– Если тебе не нравится долбаный секс, – Брайан словно глухарь пел свою песню, – пусть будет ЭКО. Мы и за это заплатим! У него умерла в Америке тетка. Дом в Беверли-Хиллз он продаст, и мы миллиардеры. Соглашайся!
Алла почувствовала себя так, словно силы оставили ее – все тело покрылось холодным потом, она не могла даже пошевелить рукой, как после долгой и изнурительной болезни.
– Ты хочешь сделать из меня суррогатную мать?!
– А что? Ты здоровая женщина, значит, можешь родить. Заняться пока тебе нечем. Заработаешь кучу денег! Я узнавал. У вас в стране и за долбаных десять тысяч фунтов по заказу рожают! Прикинь? А мы подпишем царский контракт!
Она больше не могла этого слушать. Брайану было плевать на ее мысли и чувства, он не видел в ней человека, как, вероятно, и в любой другой женщине, – только инкубатор для вожделенного зародыша. Медленно, опираясь на подлокотник, она поднялась из кресла и, брезгливо обойдя Брайана, который пытался преградить ей путь, побрела в комнату. Каждый шаг давался с трудом. Мысли мешались. Было ясно, что нужно бежать немедленно. Но куда ей идти?
Не дойдя до двери комнаты, Анна медленно обернулась. Брайан все еще стоял на коленях на прежнем месте, с опущенными по швам руками. В его глазах читались боль и крушение лучших надежд. На долю секунды Алла почувствовала жалость к этому заблудившемуся в себе существу, такому же несчастному, как она.
– Брайан, – хриплым голосом произнесла она, – оставь эту идею. Раз и навсегда.
– Какую?
– О ребенке, – Алла смотрела ему прямо в глаза, – у тебя нет права ломать чужую жизнь.
– Что ты несешь?!
– Ребенку нужна мать и нужен отец. Посмотри на себя! Если бы у тебя в детстве был отец, ты вырос бы другим человеком…
Алла сделала оставшихся два шага в комнату и заперла за собой дверь. Она решила: нужно немедленно выбираться из этого сумасшедшего мира. Искать Вадима и просить его, на коленях умолять вернуться назад. Она готова на что угодно: стать другим человеком, полюбить в себе женщину, родить ребенка, лишь бы закончился этот ад! Ее место рядом с мужем: она сама его выбрала, поставила на ноги и научила жить.
Раскрыв на полу чемодан, Алла сгребла с полки вещи и бросила в зев первый разноцветный ворох. Ей было все равно, что на дворе ночь, что самолет в Москву летает по неведомому ей расписанию. Это значения не имело – только уйти.
Брайан остервенело колотил в дверь, что-то орал. Алла различала лишь часть слов, но этого было достаточно, чтобы силы, благодаря внезапно накатившему страху, вернулись к ней.
Он называл себя паршивым дураком, матерился. Кричал, что Диего был прав – нужно было просто поиграть немного в любовь и переспать с ней. Тогда ребенок был бы у них в кармане, а от мамашки они бы легко избавились, выставив ее из страны. Он, мягкотелый баран, чертов гуманист, настоял на том, чтобы все было честно. И поплатился! Диего его убьет. Они зря выбросили на ветер время и деньги.
Женщины все одинаковы! Гнусные твари, сосущие кровь. Они считают, что мужчина им всюду должен. Но с какой это стати?! Ради чего зарабатывать для них деньги, развлекать, одаривать сексом и постоянно получать только новые «хочу» или «дай». Подлые стервы! Алчные существа! Вот и причина, по которой ни один уважающий себя мужчина не хочет быть с ними!
Алла побросала в чемодан свои вещи, переоделась и теперь, окаменев, сидела на краю кровати. Брайан нес околесицу, не имевшую отношения к ее жизни, но легче от этого не становилось. Она считала этого человека другом, возможным возлюбленным, а он лишь терпеливо ждал случая воспользоваться ее маткой. Хуже того, полагал, что всякая женщина – алчная тварь – готова предоставить свой чрев кому угодно за деньги, а потом отказаться от рожденного ею ребенка.
Сердце ее замерло, а потом бешено заколотилось, когда услышала, что Брайан разговаривает по телефону с Диего.
Через тридцать минут хлопнула входная дверь. Приглушенные голоса то ворчали, то ворковали, то ссорились, то мирились. Потом шаги приблизились к двери спальни, и Алла услышала голос латиноамериканца.
– Выходи! – потребовал он.
– Зачем?
– Какой смысл там сидеть? Вместе решим, что делать.
– Я все решила.
– И что? – в его голосе слышалась насмешка.
– Улетаю домой.
– Через окно? – он хмыкнул. – Выметайся через дверь, паршивая Букля. Мы тебя здесь не держим.
– Человека, – влез в диалог Брайан, его голос срывался от пафосного волнения, – можно судить только по долбаным душевным качествам! Ясно?
– Брай, помолчи, – цыкнул Диего, – ты перед кем распинаешься?!
Алла отперла замок на двери и, подхватив чемодан, вышла в гостиную. Оба гея стояли посреди комнаты, чуть поодаль друг от друга, сверля ее презрительным взглядом.
– Каждый достоин счастья, – произнес Диего тихо, глядя в глаза Аллы через прищур, – а ты нет.
Она торопливо надела сапоги и, сломя голову, выскочила за дверь. Понеслась вниз по лестнице, гремя по ступеням колесиками чемодана, словно в сером многоквартирном доме посреди чертова Лондона никогда и в помине не было лифта.
Всякое препятствие любви только усиливает ее.
Уильям Шекспир
Алла слишком долго держалась. Пока покупала в Хитроу билет до Москвы, пока ждала посадки, пока сидела в узком кресле, стиснутая с обеих сторон жесткими локтями мрачных британцев. На борту Бритиш Эйрвейз она все еще ощущала себя в невыносимой Англии: стюарды-роботы, безразличные, как резиновые куклы; пассажиры, ворчащие по поводу раннего рейса и нежелания покидать дивное Королевство ради дикой России.
А в Москве ее прорвало. Слезы лились рекой, застилая туманом глаза. Алла пыталась унять рыдания, но не могла: сидела в железном аэропортовом кресле и жалела себя. Глупо было ломать характер в угоду обстоятельствам. Почему она решила, что вот так, запросто, превратится в обычную клушу и тут же встретит настоящего мужчину? Будет с ним счастлива? Бред сумасшедшего.
Англичане давно похватали с ленты свои чемоданы и разъехались по делам – зарабатывать на «дикой России» бешеные деньги. Ее одинокий коричневый чемодан катился по кругу.
– Девушка, у вас потерялся багаж?
Она подняла глаза, услышав обеспокоенный голос.
– Н-н-нет, – стуча зубами, Алла кивнула на ленту, – во-о-он мой чемодан.
Молодой человек в форме подошел к багажному транспортеру и легко, словно пушинку, поднял поклажу. Подкатил чемодан к ее ногам.
– Этот?
– Да, – она кивнула, вытирая кулаками мокрые щеки, – спасибо!
– Не за что, – он улыбнулся, – только не плачьте.
– Не буду, – пообещала она, чувствуя, как слезы высыхают.
