который ранее я никогда не слышала. Это дикая смесь удовлетворительного стона и хищного мужского рычания.
Босс в который раз подкидывает меня вверх, резко приподнимая собственные бедра над лавкой. То что я чувствую, заставляет крепче ухватиться за широкие плечи и вдавить собственное тело в мужчину.
Я цепляюсь за него как за соломинку, как за спасительный круг. В объятиях Титова плыву будто на волнах счастья по морю пленительного удовольствия.
Впервые в жизни хочу, чтобы вечер не заканчивался. Я хочу, чтобы эта ночь длилась вечно. Я жажду целоваться с этим мужчиной как можно дольше.
В голове, наконец-то, нет ни одной лишней мысли или сомнения. Так должно было случиться. Мы обязаны были пересечься. Теперь я понимаю, что мне суждено было попасть под раздачу в той луже, суждено было «упасть на землю», чтобы сейчас взлетать к небесам.
Когда в сумке начинает громко звонить телефон, я не сдерживаю разочарованного стона. Да что же это такое? Стоит только подумать о полете и тут же реальная жизнь возвращает меня на грешный асфальт.
Черт возьми!
— Извини! Это папа. Я должна ответить, — оставляю лёгкий поцелуй на щеке Дениса и, смущаясь, сползаю с его коленей.
— Да, пап. Что-то срочное?
— Котенок, ты ещё долго гулять будешь? — обеспокоенный голос отца заставляет напрячься. Надеюсь, он не решил поиграть в строгого родителя.
— Не знаю. А что?
Денис переплетает наши пальцы и целует мою руку. Я зыркаю на него с предупреждением: я же с папой разговариваю, не шали. Но при этом улыбка на моем лице растягивается от уха до уха.
В пол уха слушаю, что говорит папа.
— Надо чтобы ты приехала и присмотрела за Валей. Я с Ингой еду на скорой в больницу. Ей стало очень плохо.
Моя улыбка мгновенно меркнет.
— Вале пятнадцать. Она прекрасно может побыть сама.
— Влада, пожалуйста, папин голос ломается, — Инга упала на пол, потеряв сознание, прямо перед девочкой.
Услышав, свидетелем чего стала сводная сестра, я теряю равновесие на ровном месте. Денис подхватывает меня под локоть и усаживает обратно к себе на колени.
Мои глаза моментально наполняются слезами. Сердце в панике. Дышать тяжело. Перед глазами тут же вырисовывается образ родной, любимой мамы.
Я помню как после ее очередного курса химиотерапии мы весело болтали о чем-то у нас дома. Я рассказывала ей об учебе в школе, делилась последними новостями. Мама улыбалась и выглядела очень счастливой. Она встала с кровати, чтобы пойти на кухню. Сделав два шага, она резко упала на пол прямо передо мной.
Папа в тот момент был на работе. Я не знала, что надо делать. Я тормошила маму, будила, но она все не просыпалась. Я плакала и просила ее так не шутить. Кричала во все горло и звала на помощь соседей.
Увы, тот день стал точкой отсчёта. Грустной точкой, после которой мама сдалась. Перестала бороться, отказывалась от дальнейшего лечения и с ужасными болями ждала своего конца.
— Я скоро буду, — хрипло отвечаю я. — Максимум минут через двадцать.
— Спасибо, котенок.
Папа кладет трубку, а я ещё какое-то время смотрю в пустоту, держа мобильный возле уха.
— Влада, все в порядке?
Денис гладит меня по трясущимся плечам. Я несколько раз моргаю прежде, чем поднять подбородок в его сторону.
— Мне надо срочно вернуться домой. Мачеха упала в обморок, её увезли на скорой. Отец поехал с ней. В квартире осталась сводная сестра. Я должна быть с ней.
— Поехали, — Денис берет меня за руку и без возражений ведёт к машине. Мы садимся на задний ряд и, как обычно, водитель везёт нас к моему дому.
По щекам текут слезы.
Мы с Ингой не ладили — это правда. Но я никогда не желала ей зла или, тем более, каких-то серьезных проблем со здоровьем.
В голове крутится лишь одна мысль: пусть с ней все будет в порядке.
Денис обнимает меня, успокаивающе гладит по спине. Я благодарна ему за то, что он сейчас рядом. За то что провожает до самого этажа. За то что обнимает крепко-накрепко и говорит, что все будет хорошо.
Не знаю, как бы я возвращалась в таком состоянии сама.
— Если надо, то оставайся завтра с сестрой. За работу не переживай. Хорошо? — Я беззвучно киваю в ответ.
На прощание целую Дениса в щеку, оставляя влажный соленый след на его лице.
— Спасибо, — говорю я тихо, перед тем как скрыться за железной дверью квартиры номер сто пятьдесят три.
Валю нахожу в своей комнате, лежащей на кровати. Она горько плачет, прижимая к груди моего плюшевого медведя. Серого Потапа на один из дней рождений подарила мне мама, она сшила его своими руками. При других обстоятельствах я бы вырвала любимую игрушку у сестры из рук и выгнала бы ее в три шеи из комнаты.
Но сегодня все иначе. Этой ночью все не так.
Я бросаю сумку на стул. С ногами забираюсь на постель и ложусь рядом с Валей. Глажу её по волосам и говорю, что она больше не сама.
— Я так испугалась, — шмыгая носом, произносит еле слышно дрожащая девочка. Она смотрит в одну точку и почти не моргает. — Хорошо, что папа Максим был дома.
Сознание невольно морщится от произнесенного обращения к моему отцу. «Никакой он тебе не папа!» — кричу я в душе. А наяву молча проглатываю детскую ревность и продолжаю успокаивать испугавшегося подростка.
— С твоей мамой все будет хорошо, — уверенным голосом произношу я.
Я знаю, что нельзя обнадеживать, нельзя лгать. Особенно когда на самом деле не знаешь как все будет потом. Причины обморока Инги пока не ясны. Это может быть все что угодно: от упавшего резко давления, подскочившего сахара до какой-то смертельной болезни.
Но что еще можно сказать плачущей пятнадцатилетней
