жеребец, который мчится по открытому полю без надежды быть пойманным. Я просто должен молиться изо всех сил, чтобы она почувствовала хоть каплю этой неразбавленной одержимости. Я просто должен надеяться, что она даст мне еще один шанс оправдать ее ожидания. Я не подведу ее снова. Я отказываюсь. Но могу ли я заставить ее поверить в это?
Шарлотта
Я вхожу в парадную дверь своей квартиры, мои ноги весят по две тонны каждая. Как только я закрываю ее за собой, прислоняюсь к ней спиной и сползаю на пол, тупо глядя перед собой.
Всю дорогу домой я была как призрак. Прозрачное, медленно движущееся образование, просто преследующее систему общественного транспорта Чикаго.
Каждые несколько секунд мне приходится протягивать руку и дотрагиваться до горла, чтобы убедиться, что дыра, которую я там чувствую, ненастоящая. Как и та, что у меня в груди. Я чувствую только пулевые ранения, их не видно. Эта боль. Я не могу с этим справиться. Люди на самом деле не могут выжить, когда в их венах столько боли, не так ли?
Я роняю голову на поднятые колени, из моего рта вырывается пронзительное рыдание.
О Боже, я скучаю по нему. Я уже скучаю по нему, даже после всего. Как мне держаться подальше? Как мне удержаться от того, чтобы не сдаться и не появиться у него на крыльце, умоляя помочь мне почувствовать себя лучше? Пожалуйста, пожалуйста, вылечи меня.
С трудом сглотнув, я качаю головой. Нет, я не буду этого делать. Не буду.
Я с головой уйду в работу. Я найду третью работу. Я так сосредоточусь на экономии денег и вкладе в домашнее хозяйство, что у меня не будет времени переживать этот ужас…
— Шарлотта?
Я вскакиваю на ноги, когда моя мама заходит в комнату, и следующий всхлип застревает у меня в горле.
— Мама. Я не знала, что ты дома.
Моя мать, Присцилла, подходит ко мне с озабоченным видом.
— Запись на стрижку и окрашивание перенесли. — Она мгновение колеблется, изучая меня, затем подходит, берет меня за локоть и ведет к дивану. — Расскажи, что случилось.
Я ненавижу обременять свою мать проблемами. У нее своих проблем хватит на всю жизнь, и ей не нужно добавлять мои к списку.
— Ничего. На самом деле, все в порядке.
— Шар. — Она наклоняет голову, легкая ухмылка играет в уголках ее рта. — Ты где-то провела ночь. Теперь ты взрослая женщина и можешь делать все, что захочешь. Проблема не в этом. Я просто предполагаю, что… эта истерика имеет отношение к мужчине.
— Он не мужчина. Он Мессия. Разве ты не слышала? — С горечью говорю я, вытирая щеки. — Прости, я веду себя как дура. Мне просто больно… везде. Везде.
Присцилла издает сочувственный звук и начинает круговыми движениями растирать мою спину.
— О, милая. Я никогда не видела тебя такой. Пожалуйста, поговори со мной.
Я смотрю вниз на свою руку, которая сжимает центр моей груди, и опускаю ее на бок, прерывисто вздыхая.
— Ты права. Я встречалась кое с кем… — Если это то, как можно назвать притворство уборки в его доме, прежде чем провести остаток ночи на сексуальном и эмоциональном подъеме. — Он хирург. Ты помнишь его — он выступал на моем выпускном в колледже.
Моя мама слегка вздрагивает.
— Не…Дин Флетчер? Человек, который оперировал президента?
— Да. — Несмотря на то, что я злюсь на него, я не могу не испытывать гордости за него из-за этого. — Мы встретились за кулисами в тот день на выпускном, и он преследовал меня. Мягко говоря. После некоторых перипетий я, в конце концов, согласилась встретиться с ним и… — Я прерывисто выдыхаю. — Я влюбилась в него, мам.
Она поджимает губы, явно разрываясь между сочувствием и интересом.
— Значит, это он все испортил?
Я не могу не рассмеяться над этим.
— Если спросишь его, то нет. Но он ошибается. — Произнося эти слова, нервные окончания у меня за глазами начинают пульсировать. — Он богат. Семейные деньги плюс доход, который он получает как востребованный хирург. И он хотел потратить часть из них, чтобы отправить меня в медицинский колледж.
Моя мама медленно убирает руку с моей спины, уходя в себя.
— Я понимаю.
— Я отказалась брать их, — быстро говорю я. — Как и обещала. Я никогда не позволю мужчине управлять мной за деньги. Никогда не позволю себе быть обязанной мужчине. Я бы так не поступила, мама.
Ей требуется несколько мгновений, чтобы заговорить.
— Шарлотта, расскажи мне об этом человеке. Дине.
— Я же говорила. Он уважаемый хирург. Люди расступаются, как Красное море, когда он проходит мимо. Они говорят о нем, как о втором пришествии, и на самом деле, он… он такой блестящий. И вдумчивый, и страстный. — При этих словах мое лицо вспыхивает, но я заставляю себя продолжать, потому что разговор о нем немного уменьшает агонию. Это отсрочка от необходимости забыть его. — Он заботливый и… щедрый. Во многих отношениях. — Я думаю о том, что он рассказал мне о трансплантации легких, когда мы были в бассейне на крыше. — Он скрывает свой стресс, но открывается мне, когда мы одни. Он решительный, амбициозный и сострадательный, — заканчиваю я шепотом, вспоминая, как он обнимал меня, как нежно целовал, когда я рассказывала ему о своем отце. — На самом деле, он такой хороший человек. Он просто слишком привык получать то, что хочет, и…
— Он упрямый. — Моя мать наклоняется так, чтобы оказаться в поле моего зрения, чтобы поймать мой взгляд. — Я знаю кого-то вроде него. Когда она формулирует план, он высечен в камне.
— Да, — вздыхаю я. — Но я бы не стала пытаться вмешиваться в чей-то чужой план.
— Нет, моя девочка так бы не поступила, — говорит мама, похлопывая меня по руке. На мгновение она кажется задумчивой. — Почему Дин хотел заплатить за колледж, Шар?
Я поднимаю плечо и опускаю его, внезапно почувствовав себя немного нервозной.
— Он думает, что я одаренная. Он прочитал некоторые статьи, которые я отправила в медицинские журналы, и… ну, у нас много разговоров о