— А как ты считаешь, — сглотнув, продолжила я, — если слияние не состоится, прогноз отца, что твоя компания за пять лет вытеснит его фирму с рынка, сбудется?
Улыбка Никиты расплылась ещё шире.
— Сергей Юрьевич — оптимист. Управлюсь за три с половиной года.
Присев, прижала колени к груди, и с грустью посмотрела в сторону моря, где до сих пор на глубине плавал отец. Как хорошо, что он не слышал, какой его компании отмерили срок. По всему видно, папа уважает мнение Никиты как профессионала своего дела, и его слова запросто могли сломать его дух и веру в себя.
— И чего ты поникла? Если Сергей Юрьевич грамотно расстанется с фирмой, то останется очень даже обеспеченным человеком. Хватит не только на его век, но и что оставить дочери и даже её детям, чтобы они жили безбедно и не задумывались о следующем дне.
Утешил, называется.
— Не в этом же дело, — выдохнула я. — Папу я знаю, без движения, без работы, без своего детища он зачахнет, — сказала я и краем глаза заметила, как Беркутов лишь плечами пожал, давая понять, что это совершенно не его проблема.
— Никита, а отчего… от каких факторов зависит твоё решение насчёт слияния?
Мужчина удовлетворённо вздохнул и выдохнул, такое ощущение, что он только этого вопроса и ждал. А ещё боюсь, что его ответ мне крайне не понравится. По крайней мере, меня уже беспокоит, что Никита присел и, опустив ноги на песок, полностью ко мне развернулся.
— А насколько сильно твоё желание помочь отцу, Варвара, а? — тоном змия-искусителя поинтересовался мужчина, глядя на меня так, словно даже не сомневается, что соблазнит на любой грех.
— Очень сильно, но до разумных пределов, — осторожно отозвалась я, попутно предупреждая, что готова на многое, но отнюдь не на всё.
— Разумный предел — понятие субъективное, — бархатно, можно сказать, пропел Беркутов и вытянул руку, как мне показалось, чтобы дотронуться до моего колена, отчего я вся сжалась, и плотно прижала друг к другу ноги. Но он не прикоснулся, лишь подцепил пальцами край полотенца, что подо мной лежало, и потянул на себя. — А ещё изменчивое. Пока у человека относительно всё хорошо, его предел заканчивается там, где, по его мнению, начинаются аморальные или унижающие его достоинство вещи, но вот когда тот же самый человек доведён до отчаянья, все рамки стираются, и он готов на что угодно, лишь бы выправить ситуацию.
— Это всё лирика, а если по делу и конкретно.
— Конкретно, так конкретно, — мужчина отпустил полотенце, поставил два пальца на шезлонг ногтями вниз и, изображая ими две ноги, сначала добрался до моего бедра, а после, прикасаясь к коже подушечками, вскарабкался на верхушку моего колена. — Приходи ко мне сегодня в спальню, там обстоятельно и обсудим, от каких факторов зависит моё решение.
Сердце от возмущения в мгновение пустилось в галоп, дыхание участилось. Единственное, что я сейчас даже не хочу, а прямо-таки жажду, это выцарапать Беркутову глаза, а ещё лучше оборвать ему всё подчистую, чтобы ни одной девушке в комнате Никиты, кроме как перекинуться с ним в карты, делать больше было совершенно нечего.
— Варя, советую тебе согласиться сейчас, пока ещё я предлагаю. Не доводи ситуацию до того, когда ты будешь вынуждена с этим же самым предложением идти ко мне сама и на него слёзно уговаривать, — ладонь мужчины вклинилась у меня между ног и скользит в направлении паха. — Видишь, Варенька, я тебя трогаю, ты, естественно, возмущена, но терпишь же. Всё имеет свою цену.
Очнулась, когда правая ладонь горела как от ожога, а Беркутов сидел напротив и держался за щёку. По идее, звук пощёчины, которую от души залепила мужчине, давно стих, но я до сих пор его слышала.
— Ну ни черта себе. Вроде бы маленькая, худенькая, а рука-то тяжёлая, — реакция Никиты на пощёчину меня поразила. Думала, он будет рвать и метать. Начнутся угрозы, предупреждения и прочее.… А он не только не разозлился, а, судя по интонации, ему весело. — Варвара, у меня для тебя две новости. Хорошая и очень хорошая. С какой начать?
— Никита, я бы, как ты мне недавно, тоже тебе посоветовала. Пройди полное обследование на предмет психологических заболеваний. Мне кажется, оно тебе крайне необходимо, — не выйдя до конца из оцепенения, всё же нашла в себе силы открыть рот.
— Понятно. Значит, с какой выберу сам. Первая — ты меня и в этот раз не разочаровала. Всё верно. Один раз опустишься ниже плинтуса, там всю жизнь и проведёшь. Ну и очень хорошая новость — теперь я на тебе точно женюсь.
Глава 26
Поборов желание покрутить пальцем у виска, оставила безумное заявление Беркутова без комментария и побрела к морю с целью присоединиться к отцу. Но не успела сделать и пары шагов, как за спиной под Никитой заскрипел шезлонг, и послышалась реплика:
— И мне пора охладиться.
— Никита, имей совесть, — развернувшись к мужчине, прорычала я. — Папа пробудет здесь меньше суток, дай нам нормально пообщаться наедине.
Не особо рассчитывала на понимание со стороны Беркутова, но он, с серьёзным лицом кивнув, отказался от своих планов ещё раз искупаться и улёгся обратно. А спустя несколько минут, когда отец в воде катал меня верхом на горбушке, заметила, как Никита взял свои вещи и вовсе с пляжа ушёл.
Оторвались мы с папой по полной: резвились в море до синих губ, зарывали друг друга в песке, отчего мой светло-розовый купальник теперь можно выкидывать, пару раз арендовали водный мотоцикл, прокатились на банане. Ну его, когда нас с него сбросили, как немощная не могла забраться обратно. После пляжа разбрелись по номерам, привели себя в порядок и поужинали, а на сон грядущий отправились ко мне в бунгало, чтобы посмотреть какую-нибудь лёгкую комедию из старого фонда.
— Беркутова что-то давно не видно, да? — высказался отец, когда мы включили фильм и уютно устроились перед телевизором на диване. Папа как обычно сидел, а я положила ему на колени подушку и улеглась.
— Не вспоминай о нём, а то тут же появится, — пробубнила я. — А нам и вдвоём хорошо.
На экране мелькали до боли знакомые кадры, рука родителя, что лежала у меня на спине, дарила спокойствие с умиротворением, и я задремала.
Папа, видимо, чтобы сесть удобней, поёрзал, и из-за этого я понемногу начала приходить в сознание.
В комнате уже было темно, лежала я по-прежнему у родителя головой на коленях, но теперь уже спиной к телевизору.
— Какой час? Ты, наверное, уже хочешь уйти к себе, а я не даю, да? — прошептала я со сна охрипшим голосом.
— Тш-ш, — отец наклонился и нежно поцеловал меня в висок.
— И я тебя очень люблю, — отозвалась на ласку, зевнула и натянула плед до плеч. — Если всё-таки соберёшься, не бойся, буди.
— Мгы, — родитель ещё раз меня поцеловал, но теперь в щёку.
— Пап, ты что, парфюм сменил? Тебе его Беркутов посоветовал? Мне кажется, у него такой же. Кстати, пахнет обалденно. Умеет же, гад, выбирать.
— Ты уж определись: или я гад, или ты очень сильно любишь меня. Хотя ведь одно другое не исключает, — над головой раздался насмешливый голос Никиты.
Я лежу не на коленях отца, а на коленях, мать его, Беркутова!
Дёрнулась, чтобы поскорее соскочить с дивана, но лжепапа это предвидел и, придавив меня рукой, не дал встать.
— Ну забарахталась. Целый час дрыхла, а тут побежала куда-то. Ты, кстати, сопишь, но это ничего, я так и вовсе храплю.
— Отпусти.
— Ой ну и вредная же ты, — посетовал Беркутов, но руку, что удерживала, убрал.
От греха подальше рванула прочь из гостиной, но не добежав до двери, вернулась к дивану, вернее, к журнальному столику, на котором оставила телефон, но он почему-то теперь там не лежал.
— Если ты потеряла мобильный, он у тебя в комнате, — сообщил Беркутов, и прежде чем я успела открыть рот, пояснил. — Его туда отнёс твой отец, чтобы тебя никто звонком не разбудил.
