мое лицо, не переставая шептать, как он меня любит, только меня, а затем делает резкое движение бедрами глушит губами мой вскрик и замирает не двигаясь. Дает нам обоим привыкнуть, и начинает двигаться заново. Осторожно растягивая и проникая в мое тело.
– И я люблю, только тебя, только с тобой, – повторяю, как мантру, стараясь не обращать внимание на жжение и пощипыванием.
Тема кончает с глухим стоном, прижимается к моему виску своей щекой и часто дышит. Плачу от счастья ощущая его в себе и прикрываю глаза.
17 Глава
Номер оказывается роскошным. Двухкомнатным. С гостиной и спальней. А вот вместо большой ванной – душевая. Шикарная, с тропическим душем, но я всё равно испытываю разочарование. Переступив порог люкса для тех, кто дает денег в долг, и тех, кто отрабатывает, я сразу понимаю: Артём здесь уже был.
На столике стоит недопитый чёрный кофе, там же лежат стопки документов. После короткой экскурсии по номеру, где заглядываю даже в тумбочку под телевизором, находя там полный мини-бар, я сажусь на диван и вытягиваю ноги, положив их прямо на столик. Предварительно подхватив исписанные чёрными чернилами бумаги. Пробегаюсь глазами по строчкам и откладываю в сторону, эта часть жизни Артёма меня интересует мало. Больше волнует личное. Есть ли у него постоянная девушка, невеста, может быть, даже жена? Кольца на пальце я не заметила, но некоторые же их и не носят. И то, что он принял моё предложение касательно секса, тоже ни о чём не говорит. Некоторые мужчины не особо верны своим половинкам, как в принципе и женщины.
Его отец был женат дважды, и он любил своих жён, даже Риту. Мать Артёма умерла, когда тому было около десяти лет. Тяжелая болезнь, из-за которой молодая женщина быстро сгорела. Я видела фотографии, Артём очень похож на неё. На всех общих снимках семья Николаевых выглядит счастливой, и мне хочется верить, что именно такими они и были. Мы с Ритой вошли в их жизнь спустя пять лет после трагедии. Дядя Серёжа уже почти оправился от потери первой жены, хотя до самой смерти часто её вспоминал. В жизни каждого мужчины есть особенная женщина, единственная, любимая. Та, с которой он будет сравнивать всех последующих, кто всегда будет жить в его сердце, даже когда её не будет рядом. Мама Артёма была именно такой женщиной в жизни его отца. Рита так и не смогла этого принять. Её больное самомнение оскорбляло, что можно любить кого-то, кроме неё.
Дверь тихо отворяется, в комнату заходит Артём, щёлкает выключателем, зажигая верхний свет на полную мощность, так что на миг слепит глаза. Я сидела в полумраке, довольствуясь лампочкой на тумбочке. И вообще, надеялась, что так и будет, интимная обстановка нашим “гарантиям” не помешала бы.
Подобрав под себя ноги, я с каким-то голодным интересом наблюдаю, как Артём двигается, что он делает. Очень странно смотреть на него и видеть взрослого незнакомого мужчину с когда-то любимыми чертами. Он определенно возмужал, заматерел.
Артём молча подходит к мини-бару и открывает небольшую бутылочку с янтарной жидкостью. Плеснув в стеклянный бокал, выпивает одним глотком то, что налил, и добавляет ещё. Он же не собирается напиться?
– Трудный день? – решаю первой нарушить молчание.
Мужчина медленно оборачивется, удивленно приподняв брови, как будто только что вспомнил о моём присутствии, делает ещё глоток. Бросает взгляд на бумаги, разложенные на столе, и хмурится.
– Как работа? – пытаюсь проявить участие, ведь я вежливая девушка.
– Тебя это не касается. Я тебя не для разговоров сюда позвал, – отвечает Артём, не забывая поднимать бокал.
Ладно, я могу и помолчать. Обиженно надуваю губы. Артём тем временем снимает с себя пиджак, небрежно бросает его на спинку кресла, в которое спустя секунду опускается сам. Откидывает голову и прикрывает глаза. Да, разговаривать он точно не намерен. Как бы не уснул. Я не мешаю человеку отдыхать и устремляю взгляд в панорамное окно.
Когда-то нам было комфортно вот в таком молчании. Я могла часами проводить время в комнате Артёма, наблюдая за ним. Он никогда меня не выгонял, но и на контакт особо не шёл. Мы были чужими людьми, вдруг ставшими семьёй. Между нами никогда не было вражды, свойственной сводным братьям и сестрам, но и дружбы не было. Скорее присутствовал некий нейтралитет, который мы оба безоговорочно соблюдали, пока нам это было нужно.
– Ты давно видела Риту? – вдруг говорит Артём, не открывая глаз.
Его руки покоятся на подлокотниках, пальцы отбивают ритм на бокале, чем жутко меня нервируют… Я поёживаюсь. Именно сейчас о матери говорить совершенно не хочется.
– Давно.
– Насколько давно?
– Я не знаю… очень давно. А что?
– Пытаюсь понять, чем же ты мне можешь быть полезна, Эля. С матерью ты не общаешься. Никаких интересных мне связей у тебя нет. Что у тебя есть, кроме твоего тела и стандартного личика? – глухо отзывается Артём, не меняя своего положения в кресле.
После его слов начинаю нервно кусать губы. Что мне ему сказать? Рассказать, что у меня есть дочь? Кроме неё, у меня нет ничего. Но я не готова к таким разговорам, поэтом молчу, судорожно дыша.
– Так я и думал.
– Артём…
– Поимею я тебя пару раз. А потом что? Захочу продолжения или нет, спорный вопрос. Платить за секс я не привык.
– Ты пообещал! Тогда, в кабинете! – Вскакиваю на ноги.
– Я пока и не передумал отказываться от своих слов. Просто мысли вслух, – ухмыляется Николаев, наконец открывая глаза. – Иногда люди думают. И тебе не помешало бы этим заняться, хоть иногда, – в его голосе вдруг слышится сталь, от которой я тушуюсь и робею.
– Я думаю и довольно часто, – по-детски огрызаюсь в ответ.
– И чем, позволь спросить, ты думала, когда выходила сегодня из дома без телефона? – рявкает Артём.
Опускаю глаза в пол, сжимая кулаки. Не говорить же ему, что думала о нём. Копалась в прошлом, вспоминала… Один телефон остался дома после разговора с дочерью, я же
