И она выбежала, перемахнула через перегородку, влетела в квартиру и заперла впервые за две недели балконную дверь, прижавшись к ней спиной.
Примечание:
*Ты — боль, сладкое горе,
Ты — мой свет, ты — наважденье,
Ты — миг, горькая доля,
Бог нас хранит….
Грех наш нас обручает.
Ты и я — падаем в бездну,
Грех наш нас повенчает,
Бог нас простит.
"Ты боль" — Т. Дольникова, А. Постоленко (мюзикл "Пророк")
=Если бы только знать!*
Ирина Васильевна улыбалась, будто её забрали прямо с урока природоведения, где она в роли восьмилетней ученицы, и везут в Дисней Лэнд. Улыбка до ушей, взгляд в окно, болтовня и: “Ой! Смотри!” — каждые пятнадцать минут.
Ирина Васильевна умела радоваться всему. Будто прилетела на планету Земля с радужной звезды по имени Счастье, что в галактике “Непосредственность”.
Егор улыбался, глядя на мать, смеялся, когда она шутила и был готов проехать пару тысяч километров в этой нехитрой компании. А потом… сорваться и помчать домой! Без сна и перерыва на кофе.
— Егор, — позвала мама, прихлёбывая из чашки от термоса. Она обожала термосы и “дорожную еду” в контейнерах.
— Мм? — он всё никак не мог перестать улыбаться, после очередного: “Ой, смотри же!”, в результате которого пришлось останавливаться посреди трассы и идти смотреть какую-то странную берёзу, совершенно идеальную для аватарки в "Одноклассники".
— А ты хочешь быть счастливым?
— Конечно, ма, — ответил он расплываясь ещё больше. При слове “счастье” внутри разлилось какое-то рыжее тепло.
— Что такое, ма? — повернулся он к Ирине Васильевне. — Ты что-то будто задумала?
— Ну что я могла задумать! — с таинственной улыбкой отвернулась Ирина Васильевна. — В самом деле…
— Ма-а?
— Ну что? Не нуди, — фыркнула славная женщина, скрывая усмешку. — Будто могла я, скажем, в багажник, Роню положить… что-бы…
— Что? — на миг Егор дар речи потерял.
— Что? Что… я молчала! — воскликнула мама-Ирина и засмеялась.
— Мам…
— Что, мам? Я уже тридцать с хвостиком лет “мам”!
— И что ты об этом думаешь? — Егор поскрёб щетину.
Вспомнилась девчонка, стоящая посреди его спальни. И её слова, все до единого. Чистый поток сознания.
— Я её сильно ненавидел, — не дождавшись ответа заговорил Егор. — Она — воплощение всего, что я ненавижу в студентах.
— А в женщинах?
— В женщинах… я не даю им оценок. Ты же знаешь, я никогда не считал, что способен на длительные или серьёзные отношения
— Э-это у тебя от отца, — захихикала мама, как девочка.
— Да ладно тебе! — Егор покачал головой, не в силах скрыть странное радостное возбуждение от этого разговора с матерью. — Так вот… я не знаю, что я люблю и ненавижу в женщинах. Есть такие как ты, есть такие как… не ты.
— А она как кто?
— Как не знаю кто… Я как-то сказал ей, что как Халапеньо.
— А сейчас думаешь, что как Каролина Риппер? — мама захлопала в ладоши
— Не… скорее она как чёрный апельсин! Знаешь, такой с сочной мякотью. Или как грейпфрут.
— М… мне тоже так показалось! А её Влад — чисто имбирь!
— Ха! Точно, — рассмеялся Егор.
— Ну так что? Тебе кажется, что она необычная?
— Пожалуй…
— Ты её больше не ненавидишь?
— Не могу объяснить, — Егор искренне задумался. — Пожалуй… я… я мистер Дарси, мам.
— Ни слова больше! — объявила мама-Ирина и выставила вперёд руку.
Мистер Дарси полный предубеждений, гордости и прочьего дерьма. Н-да… славная оценка, мистер Волков! Дошло, наконец…
— Но торопиться тоже не буду. Что-то чую неладное… Как будто я прощался с ней….
Он прощался с ней.
—…а она будто умоляла не уезжать!
А она будто умоляла не уезжать.
— Будто что-то предчувствовала.
Будто что-то предчувствовала, как Наташа Ростова перед прощанием с Болконским.
И Вероника сидела на кровати и смотрела в стену, а у ног её лежал Император Николай.
— Где ж ты нарвалась на эту… проблемку? — спросил Влад, глядя на животное, развалившееся в спальне сестры.
— Да вот, сосед попросил… составить компанию другу, — ответила Вероника, глядя на важное лицо Императора Николая.
— Там это, гости к тебе, — кивнул Влад себе за спину.
— Кто?
— Лев.
— Лев? Лев… — шепнула Вероника.
Она не могла понять рада или раздражена. Посмотрела на пса, кивнула ему и приложила палец к губам, призывая мол-чать. Николай поставил лапоньки на её колени и лизнул щёку.
— Какой же ты нежный пёс, — Роня зарылась носом в неблагородную косматую шерсть.
Лев и правда ждал на кухне, а когда Роня вошла, встал и как-то замялся. Ох, это напоминало сцену из старинного романа. Вот прямо-таки “Война и мир”, и стоит Болконскому уехать воевать, как Наташа… ах! На свете есть мужчины? А я-то и не знала! Я ж взапертях просидела шестнадцать лет!
И сразу вам и Анатоль и все дела. И именно чувство тревоги, что возникло на душе у Рони минувшим вечером, ощущала она при чтении той самой сцены прощания… Теперь, при виде Льва, внутри что-то недобро зашевелилось.
— Лев, здравствуйте! Как вы…
— Навестить! — Лев склонил голову и посмотрел исподлобья. — Как ваше здоровье? — а потом обратил внимание на пса, стоящего позади Рони. — Э… Николай?
— Да, мы с Николя временно друзья. Мне его… Егор Иванович оставил.
— Ясно, ясно… А я как раз обещал Ростовым поездку на дачу! Сегодня всё-таки суббота, и последний тёплый день. Может вы со мной?
— Рос… ростовы? Валерия? Генеральская дача?
— Да! — радостно кивнул Лев.
— Ну… я даже не знаю. А с ночевой?
— Можно и так и так. Так как вы? Согласны?
Не принимая никак решения, стояла Вероника, поглаживая макушку пса, и не знала что ей делать. С одной стороны, веяло от предложения чем-то нехорошим, а с другой… не оставлял никто ей инструкций. Никто ничего не обещал.
Разве что обнял её Егор на прощание, так кто ж не расщедрится на объятие в полусне и полутьме спальни? Глупо думать, что что-то это значит… И тошно, стыдно, неловко. Она себе казалась навязчивой уже и глупой.
— А Саша с Глебом там будут?
— Всенепременно!
Машина Льва везла знакомой осенней дорогой на Генеральскую дачу, навстречу тёплому пряному запаху пикника, шашлыка. Дурману вина и дыму костра. Роня не хотела казаться в этой машине… чьей-то парой. Ей казалось, что “место справа” — заветное, что его занимают только девушки водителей.
— А кто будет? — спросила она.
А сама мыслями там, на другом пассажирском, и рядом совсем другой человек. Быть бы сейчас с ним, хоть на заднем, хоть в багажнике.
Машина остановилась перед дачей, до того, как Лев успел ответить.
— Саша, Глеб, — начал было он, но к машине подлетели две собаки. Огромная слюнявая и тощая безродная.
— Николя, кажется, это ваши родители? — спросила Вероника, открыла дверь и пёс вылетел пулей.
Во дворе была привычная компания, разве что Валерия и Костя — новые для Рони персонажи. Да ещё хмурый крепкий брюнет, который о чём-то увлечённо болтал с Ростовым.
— О! Приехали! — воскликнула подошедшая к машине Валерия. — А я подружку позвала, никто же не против? Она правда тоже с пёсиком… Надеюсь это не смутит Николая…
И буквально через секунду все замерли, глядя на огромную счастливую собаку, обозначенную выше, как "пёсик" и бегущую за ней блондинку, прицепленную к поводку, больше как украшение, нежели хозяйка…
