Странно слышать, как кто-то такой молодой говорит о Боге. Наверное, я так долго отсутствовала, что забыла, что в этих краях люди чаще всего верующие. Кажется так... старомодно.
Выхожу из участка, все еще чувствуя себя измученной от столкновения с Калланом. Сейчас конец дня, так что окружной морг уже закрыт. Я не могу отвезти туда документы, не имея возможности передать их кому-то лично, и мне действительно не хочется возвращаться в отель, поэтому еду к Фрайдей. Это кажется опасным. Дом Каллана находится прямо через дорогу, как и мой старый дом. Находясь в миле от любого из этих домов, чувствую, что приглашаю неприятности и боль в свою жизнь, но мне нужно увидеть ее. Она единственный человек, способный помочь мне взять себя в руки. Такое ощущение, что все вокруг стремительно выходит из-под контроля, и если я сейчас не исправлю свою траекторию, то к концу недели буду просто развалиной.
Фрайдей открывает входную дверь, на ней огромный халат, похожий на палатку, и пара старых тапочек, волосы в огромных бигуди, и женщина размахивает лопаточкой в руке, протягивая ее мне.
— Отлично. Ты помешивай, пока я закончу хлеб, дитя.
Она, конечно, понятия не имела, что я приеду, но опять же это Порт-Ройал — кто-то всегда придет на ужин, если приготовить достаточно еды. На кухне маленький прямоугольный обеденный стол, за которым я ела в детстве, уже накрыт на пять персон.
— Ожидаешь большой вечеринки сегодня вечером, Фрайдей? — спрашиваю я.
Она подталкивает меня к огромной кастрюле с гумбо (прим. перев.: блюдо американской кухни, распространенное в штате Луизиана. Представляет собой густой суп со специями, похожий по консистенции на рагу), который пахнет невероятно.
— Ну, конечно. Ты одна из приглашенных.
На самом деле я не хочу оставаться здесь, если появятся другие люди, но опять же, какая-то компания может быть именно тем, что мне нужно. Я делаю все, что в моих силах, чтобы не напиться до одури прямо сейчас, лежа в своей стерильной двуспальной кровати.
— Ты все еще можешь приготовить так, как я тебя учила, дитя? — спрашивает Фрайдей.
Я издаю мычащий звук, вдыхая теплый, пряный, восхитительный запах, исходящий от большого чана с тушеным мясом на горячей плите.
— Конечно, могу. Хотя не так часто, как хотелось бы. Мой парень, Бен, не любит острой пищи. У него несварение желудка.
Фрайдей прекращает яростно месить тесто и кладет руки на бедра, бросая на меня крайне недовольный взгляд.
— Дитя, ты не можешь быть с мужчиной, который не ест острой пищи. Должно быть, он ужасен в постели. Никакой страсти. Никакого огня.
Я смеюсь. Мы с Фрайдей никогда не говорили о моей сексуальной жизни. Невероятно странно, что она говорит об этом сейчас.
— У нас все хорошо, спасибо.
— Просто хорошо — этого недостаточно, Корали. Ты теперь пылкая, страстная женщина. Взрослая. У тебя есть потребности, которые должны быть удовлетворены. Модный мальчик из Лос-Анджелеса, который не ест острую пищу, не сможет удовлетворять эти потребности, это ясно как божий день.
Правда в том, что Бен никогда не заставлял меня кончать. Не совсем так. Ему удавалось это пару раз пальцами и один раз ртом, но я не хочу делиться этой информацией с пожилой женщиной, стоящей по другую сторону кухни. Это будет только топливо для костра.
— Я счастлива, Фрайдей. Это ведь хорошо, да?
— Что-то не вижу, чтобы ты крутила колесо от счастья.
— Я слишком стара для этого.
Фрайдей хмыкает, яростно стуча кулаком по хлебному тесту.
— Чушь собачья! Ты никогда не бываешь слишком стар для счастья. Черт возьми, моя старшая сестра сейчас делает сальто и стойку голове. В следующем месяце ей исполняется семьдесят, и она нашла мужчину, который выпускает пар из ее ушей.
— Тьюсдей? С кем-то встречается?
Мать Фрайдей была прагматичной женщиной. Она назвала своих дочерей по дням недели, в которые они родились: Фрайдей, Тьюсдей, и Уэнсдей (прим. перевю: пятница, вторник и среда). Уэнздей умерла от пневмонии за год до моего рождения, но я прекрасно знаю Тьюсдей.
Фрайдей кивает со всей серьезностью.
— Да, мэм. Она познакомилась со своим кавалером вечером на мосту в округе Пикенс. Он пожарный в отставке, можешь поверить.
Фрайдей всегда предполагает, что мне будет трудно поверить в то, что она мне говорит. Это, конечно, оборот речи, но я чувствую тепло каждый раз, когда слышу, как она это произносит. Это напоминает мне о том, как я часами слушала ее сплетни, когда была моложе, когда мы вместе готовили, читали или смотрели телевизор в те короткие промежутки времени, когда отец разрешал мне приходить сюда.
Через некоторое время она начинает напевать, и мы погружаемся в спокойное молчание. Трудно поверить, что прошло двенадцать лет с тех пор, как мы это делали в последний раз. Хотя я поддерживала с ней связь посредством писем (нечастых) и телефонных звонков (по крайней мере, раз в месяц). Начинаю чувствовать, как меня охватывает спокойствие, пока я помешиваю, а она напевает.
В конце концов тишину нарушает громкий стук в дверь. Фрайдей бросает взгляд через плечо.
— Открой пожалуйста, дитя мое. Иначе я никогда не поставлю этот хлеб в духовку.
— Конечно. — Я иду и открываю входную дверь, сжимая лопатку так же, как это делала она, когда открывала мне дверь. И подхожу очень близко к тому, чтобы использовать ее как оружие, когда вижу человека, стоящего по другую сторону двери. — Ты, должно быть, шутишь.
Каллан Кросс держит бутылку вина, его губы складываются в натянутую улыбку. Выглядит чертовски потрясающе. На нем темно-бордовая рубашка на пуговицах с черным узором пейсли. Манжеты, которые он закатал до локтей, чуть более темного оттенка, близкого к фиолетовому. Черные узкие джинсы и пара кроссовок придают ему непринужденную атмосферу Нью-Йоркского хипстера. Он использовал какое-то средство для укрощения своих локонов. В общем, выглядит великолепно.
— Знаю, — говорит он, морщась. — В винном магазине закончилось вино из Мальбека. Пришлось брать Бленд.
— Зачем ты здесь, Каллан?
— Потому что Фрайдей пригласила меня. И потому что я знал, что ты будешь здесь.
— Даже я не знала, что буду здесь.
— Ну конечно, — говорит он, протискиваясь мимо меня. — А где еще тебе быть во вторник вечером?
Конечно, это так. Вечер вторника всегда был вечером ужина в доме Бошам. Когда я училась в школе, то была здесь каждый вторник вечером в течение многих лет. Этот день всегда был непростым для Каллана: у него был баскетбол, а затем футбол, в зависимости от сезона, но он приходил сюда и забирал меня после каждой игры, потный и взлохмаченный, заставляя чувствовать то, с чем я не знала, как справиться в то время. Удивлена, что Каллан вспомнил мой вторничный ритуал, который был так давно, когда он полностью вылетел у меня из головы.
— Каллан. — Я строга, почти до грубости. — Я не хочу тебя сейчас видеть.
Каллан Кросс, мой прекрасный Кэл, парень, о котором так долго мечтала, пожимает плечами.
— Тем хуже. Я уже много лет не пробовал настоящего гумбо. Но если ты хочешь уехать, вперед, — он ухмыляется самым возмутительным образом, бочком проскальзывает мимо меня и неторопливо идет по коридору, крича на ходу. — Фрайдей! Фрайдей, где ты, сексуальная женщина? Я больше не могу сдерживаться. — Смотрю, как его спина исчезает в дверном проеме кухни, и это чувствуется таким обыденным. Так нормально, что он здесь, и ведет себя так, как будто все это просто должно было быть.
Я хочу выйти прямо из дома Фрайдей, спуститься по ступенькам ее крыльца, сесть в машину и уехать, но не могу. Ключи от машины в сумочке, которая стоит за обеденным столом Фрайдей. Если бы у меня была малейшая идея, как завести машину без ключа, и я не беспокоилась о возмещении ущерба арендной компании, то взломала бы проклятый «Порше» и просто оставила свои вещи здесь. К сожалению, угон автомобиля не был моим развлечением в подростковом возрасте.
Просто стою и слушаю, как понижается и повышается голос Каллана, когда тот разговаривает с Фрайдей на кухне. Он что-то говорит низким, знакомым рокочущим голосом, а она хохочет — он всегда знал, как добиться реакции от старушки. Внезапно вся эта ситуация становится просто невыносимой. Я не могу этого сделать. Одному богу известно, как это удается Каллану. Просто находиться с ним в одном городе, дышать одним воздухом, видеть один и тот же восход и один и тот же закат, переживать одни и те же воспоминания — это слишком тяжело. Я хочу вернуться в Калифорнию, в свой безопасный маленький пузырь. Не хочу сталкиваться с призраком моего отца и горько-сладкими воспоминаниями о человеке, которого когда-то так любила, что готова была умереть за него.
