув в щеку. Они были похожи на типичную пару, беззаботно наслаждающуюся несколькими днями отдыха.
– Чем ты хотела бы заняться? – спросил он.
– С удовольствием побывала бы в Гастурии.
Она говорила о маленькой деревушке, в которой был построен Дворец Ахиллеса.
– Разве ты никогда не бывала там раньше? – удивленно спросил он.
– Бывала, но совсем недолго, только чтобы получить материалы. А сейчас у меня есть время на то, чтобы как следует осмотреть все.
Деревушка находилась милях в семи к югу, на склоне, на самом верху которого располагался Дворец Ахиллеса, обращенный к морю. Он был построен королевой Елизаветой в честь ее любимого греческого героя. Здесь все напоминало о его храбрости, сложном характере и ужасной судьбе.
Как только они въехали в ворота, Петра почувствовала атмосферу – мощную, полную энергии, но при этом меланхоличную – таким, по-видимому, во многом был и сам Ахиллес.
Перед зданием стояла статуя самой королевы, крошечная фигурка с печальным, полным безысходности лицом.
– Она раздражала моего отца, – сказал Лисандрос. – Он говорил, что это была глупая женщина, которая не умела владеть собой. Когда моя мама привела меня сюда, он настоял на том, чтобы пойти вместе с нами и показать мне то, что ему хотелось бы, чтобы я запомнил. Например, вот это.
Он подвел Петру к высокой бронзовой статуе, изображавшей Ахиллеса блистательным юным воителем в металлическом шлеме с большим гребнем, украшенным перьями. Его ноги прикрывали металлические наколенники с вытисненными на них рычащими львами. На одной его руке висел щит, в другой он держал копье. Ахиллес стоял на высоком постаменте, возвышаясь над посетителями и устремив взгляд вдаль.
– Надменный, – задумчиво произнесла Петра. – Стоя так высоко, он никогда не замечал простых смертных вроде нас, снующих здесь, внизу.
– Возможно, Елизавета таким и хотела запечатлеть его, – предположил Лисандрос с легкой иронией.
– Она ничего не знала об этом, – сразу ответила Петра. – После ее смерти Дворец Ахиллеса был продан какому-то человеку, который и поставил здесь эту статую.
Лисандрос усмехнулся:
– Я должен был догадаться, что ты знаешь это.
– Так вот каким хотел видеть тебя твой отец! – задумчиво произнесла Петра, закинув голову, чтобы рассмотреть лицо Ахиллеса.
– Во дворце есть еще одна картина, которую он просто обожал.
В главном холле здания доминировала величественная лестница, над которой висела гигантская картина с изображением мужчины в мчащейся во весь опор колеснице, за которой по грязи тащилось безжизненное тело его врага.
– Ликующий Ахиллес, – сказала Петра, – гордо демонстрирующий своего поверженного врага у стен Трои.
– Таким и должен быть мужчина, – задумчиво сказал Лисандрос. – Потому что, если ты не сделаешь это с врагами, они сделают это с тобой. В таком духе меня воспитали.
– И ты такой?
– Да, – ответил он. – Приходится быть таким, иначе я бы не выжил, а вместе со мной и те люди, которые работают у меня.
Они ходили по зданию, осматривая фризы и фрески, картины и статуи, которые говорили о мире ушедшем, но все еще соприкасающемся с миром сегодняшним. Лисандрос мог с кривой усмешкой говорить о восхищенном отношении своей матери к легендарному Ахиллесу, но при этом даже он ощущал на себе силу влияния истории. Прошлое давило на него, почти вынуждая жить сразу двумя жизнями.
Вернувшись в сад, они подошли к огромной статуе, запечатлевшей последние мгновения жизни Ахиллеса. Тот лежал на земле, пытаясь выдернуть стрелу из пятки, хотя знал, что это бесполезно. Его лицо, обращенное к небесам, было полно отчаяния.
– Он покорился, – сказал Лисандрос. – Он знает, что ему не уйти от судьбы.
– Возможно, ему не надо было покоряться, – ответила Петра. – Никогда не следует воспринимать несчастья как что-то неотвратимое. Это значит сдаться.
– А что он мог с этим поделать? Он знал, что его судьба была предначертана в день его рождения. И никогда не забывал тайну своей уязвимости. Но только в итоге эта тайна перестала быть тайной. Никто из нас не способен спрятать свою слабость достаточно хорошо, как бы нам ни хотелось.
