назад на два шага. Обстановка вокруг превратилась для меня в напряженную. Я вдруг на мгновение поменяла свое мнение о заботе: все-таки она бывает нездоровой и пугающей. Увы, но это осознание внедрил в меня за несколько секунд брат одним своим взглядом, который в разы сильнее меня. Я уже готова сопротивляться, что бы Джексон не выкинул в бесконтрольном состоянии.
Он делает шаг ко мне и уголки его губ слегка приподнимаются. Это улыбка далеко не подбадривающая и успокаивающая, она игривая, предупреждающая, что сейчас произойдет что-то жутковатое. Сейчас я чувствую рядом с Джексоном то, чего никогда не ожидала — от него веет опасностью, хотя обычно всегда находилась с ним в безопасности.
— Алиса, ты боишься меня? — вкрадчиво спрашивает он.
Я хмурюсь, стараюсь подавить страх, словно он его учует.
— Что за бес в тебя вселился?
— Я не хочу, чтобы ты возвращалась туда, — твердо заявляет он. В голосе присутствует приказной тон.
Во мне вспыхивают негодование и возмущение.
— А я не хочу оставаться здесь.
Я делаю уверенные шаги к двери, но Джексон хватает меня за плечи и грубо швыряет назад. Я спотыкаюсь и падаю на кровать. Из прически выбиваются пряди и падают мне на лицо, которые я быстро смахиваю и со злостью смотрю на брата.
— Джексон, ты спятил!? — повышаю я голос. Сейчас во мне уже не такое количество страха, поскольку его вытесняет возмущение.
Какого черта происходит? Почему Джексон разговаривает со мной в таком тоне, смеет приказывать и мешает делать то, что я хочу. Он ведет себя так, будто я его личная вещь, с которой можно обращаться так, как заблагорассудится. Немыслимо.
Я пыталась встать и держаться на своем, то есть выбежать из комнаты и затаить на Джексона обиду, но он не позволил. Снова толкнул на кровать и изменил мое положение в худшую сторону. Джексон навалился на меня.
— Джексон!
Из моего голоса просачивается ужас, который никто не услышит.
Наши дни.
Я слегка бью себя по голове кулаками, чтобы отогнать страшные, тяготеющие мое сердце и разум воспоминания. Я не хочу продолжения, не хочу, чтобы эта часть снова навалилась на меня, и я почувствовала все, что произошло в прошлом. Каждый раз, стоит в очередной раз провалиться в этот момент, он будто происходит со мной заново наяву. Я чувствую все так же, как это было год назад. Моя психика играет со мной в злую шутку.
Мои глаза наполнились слезами, и я сползла вниз по двери, уронив небольшую коробку.
Два глухих стука в дверь костяшками пальцев.
— Алиса, открой. Давай поговорим.
Я напряглась, чтобы не позволить себе заплакать и вылезти истерике прямо из измученной души. Закрыла уши руками и как следует надавила на них. Не хочу слышать его! Не хочу видеть! Мне хочется кричать об этом, но для всех вокруг мой крик будет звучать шепотом, а мои слезы ничто иначе, как хорошая возможность привлечь внимание.
— Алиса, прошу открой мне. Я не причиню тебе вреда. Мы просто поговорим о случившемся. Алиса…я не хочу, чтобы между нами была эта пропасть.
Я не могу заглушить его навязчивый голос, который посылает мурашки по моему телу от страха. Он больше ничего не может вызывать во мне, никаких других эмоций. Нервы оголены.
— Алиса, я не хотел так поступать с тобой.
— Но поступил! — выкрикнула я не своим голосом не сдержавшись. — Пошел вон! Я хочу только одного, чтобы ты исчез навсегда!
Меня бросило в дрожь от нервного срыва, а когда я услышала отдаляющиеся шаги за дверью, поняла, что он послушался и оставил меня. Тогда я начала медленно успокаиваться.
Продолжала сидеть на полу еще около получаса и смотрела в одну точку. Мне хотелось оплакивать свою участь, но я убедила себя в том, что это слабость и входит в привычку.
Каждый человек пишет свою судьбу сам? Не тут то было. Если бы я писала ее сама, то не жила бы в настолько отвратительном обществе и не столкнулась с несправедливостью, непониманием родителей и неожиданным проявлением жестокости со стороны человека, которого я называла своим братом и доверяла ему все самое сокровенное. Доверяла ему себя, а он злоупотребил и воспользовался моей открытостью перед ним. Он надругался надо мной.
— Господи…я так хочу в тебя верить, но в моей жизни так много черного и зловещего.
Возникло отвратительное чувство, будто от меня отвернулись все. Чувство опустошенности и безысходности добили меня. Я больше не нашла сил сдерживать слезы и позволила им стекать по щекам. Получив свободу, соленые капли вытекали из глаз крупными каплями. От их обилия я начала задыхаться.
Мне так плохо. Это уже невыносимо.
Я больше не могла удерживать себя и побежала к океану среди ночи, чтобы исповедаться воде, ведь больше никому не могла излить свою душу и облегчить ее страдания хотя бы на мгновение.
Вокруг тишина и лишь нежный, ласкающий звук волн, бьющиеся о берег нарушают ее. Мне нравится это пение океана, оно меня отвлекает от самых худших, убивающих меня мыслей. Сама я молчала. Мой внутренний голос разговаривал с океаном. Все подведено к одной фразе: «Мне плохо». Хочется лезть в виселицу, но точно не утопиться. Правда я скорее захочу утонуть в океане, будучи не умеющая плавать, чем в затягиваемых меня в воронку мыслях и страданиях души. Океан заберет жизнь сразу, без боли, в отличие от того явления, в котором я тону сейчас.
А вдруг я зря живу и мучаюсь? Я смогла позволить внутреннему голосу вымолвить этот вопрос, говорящий о моей дикой слабости. Заглядывая в будущее я понимаю, что даже не знаю, как прожить завтрашний день без проблем и внутренних страданий. Каждое слово моих родителей толкает меня к пропасти. Взгляд Джексона заставляет меня скорчиться от беспомощности и страха. Разве среди этого есть проблеск счастливого будущего? Я определённо живу зря и вряд ли что-то можно изменить, даже если сильно захотеть.
Я хотела встать с песка и шагнуть в океан, но знакомый голос остановил меня. Это тот голос, который вызывает мурашки на теле, но уже из-за другого явления человеческих эмоций.
— Почему ты одна?
Он сел рядом со мной, совсем близко, что я могла слышать его тяжелое дыхание после бега.
— Комфортно.
— Я нарушил твой комфорт? — Он улыбается, я слышу по его голосу.
— Ты — нет, — ответила я честно.
— Ты чем-то расстроена?
Я продолжала смотреть на океан, позволяла ветру ласкать мое лицо, но желание посмотреть на Уильяма было выше прекрасного пейзажа перед собой. К тому
