Ксения заснула мгновенно, а Глеб все лежал, подперев голову рукой, и смотрел на ее силуэт, скрытый под простыней. На простыню, тугую толстую косу Ксении, шею и крохотный неприкрытый участок плеча ложился ровный голубоватый лунный свет — и, казалось, что эта картинка не настоящая, а фото, или кадр из фильма, или инсталляция в музее.
Никаких прикосновений.
Но ради этих мгновений Глеб продал бы душу дьяволу. Еще раз…
— Вы хорошо прочувствовали моих героев, Граф. Мне невыносимо приятно… Или просто невыносимо… В любом случае, я прошу вас уйти. Уже поздно.
Сейчас, в темноте, Граф лежит примерно так же, как Глеб, а я, соответственно, исполняю роль Ксении. Чувства, которые мои герои испытывали друг к другу, настолько наэлектризовали пространство квартиры, что просочились в реальность. Я чувствую влечение, которое испытывала Ксения, ее любопытство — и ее страх. А еще я чувствую на себе жажду обладания Глеба — физически — мурашками по коже. Ненасытность, жадность, раздирающие его эмоции… Поэтому я хочу как можно быстрее избавиться от Графа.
— Вы рискуете пропустить самое интересное… — не сдается он.
Это вряд ли. Потому что «самое интересное» сегодня со мной уже произошло — когда я поцеловала Графа.
Даже по первому касанию можно понять — а, тем более, это легко сделать тому, кто чувствителен к прикосновениям — что ты совпадаешь с другим человеком. Такое совпадение — редкое явление. Оно рождает притяжение — и даже зависимость. И мне безумно жаль, что таким человеком для меня стал Граф. Потому что наша война не может окончиться перемирием — кто-то обязательно проиграет. И я готова на все, чтобы этим «кем-то» оказался Граф.
— И все-таки я выбираю сон.
— Шахерезада, а кто вам сказал, что у вас есть выбор?
И быстрее, чем я успеваю возмутиться, Граф прикладывает указательный палец к моим губам. Я замираю, почувствовав его прикосновение, а он продолжает свою историю.
— Утренний свет серыми тенями ложился на обнаженное тело Ксении, спящей на боку. Светало, но небо было затянуто тучами, и контуры ее тела терялись в том неверном освещении.
Глеб смотрел на ее пышную грудь с темными припухшими ореолами сосков. На бедра, плотно обмотанные простыней. На плавную линию плеч. Любуясь, рассматривал веснушки на ее плече — и не верил своему счастью: Ксения — здесь, рядом с ним, он мог бы в любой момент прикоснуться к ней, накрыть ее губы своими, провести по ним языком, немного нажать, чтобы проникнуть внутрь… Но пока Глеб, конечно, не собирался этого делать. Он собирался сделать кое-что другое.
Глеб наклонился к ее ушку и пошептал, касаясь его дыханием:
— Любимая… — очень тихо, чтобы Ксения не смогла расслышать его голос сквозь сон. И уже громче: — Просыпайся… — и все-таки не удержался и прикусил мочку ее уха.
Ксения издала тихий звук — словно полу-вздох — и открыла глаза.
— Ты готова выполнить мое желание? — все также на ухо прошептал ей Глеб и, не касаясь пальцами кожи, убрал с ее лба светлую прядь. — Поиграешь со мной?
Ксения сонно заморгала, натянула на себя простыню — и улыбнулась. Глеб едва сдержался, чтобы не сгрести ее в охапку, не зацеловать. Он дождался, когда она кивнула, и продолжил:
— Я стану твоими руками. Буду делать с тобой все, что захочу — но при этом ни разу тебя не коснусь.
Глеб увидел интерес в ее глазах. Ксения прикусила губу.
— Закрой глаза и представь, что твои руки — мои.
Ксения подчинилась.
— Теперь положи свою руку себе на шею… Проведи кончиками пальцев до плеча, затем по ключицам, к ямочке между ними… Проведи ладонью до груди… А теперь обхвати свою грудь руками, сожми ее… — Глеб на секунду прикрыл глаза. Выдохнул. — Найди соски и захвати их между большим и указательным пальцем. Погладь соски, сильнее… Потяни их вперед немного и чуть проверни… Нравится?
Он видел, что нравится, — Ксения облизала губы, ее дыхание участилось. Глеб едва сдерживал себя, чтобы не положить свои руки на ее ладони. Но это было бы против правил.
— Покажи, как ты ласкаешь свою грудь языком.
Только от того, что он произнес эту фразу, во рту стало сухо. Глеб смотрел, как Ксения обхватила грудь снизу, приподняла ее — и потянулась язычком к торчащему соску. Вот она провела языком вокруг соска, подразнила вершину — у Ксении и Глеба одновременно вырвался стон. Глеб вцепился в простынь так, что побели костяшки пальцев.
Ксения увлеченно ласкала свою грудь, и Глеб вдруг осознал, что ревнует — глупо, дико, иррационально, глубоко. И даже понимание, что он ревнует Ксению к самой себе, его не привело его в чувства. Чуть более резким тоном, чем хотелось бы, он скомандовал:
— Хватит! Остановись!.. Спускайся ниже.
Ксения недоуменно приоткрыла глаза и посмотрела в него. Глеб не знал, что именно она заметила, но это вызвало у нее хулиганскую улыбку — и, прежде, чем послушаться, она прикусила свой сосок, глядя Глебу в глаза. Его терпение было на пределе. Глеб вскочил.
— Ложись на спину! Передвинься чуть ниже! Раздвинь ноги и согни их в коленях!
Когда Ксения подчинилась, Глеб сел на пол у ее ног, чтобы видеть влагу, уже размазанную по ее бедрам, ее набухшие складочки.
— Приоткрой себя.
Ксения раскрылась перед ним окончательно.
Как же ему хотелось погрузить язык в эту влажную вязкость…
— Войди в себя.
Она провела своим пальчиком по всей длине между складочек и медленно вошла в себя.
— Глубже, резче, задержись… Еще… Выйди, — приказал он, когда увидел, что Ксения уже возбуждена не меньше его.
С небольшой задержкой, но Ксения послушалась.
— Я хочу, чтобы ты довела себя до оргазма, лаская клитор. Начинай… — «любимая», — добавил он про себя.
Двумя руками Ксения приоткрыла складочки. Указательный палец лег на клитор — и начался танец. Она стонала, ее бедра ритмично двигались, движения ускорялись. Глеб, больше не в силах терпеть, наплевал на правила — вошел в нее языком. Подстроился под темп движения — и поймал судороги ее оргазма…
— Как вам моя история, Шахерезада? — вежливо интересуется Граф.
Долго молчу.
— Нормально, — наконец, выдавливаю я.
— Странно… Выражение вашего лица и ваша поза говорят о том, что вам очень понравилось.
— Уже поздно. Или рано… В общем, выметайтесь из моего дома, Граф! Иначе в следующую ночь я не открою вам дверь.
Граф улыбается глазами — ему нравится моя шутка.
— Нескучной ночи, Шахерезада, — целует меня в висок — и уходит.
Я слушаю, как звук его шагов на лестнице становится все тише.
Потом раздеваюсь, залезаю под плед и начинаю руками по своему телу повторять все то, о чем только что рассказывал Граф.
(8 глава в процессе…)
ГЛАВА 8
Я не просыпаюсь — вздрагивая, вырываюсь из сна. Впервые за все время жизни в этой квартире — за полгода — я слышу этот звук — стук в дверь. Причем не обычный — словно молотят каким-то предметом. Сердце колотится так, что, кажется, прорвет грудную клетку.
— Тук-тук-тук.
Сажусь на край матраса. В голове гудит, как на утро после вечеринки. Жмурюсь от яркого утреннего света.
— Тук-тук, тук-тук-тук.
Не отрывая взгляда от колонны, которая заслоняет входную дверь, заматываюсь в простыню и на цыпочках двигаюсь к источнику звука.
— Тук-тук-тук, тук-тук.
Приближаюсь к дверному глазку — и тотчас же отступаю.
— Да ладно, Шахерезада. Я знаю, что ты там.
Блефует. Но я все равно открываю дверь: в его руках подставка с двумя пластиковыми стаканчиками кофе.
— Обязательно барабанить на весь дом? — подтягиваю простыню до подбородка и пытаюсь вспомнить, когда это мы перешли на «ты».
Вспомнила. Не переходили.
— Ты так долго не открывала… Я решил, может, нужно отстучать какой-нибудь пароль — вот и пробовал разные варианты, — для примера он еще пару раз ударяет рукояткой трости о дверь.
— Ага… Пароль…
Смысл его появления — в моей квартире, утром — понятен. Я вмешалась в его личную жизнь — теперь он вмешивается в мою.
