– А я вас ищу–ищу, – говорит она. – А что вы тут делаете?
– Да вот, – продолжая смотреть мне в глаза, говорит Иван, – обсуждаем погоду.
– Угу, – вторю я. – Погода – просто отпад.
Дашка настораживается. Подходит к нам ближе.
– Ребят, всё хорошо?
– Даш, – не отрывая от меня взгляда, произносит Иван. – Покажи сиськи.
Голос его теперь другой совсем. В нём какая–то странная смесь угрозы и насмешки.
– Сейчас? – изумляется она.
– Ага, – поворачивается к ней Иван. – Сейчас.
Дашка удивлённо смотрит на меня, потом несколько смущённо на Ваню.
– Здесь?
– Ага, – снова повторяет он. – Здесь.
– Ладно, – чуть растерянно пожимает плечами она.
И затем убирает руки за спину и принимается развязывать верёвочки бикини.
Мне хочется сказать ей: "Даш, остановись! Где твоя гордость, в конце концов?!". Но, вздохнув, я лишь раздражённо затыкаю саму себя и, обогнув их, молча и быстро выхожу из патио.
От нахлынувших эмоций потряхивает. Подхожу к бассейну, останавливаюсь и, не зная, куда деть руки, обнимаю себя за плечи.
Слышу мужскую поступь сзади и оборачиваюсь.
Аллигатор.
Белоснежная рубашка расстёгнута, в глаза бросаются две, покрытые курчавостью тёмных волос, мощные грудные плиты и рельефный пресс с тёмной полоской, идущей к поясу серых льняных штанов.
Поднимаю взгляд на его мужественное, бородатое лицо. Тонкая полоска губ, ровный нос, хмурый и суровый взгляд.
– Почему ты одна?
– Хочется, – огрызаюсь я.
– Тебя кто–то обидел?
– Что ты! – насмешливо иронизирую я. – Мы находимся на частной территории для очень богатых людей. Кто тут может меня обидеть?
Аллигатор подходит ближе. Пристально всматривается в мои глаза. Выдерживаю и его взгляд. Заколебали они на меня так смотреть.
Он вынимает из кармана штанов бурую сигару с отрезанным кончиком, а затем зажигалку. Подносит огонёк к кончику, попыхивая, быстро раскуривает сигару, и зажав её зубами в голливудской улыбке, смотрит на меня. Тоже насмешливо.
– Не показала.
– И не покажу, – говорю я.
– Мне – покажешь.
Злит. Бесит уже просто.
– Окей, – цежу я. – Тогда покажу и тебе.
Поднимаю руку и собираюсь и ему продемонстрировать "фак", но в этот момент он отшвыривает в сторону сигару, резко хватает меня за руку, в одно мгновение притягивает к себе, а в следующее – впивается губами в мои. Пытаюсь вырваться, но он держит так крепко, что это попросту невозможно. Я только дёргаюсь слегка, как пойманная большой когтистой лапой мышь.
– Отцепись от меня... – сдавленно произношу я ему прямо в губы. – Отцепись...
Но он с лёгкостью проникает языком между моими губами именно в тот момент, когда я повторяю своё требование. А после, удерживая ладонью моё лицо, откровенно целует меня.
Обессиливаю в его объятиях. Отдаюсь этому поцелую во многом просто потому, что просто не в силах сопротивляться.
– Послушай, сучка, – чуть отстранившись от меня, властно и жёстко произносит он. – Ещё раз позволишь себе подобную выходку, я тебя выебу. И выебу жёстко.
Он чуть отталкивает меня от себя.
– Ты поняла меня, нет? – тон холоден, а глаза едва не сверкают.
Вздёрнув подбородок, жгу его взглядом. На губах терпкий и горьковатый привкус крепкого табака.
Отхожу на шаг, встав на самый край бассейна. За спиной – толща голубой воды.
– Ешё раз , – еле сдерживаясь, чтобы не нахамить ему, цежу я, – так потребуешь от меня подобного, я тебе пощёчину влеплю. Понял меня?
Он ухмыляется.
– Ты в такой манере будешь с кем–нибудь другим говорить.
– Я скорее кому–нибудь другому сиськи покажу, – отвечаю я.
Ухмылка не пропадает с его лица. Он медленно качает головой.
– Нет. Ты будешь показывать сиськи только мне.
– Ага, – говорю я. – Щщаз.
– Бля, – хрипло рычит он. – Ты меня сейчас выведешь нах.
– Гопник проснулся? – насмешливо спрашиваю я. – Или лексикон закончился?
Его взгляд был бы страшен, если бы в нём не было такой явной насмешки.
– Херли ты пытаешься воевать со мной? – жёстко спрашивает он.
– Херли ты общаешься со мной, как с шалавой? – отвечаю я.
Мне уже не страшно. Пусть делает, что хочет. Меня достало это всё. Отчаяние какое–то безбашенное, и больше ничего. Убьёт? Ну, значит, убьёт.
– Потому что ты хамишь мне, – цедит он. – И я тебе очень не рекомендую продолжать.
– А по–моему, – отвечаю я, – это ты мне хамишь.
Он надувает щёки и резко выдыхает.
– Тебя так задело то, что я вновь хочу увидеть твою грудь?
– Нет, – качаю головой я. – То, что ты, общаясь со мной, не способен думать ни о чём, кроме секса, это я уже поняла. И, веришь–нет, уже не задевает. Меня не устраивает форма общения.
Качнув головой, он несколько секунд смотрит в сторону. Потом снова мне в глаза.
– Сударыня, – нарочито иронически произносит он, – могу ли я полюбопытствовать, столь же прекрасны ваши перси, как я то себе нафантазировал, пока в лесу российском пытался обуять свой инстинкт размножения?
– Столь же, – отвечаю я.
Он ухмыляется.
– Ну и характер... Просто пиздец какой–то...
– Какой есть, – говорю я.
Пытаюсь обойти его. Он ловит меня за руку и разворачивает к себе.
– Куда?
– Переодеться. В купальник.
Отпускает руку. Угрюмо смотрит перед собой.
– Хочу тебе сказать одну вещь, – прежде чем уйти в дом, произношу я. – Да, я слабая, по сравнению с тобой. Но опять же – лишь телом. И имей в виду, что если твой подчинённый снова решит выполнить какое–то подобное твоё поручение, он получит то, что хочет. А ты – нет.
Аллигатор стремительно срывается с места и хватает за талию. В одно мгновение взмываю в воздух. Падаю на широкое плечо животом. Пытаюсь сопротивляться, но бёдра мои прижаты сильной рукой, будто прессом.
Аллигатор разворачивается, и, направившись к дому, принимается звонко и чувствительно шлёпать меня по заднице. Она то и дело будто вспыхивает из–за ударов его огромной ладони. Два шага – шлепок. Два шага – шлепок. Два шага – шепок.
– Отцепись от меня, нахрен! – ору я. – Отвали от меня, я сказала!
Два шага – шлепок. Два шага – шлепок.
Задница у меня уже просто пылает.
– Отвали, урод! Отвали! – срывая горло, ору я.
Сжатыми кулаками бешено долблю по его пояснице, пытаясь вложить в эти удары всю силу, какую только могу.
– Отцепись от меня, ты слышишь, нет?!
Ему похрен. Идёт и идёт. Молча.
Проходит через патио и заносит меня в дом.
Глава 19.
Зайдя, он бросает меня на кровать.
Упав на спину, упруго подлетаю вверх, а потом остаюсь лежать на постели.
– Будем лечить твои нервы сексом, – произносит он, сурово глядя на меня.
В пару секунд снимает рубашку, обнажая мощный рельефный торс с огромными ручищами, и отшвыривает её в сторону.
Приподнявшись на кровати, пытаюсь понять, есть ли в доме кто–либо, кроме нас.
Потом смотрю на него. Красивый, гад. Красивый и очень. Но это не значит, что...
Качаю головой.
– Нет, – говорю я. – Секса не будет.
Он замирает. Смотрит на меня так, будто я произнесла какую–то ересь. Усмехается, демонстрируя это.
– Не будет, – повторяю я. – Максимум – изнасилование.
Тряхнув головой, он садится на край кровати.
– Послушай, Оксана. Я понимаю, что у тебя сложный характер. Правда, понимаю. Понимаю также, что ты придумала себе, будто я – какой–то неадекват. Но я привёз тебя сюда не для того, чтобы воевать.
Приподнимаюсь и сажусь на постели по–турецки.
– У меня нормальный характер, – говорю я. – Просто ты не считаешь меня человеком.
– Чушь, – прищурившись, говорит он.
– Нет, – качаю головой я. – Я для тебя – вещь. Ты привык к тому, что девушки делают всё, что ты говоришь. Что приказываешь им. Что твоя власть – безгранична. Что ты можешь позволить себе любую выходку и это будет воспринято нормально. В порядке вещей. Но я – не из этих девушек.
